В лесу, в уютной норке

Берег от леса отделяло небольшое поле, которое не так уж и безопасно было пересекать, поэтому Гарри предпочитал коротать дни и охотиться у небольшого болотца, где были лягушки, улитки, рачки, черепахи, жучки-плавунцы, а также большое количество разнообразной растительности, изобилие корешков, ягод, плодов, орешков и других вкусностей. Его домик находился неподалеку — несколько недель назад он облюбовал себе небольшое, но очень уютное дупло, и теперь мог охотиться, не отходя далеко от дома. Поэтому его мех стал лосниться и выглядел очень богато. Умывая детишек, мама всегда приговаривала, что у Гарри самый большой шанс завести потомство. Найл родился чуть позже и поэтому только-только отделился от мамы, но уже нашел себе берлогу, оставленную не так давно местным барсуком. Он отъел себе неплохие бочка, но передвигался очень проворно, хотя и выглядел крупнее своих сверстников. Болото просто кишило жизнью, поэтому сразу несколько самок-енотов приводили туда детишек, чтобы учить добывать пищу. Так они и познакомились. Наблюдая за тем, как Найл разоряет гнезда и с аппетитом уплетает птичьи яйца, Гарри сразу решил, что лучше объединиться с ним, чтобы было легче охотиться и защищать территорию, где водились и другие охотники до лесного лакомства. Найлер был не против и, в отличие от других енотов его помета, любил делиться, так что они быстро нашли общий язык. Особенно после того, как Найл нашел осиное гнездо, и они вдоволь полакомились личинками. Гарри вылез на солнышко и подставил спинку под теплые ласковые лучики. За лето надо успеть хорошенько прогреться, потому что зимой, говорят, совсем не сладко — исчезает еда и температура понижается, иногда болото замерзает: ни раков, ни улиток, ничего вкусного. Сам Гарри зимы никогда не видел — ему было пять месяцев — и о ней он мог слышать только от других зверей, живущих не первый год. Хорошо было сегодня с утра, и пахло приятно: и водой, и беличьим мускусом с соседних дупел, и орешками, и оленями, обитающими неподалеку, и аппетитными земляными червяками, и ягодами с соседнего куста, и всем-всем-всем, только в несколько раз сильнее, потому что в теплую погоду уж очень хорошо чувствуются все ароматы. Гарри повернул мордочку, чувствуя приближение Найла. Естественный запах зверька и еще дикой малины, желудей, яблок и червей. Еще немного пахло барсуком, потому что его дух еще не до конца выветрился из берлоги, где ночевал маленький енот. Найл проворно выбежал на солнце и тоже подставил ему свою спинку. Хвостик распушился, а мягкая шерстка заблестела. Принюхавшись, Найл довольно завалился на спину, и теперь грел животик. – Грег ночью ушел через поле на реку, – сообщил Найл, греясь на солнышке. У него была довольная и сытая мордочка — сразу видно, уже успел перекусить. – Теперь там будет жить. Из помета я один остался. – Я тоже, – ответил Гарри, лениво следя за стрекозой. Кушать хотелось не так уж и сильно, чтобы вставать и ловить насекомое. Заметив направление взгляда Гарри, Найл проворно перекатился на живот и уже через мгновение хрустел стрекозкой, не брезгуя и прозрачными крылышками. Гарри отряхнул с хвостика налипшие травинки. – Все ешь и ешь. То ли из-за природной предрасположенности, то ли потому что он жил в барсучьей норе (а барсуки слыли теми еще обжорами), но Найл ел вдвое больше обычного енота да еще с таким рвением и аппетитом, что рядом с ним тут же хотелось кушать. Незаметно для себя, Гарри уже похрустывал толстеньким жучком, выползшим на свет с той же целью — пригреться на солнышке. – К зиме надо готовиться, – заметил Хоран, умывая лицо чистенькими лапками. После коротких перекусов он всегда пребывал в хорошем расположении духа. Гарри посмотрел на полненькие бочка приятеля, на блестящий на солнышке мех и испытал странное желание провести по нему лапкой, приглаживая, как приглаживала шерстку его мама, когда ему было всего лишь несколько недель. У Найла был особенный запах. Не отторгающий, как у самцов других пометов, смутно приятный, возможно, потому что они были давно знакомы. Он подобрался поближе к Найлу и устроился рядышком, касаясь его кончиком хвоста. Найл извернулся так, что теперь прижимался к нему всем боком, нагретым под солнышком. С таким, как Найл, подумал Гарри, зимой наверняка тепло. При условии, что она, конечно, такая, как её описывают все, кому только доводиться поболтать. – Я тут подумал... Может, и нет никакой зимы, – неуверенно заметил Гарри. Найл лениво повернул мордочку в его сторону. – Ну, почему вдруг листья должны опасть, ягоды исчезнуть, а болото покрыться прозрачной корочкой? Несколько мгновений Найл сомневался. Он чувствовал запах ягод земляники и дикого винограда, оплетающего все своей лозой, старой груши, на которой уже созрели ароматные плоды, травы, кореньев, коры. Его чуткие ушки слышали, как копошатся под землей черви и личинки, как роятся осы в гнезде неподалеку, как скребется семейство белок в гнезде высоко на дереве. – Так давай у Лиама спросим, – предложил он, встав на задние лапки. Гарри бросил на него ленивый взгляд — по его телу уже разливалось запоздалое тепло, а теперь бок неприятно холодило, потому что Найл уже чутко потянулся на солнце. – Он в лесу третий год живет — все-все знает, – добавил енот. Когда Найл предлагал что-то, с таким энтузиазмом поднимаясь на задние лапки, отказать ему было очень сложно. Гарри отряхнулся от налипших к его меху былинок и земли и затрусил следом за ним — Найл побежал вперед, не трудясь узнать, следует за ним его приятель или нет. Найл бежал очень быстро, и ничто его не отвлекало: ни благоухание лесных цветов, ни жужжание пчелок, ни пение птиц — в такие моменты он не был настроен на питание, увлеченный радостью познания. Некоторые еноты его возраста жили с матерями до конца лета, робко выбираясь в лес под чутким присмотром опытных самок. Но Найл был ранним зверьком. Что, впрочем, не уменьшало его тяги ко всему новому. Миновав несколько сваленных в кучу деревьев — над ними потрудились короеды — а также неглубокий овраг, Найл и Гарри выбежали к небольшой опушке. Валуны здесь поросли мхом, трава была притоптана — периодически тут появлялось семейство кабанов — они легко отыскали тропинку, ведущую к одной из нор барсука. Найти нужную нору было не так-то просто, благо, сегодня Лиам не спал у себя в норе, а очень активно вычищал жилище от какого-то буроватого меха и мелкого сора. Когда маленькие еноты подошли ближе, Лиам рассерженно топтался у входа в свою нору. – Разбойник! – сердился он, глядя на старый полуразвалившийся пень, где притаилось проворное и гибкое животное. Зверек ничего ему не отвечал, пожалуй, несколько насмешливо глядя на барсука глазками-бусинками, пока не повернулся к нему спиной, демонстрируя свой богатый окрас. Он был таким тонким, что, казалось, может извернуться в любую сторону. Лиам только лапой махнул и, наконец, соизволил увидеть маленьких енотов, зашедших в гости. – Видали? – спросил он у Гарри и Найла, когда они примостились рядом с барсуком, отряхивающим лапки. Лиам выглядел усталым — видимо, с самого утра вычищал свои лабиринты. – Это ласка. Его зовут Луи. Гарри и Найл покосились в сторону пня. Ласка демонстративно отвернулся, впрочем, продолжая хитро поглядывать на барсука исподтишка, но абсолютно игнорируя молодых енотов, словно это было ниже его достоинства. Таковы маленькие охотники. – Почему ты кричал на него? – поинтересовался Найл, чутко принюхиваясь, чтобы запомнить, как пахнет ласка. Маленький зверь пах настоящим хищником, и енот вдруг живо представил, как остренькие зубки Луи смыкаются на горле какой-нибудь мыши-полевки и с хрустом переламывают. Впрочем, Лиаму его присутствие, похоже, ничем не грозило — он был довольно крупным барсуком, располневшим еще на материнском молоке. После зимовок, Лиам, конечно, испытывал дефицит жира, однако он поддерживал себя в форме, благодаря набегам на птичьи гнезда — неподалеку жили фазаны — да перебежкам куда-то за реку, где стройными рядами росли яблони, а в земле хранились аппетитные клубни батата. Это Найл и Гарри чувствовали по запаху. Также, влажная земля была полна земляными червячками. Их Лиам любил больше всего. – Луи без спроса влез ночью в нору, поживился припасами и сильно напачкал, – пожаловался барсук. – Я ведь не против соседей. В норе, которую я сделал, живет лиса. Очень чистоплотная, правда, немного вонючая. А вот от Луи одни неприятности! Луи, услышав свое имя, в два ловких прыжка оказался на соседнем бревне, немного трухлявом, но вполне удобном. Он уютно устроился и теперь смотрел на барсука и его приятелей во все глаза. Ласка немного проголодался, но не настолько сильно, чтобы пропускать что-то интересное. Лиам любил поворчать. – Вы с ним друзья, да? – спросил Гарри, наблюдая, как крошечный, проворный Луи и большой, сильный Лиам борются взглядами. – Конечно, – ответил Лиам. Ласка склонил голову на бок и подобрался еще поближе, будто бы без какой-то цели. Барсук с некоторым усилием оторвал близорукий взгляд от ласки. Неподалеку журчал ручей — граница его кормового ареала. Но для Луи такой границы не существовало, и он легко пересекал такие расстояния, чтобы наведываться в барсучью нору, где, как уверял Лиам, его никто не ждал. – А мы пришли к тебе, чтобы узнать про зиму, – важно сообщил Найл и немного повел носом — неподалеку пахло спелыми клубнями, но где точно понять было невозможно — все перебивал запах куницы, пробежавшей ранее. – Ты ведь уже три зимы прожил, да? – Разумеется, это та...а-а-а-а-а-а-а! – барсук не закончил — к нему на голову приземлился ласка, пользующийся тем, что на него никто не смотрел, и крепко вцепился зубами в загривок. Еноты чуть не бросились в разные стороны, когда их друг-барсук покатился по земле, отбиваясь от нападок ласки. Луи оказался очень агрессивным зверьком, но из того, что слышал Гарри, барсуков тоже нельзя было недооценивать. Они подняли целый столб пыли, пока катались по земле в яростной схватке. Наконец, разъяренный клубок прикатился обратно к норе. Барсук стряхнул с себя маленького охотника, который ловко приземлился на все четыре лапы. Ласка запрыгнул на возвышенность и с вызовом посмотрел на Лиама, который раздраженно зализывал рану на лапе. Вид у него был не самый веселый. – Это совсем не смешно, Луи, – сказал барсук, отряхиваясь от комочков грязи в разные стороны — еноты закрыли мордочки лапками. – Ты испачкал меня. И ты подаешь плохой пример маленьким енотам. – Я охочусь, – важно заявил ласка, игриво помахав хвостиком. У него был довольный и самоуверенный вид. – Я поймал Лиама. Лиам еще раз посмотрел на лапу, которую Луи не сильно прикусил. – Никого ты не поймал, – отмахнулся барсук. – Я собирался рассказать Гарри и Найлу о том, что происходит в лесу зимой. – Откуда ты знаешь, что происходит в лесу зимой? – наглым образом спросил Луи. – Ты зимой спишь, – Лиам хотел что-то сказать, но ласка уже воодушевился. – Я расскажу им. В три прыжка оказавшись рядом с енотами, ласка по свойски обнюхал каждого, дольше, чем нужно, принюхиваясь к Найлу, от которого еще пахло завтраком, и запрыгнул к зазевавшемуся барсуку на спину. Лиам настолько устал от него и к тому же по барсучьи плохо видел, что даже не попытался от избавиться от ласки. – Зимой лес меняется, – важно сообщил Луи, притаптывая мех на спине барсука. – Листья с деревьев полностью исчезают, земля становится твердой, вкусные звери прячутся в норы или погибают, – ласка мечтательно повел носом, живо представляя, как цепляется зубами в загривок аппетитного хомяка. – С неба падают холодные пушинки, как у одуванчиков, и застилают все. Такие, как Лиам, спят... – Что значит, такие как Лиам? – процедил барсук. – ...А такие, как я, охотятся, – гордо закончил ласка. – Моя шерстка становится светлой, и я могу бесстрашно гулять днями напролет. – Прошлой зимой забился в мою нору, перебудил меня и всю колонию, потому что испугался оленя, – ворчливо заметил Лиам. Ласка укусил барсука за ухо. – Такие, как вы, тоже могут собираться в колонии, – великодушно сообщил Луи, уже видевший ранее, как еноты собираются на зиму в одной норе — так выживать было намного легче. – И, если зима достаточно теплая, вы тоже выбираетесь на охоту. А Лиам спит всегда, даже если зимой не холодно, – не мог не добавить ласка, с удобством устраиваясь на широкой барсучьей спине. – Ты видел всего две зимы. И слезь сейчас же, ты мне мешаешь, – пробухтел барсук, близоруко щурясь на солнце, проникающее под кроны деревьев. Ласка заботливо цапнул его за бок. Когда Лиам пытался стряхнуть его с себя, он каким-то невероятнейшим образом оказывался в удобном положении. – Лиам, я съел всех мышей в твоей норе, мог бы поблагодарить меня, – заметил Луи. По его голосу было понятно, что съел он не только мышей, но и потенциальный корм Лиама. – Когда же я от тебя избавлюсь. Пройдоха, – притворно заворчал Лиам, видимо, смирившись с тем, что пока Луи не надоест, его не прогнать. Найл мельком заметил, что барсук и не очень хочет его прогонять. – Но в целом он прав, – кивнул он маленьким енотам. Гарри и Найл встрепенулись, услышав внезапное ухание неясыти. Наверное, она отпугивала хищников от своего гнезда. Барсук повертел тупоносой головой в разные стороны и даже ласка на мгновение замер. Нет, такому, как Луи, бояться нечего да и Лиам — относительно крупный зверь, но все равно нужно быть на стороже. Вдруг что? – Значит, нам, правда, нужно наедаться перед зимой? – спросил Гарри, покосившись на Найла, продолжающего вертеть носом в разные стороны, чтобы учуять, откуда может прибыть потенциальная неприятность. Ласка смотрел на него с насмешкой. В своем носе маленький зверек не сомневался. Да и зачем наедаться на зиму, он тоже не понимал. Было бы желание, а пропитание найти не сложно. Во всяком случае, в этом лесу. Поэтому Луи даже не слишком часто бегал за реку воровать цыплят. – Но лучше иметь теплое убежище, – сказал барсук, любовно покосившись на вырытую не так давно берлогу, где уже было достаточно глубоких и запутанных ходов. Ориентироваться в ней мог только он один. – Я живу в твоей старой норе, – похвастался Найл, обрадованный такой новостью. В старой берлоге барсука и сейчас было тепло и уютно, и по-своему Найлу повезло, что Лиам решил переменить место жительства и сделать себе жилище получше, а хитрые куницы не успели занять её. Туда не проникали ни ветры, ни влага, темнота не мешала. По утрам весело было выбегать на свет, копаться в свежей листве, возвращаться в берлогу обратно, чтобы подремать — все-таки еноты ночные животные. – Да. В ней зимой будет тепло, – согласился Лиам и все-таки спихнул с себя Луи, который уже начал запутывать его шерсть лапками. – Ты невозможен, разбойник! Перспектива заполучить колтуны Лиаму не улыбалась. Он и так еле-еле выдворил из норы паразитов, которые завелись в старом сене, из которого он соорудил себе постель. Не хватало еще рисковать своей роскошной шкурой, способной противостоять ветру. Ласка снова запрыгнул на трухлявое бревно и сел в выжидающую позу. – Пожалуй, не будем вам мешать, – сказал Гарри, поманив Найла лапкой, и в пару прыжков миновал бревно ласки. Луи ловким движением задней лапы испачкал его шерстку мхом и трухой — это, видимо, обозначало дружеское расположение. Гарри только отряхнулся. – С завтрака прошло довольно много времени. – Да, нам уже пора, – согласился Найл, кивнув барсуку, и ловко настиг Гарри. – Пока! – Счастливо! – дружелюбно крикнул барсук. – Удачной охоты, – изрек ласка и, бросив на барсука быстрый взгляд, скрылся в соседних кустах, чтобы и самому найти себе что-нибудь. Все в лесу решили прерваться на трапезу. Найл и Гарри наперегонки побежали в сторону болота, на ходу обсуждая то, что только что узнали. Денек стал совсем погожим, и веселые капустницы порхали прямо над ними, а вкуснейшие стрекозы бесстрашно жужжали прямо над их чуткими ушками. Были еще москиты, но на них не хотелось обращать внимание. Рядом снова пахнуло дикой яблоней, но её плоды были еще слишком кислыми для того, чтобы лезть на дерево и обедать ими, когда можно было найти что повкуснее. Ягодные кусты тоже не могли похвастать слишком вкусными и сочными плодами. Даже малина была еще твердой. Ягодки вызревали местами, где солнце достаточно одарило их своим светом и теплом. Поэтому еноты в это время года предпочитали немного другую пищу. – А им довольно весело, да? – спросил Найл, останавливаясь. Прямо под ними копошились червячки, и енот довольно углубился во влажную землю, доставая себе кушанье. – Похоже на то, – согласился Гарри, засовывая лакомство за обе щеки. У него заметно поднималось настроение. – Наверное, Лиам сердится, потому что Луи будит его все время. А Лиам тот еще соня. – Когда станет холодно, будешь жить у себя в дупле? – спросил Найл. Он нашел под корой множество личинок и принялся уплетать их, пока они не ускользнули у него из под носа. Разморенные теплом, личинки очень резво двигались, оказавшись на свободе. Умыкнув несколько особенно жирных особей, Гарри нашел грибочек и даже притопнул задней лапкой от радости. Он их обожал. – Наверное, – сказал он, испытывая потребность сполоснуть его, но бежать до болота было слишком долго, и Гарри ограничился тем, что просто отряхнул его от земли. – Там, правда, и сейчас прохладно, когда дует северный ветер. – Я могу пустить тебя в свою норку, – великодушно сообщил Найл. Гарри, чей рот был набит грибом, смог только удивленно вытращить глазки. Это было весьма и весьма милое предложение. После обеда Найл решил показать ему свое обиталище. Гарри еще ни разу не был в старой барсучьей берлоге, но, бывало, проходил мимо, не рискуя заходить внутрь. Ходы могли быть настолько запутаны, что выбраться назад стало бы настоящей проблемой. Благо, Найл уже довольно хорошо ориентировался и бесстрашно вел его по просторному ходу. В норке было не очень тесно — земля была аккуратно притоптана и не грозила обвалиться в любой момент. Здесь уже довольно приятно пахло Найлом, а не барсуком, а вот сами тоннели еще не успели пропитаться енотовым запахом как следует и немного отторгали по началу. Найл показал ему свое спальное место. По примеру барсука он нанес свежей соломы и свернул её так, чтобы она полностью просыхала, и в ней не заводились вредители. Маленький енот был очень чистоплотным. По примеру мамы он регулярно чистил норку — у Мауры это был не первый выводок, и она знала, как содержать дом в чистоте, чтобы блохи и другие паразиты не искусали детишек. – Вот здесь мы будем спать, – добродушно сообщил енот, приминая лапками солому. – Зимой тут будет очень тепло, если мы нанесем сюда щепок. Гарри внимательно осмотрел подземную нишу. Тут действительно было очень уютно, несмотря на то, что норка оказалась темнее, чем его гнездышко на дереве. Он видел в темноте также хорошо, как и при свете дня, тем более у него были чувствительные усики. Теплые бочка Найла, его лоснящаяся шерстка напомнили Гарри о чем-то хорошем и уютном, что енот очень любил. Гарри подошел ближе и устроился на сене, прижимаясь к Найлу, который как раз закончил приводить в порядок соломенное гнездышко и теперь позволил себе прилечь отдохнуть после обеда. В этой норе Гарри очень нравилось. От Найла веяло нежным, домашним теплом, как в его старом доме, где они жили всем выводком, вдали от забот и невзгод. Он зарылся носом в пушистую шерстку приятеля и закинул на него заднюю лапку. Найл перекатился на бок так, что их животики соприкасались. Гарри непроизвольно заерзал и будто бы даже почувствовал запах молока, еще больше настраивающий его на веселый лад. Несколько мгновений они боролись друг с другом задними лапами, катаясь по подземной нише, как еще совсем маленькие еноты. Ему хотелось играть. Проворность Найла будто сошла на нет. Гарри с легкостью застал его врасплох, покусывая за загривок. Сам не зная зачем, он стал вылизывать макушку Найла между ушками и чуть ниже — мех на шее был мягким и пушистым, напоминая о том, что Найлу всего несколько месяцев. Они снова покатились, и Гарри оказался как раз напротив мягкого животика Найла. Ему захотелось привести в порядок его шерстку, и он стал вылизывать его, не минуя чувствительно участка подмышками. Найл смешливо фыркнул, пытаясь столкнуть с себя игривого приятеля. Они оказались сплетены в объятии, очень близком, едва не царапая друг друга коготками, между которыми также были чувствительные вибриссы. Теперь тельце Гарри буквально горело. Особенно нижняя часть, орган между лапками, который будто увеличился в размерах и налился тяжестью. Ему не хотелось слезать с Найла, напротив, появилось желание оказаться еще ближе. Такого раньше никогда не было. Он пристроился сзади и крепко схватил Найла за шерстку. Естественный запах Найла показался очень приятным, Гарри не смог сдержать желание проникнуть к нему под хвостик. – Гарри... – забрыкался Найл под ним. – Я же не самка. Гарри ничего не ответил, пытаясь протиснуться внутрь. Он старался быть очень ласковым. Они путались чувствительными усиками, и Найл будто бы начал сдаваться. Найл царапнул коготками землю и выгнулся. Гарри ему очень нравился, но енот не понимал, почему приподнял свою заднюю часть для его удобства. Найл не считал себя самочкой и не знал, как нужно себя вести, но ему определенно нравилось происходящее, и то, горячее, что прижималось к нему сзади, нравилось ему тоже. Поэтому он разрешил. Запах его тельца становился только сильнее, сладко баюкая. Гарри кусал его за спинку и загривок. Лапки соскальзывали с упитанных бочков на живот, такое уютное тепло, такое наслаждение. Найл фырчал, и Гарри надеялся, что ему не больно, раз он перестал скидывать его с себя. Все чувства смешались для Гарри в одно: теплота, уютно-молочный запах Найла, тесное, но приятное местечко под хвостиком, куда он проник своей горячей выпуклостью. Гарри нравилось, и он продолжал двигаться, крепко держа мягкий, пушистый мех. Ему хотелось, чтобы это длилось все время. Найл игриво шевельнулся под ним, показывая Гарри, что ему на самом деле нравится происходящее, и енот довольно вжался в него, с облегчением зарываясь чувствительным носом в роскошный мех. Никогда он не чувствовал себя так хорошо. Если последующие месяцы будут проходить также, зима действительно не так страшна, как о ней говорили.