forever

      Драко знал, что это не навсегда.       Драко просыпался раньше Поттера и каждый раз тратил несколько минут на рассматривание его лица. Смуглая кожа, прямой нос, густые длинные ресницы и поблекший со временем шрам в виде молнии. Драко легонько проводил пальцем по носу, потом касался им ресничек, губ, обводил скулы. Гарри морщился, но не просыпался, и Драко начинал легонько целовать его. Сначала шею, потом ключицы, прикусывал нежную кожу под подбородком, пока Гарри не просыпался. Тогда Поттер подминал его под себя и, не обращая внимание на утреннее дыхание, целовал так, что ехала крыша. Драко запоминал, как выглядит Поттер утром, каждую его черточку, каждый брошенный на него самого тёплый взгляд, каждое нежное касание.       Потому что знал, что это не навсегда.       Драко с детства ненавидел ждать. Он терпеть не мог, когда ему приходилось дожидаться праздников, чтобы получить подарки. Он ненавидел ждать мать у примерочной в магазине. Он изнывал от скуки, когда отец говорил ему подождать в коридоре Министерства, пока он сам будет говорить с важными людьми. Но лишь повзрослев Драко понял, что действительно ненавидит ждать. Ненавидит сидеть в их общей квартире, и смотреть в окно, бездумно помешивая чай, когда Поттер опаздывает с работы. Ненавидел свои собственные мысли в эти моменты.       А вдруг с ним что-то случилось?       Вдруг он ранен?       Все ли с ним в порядке?       Когда он придёт?       Он же придёт?       Придёт?..       И когда Драко был уже на грани отчаяния, готовый сорваться в чем есть на улицу и искать своего непутевого Поттера, тот возвращается. И Драко хочется совсем не аристократично рухнуть на колени и обнимать его ноги, потому что он так боится однажды не дождаться его.       Но он лишь язвительно интересуется, не подарить ли Поттеру часы, пытаясь унять бешено стучащее сердце.       Потому что это не навсегда.       Он ненавидит ссориться. Каждая их перебранка высекает новые безобразные рубцы на его сердце, потому что каждая очередная ссора может стать последней. Поэтому он редко становится инициатором ссор. Чаще всего первым вскипает вспыльчивый Гарри. Драко же, от природы ненавидящий проигрывать, раздувает огонь, о чем потом сам же горько жалеет.       Но больше всего Драко ненавидит, когда Поттер уходит из дома после очередного скандала. Потому что каждый раз, когда это происходит, Драко думает, что это конец.       Самым ужасным был случай, когда Поттер не появлялся неделю. Целую неделю Драко изводил себя, метался по квартире как раненный зверь, слал ему жалких, умоляющих патронусов, кричал, ругался с собственным отражением. И когда Поттер все же вернулся, помятый, хмурый, небритый, но такой откровенно любимый, такой родной, Драко… нет, не разрыдался, не кинулся ему на шею, размазывая по лицу сопли и слезы. Драко ударил его так сильно, что вывихнул запястье, и ошалевшему от такого развития событий Поттеру пришлось аппарировать его в Мунго. Драко орал и матерился когда врач вправлял ему вывихнутое запястье, но больше всего он боялся, что сейчас выйдет из палаты и Поттер скажет ему паковать вещи.       Поттер обнял его так крепко, что перевязанная рука заныла. Но это было ничто по сравнению с тем облегчением, которое затопило Драко. Не сейчас. Не сейчас, но когда-нибудь.       Ведь это не навсегда.       Когда это случилось Драко был не готов. Он вообще вряд ли был бы готов к этому хоть когда-нибудь, но в тот момент он был абсолютно не готов. Потому что за некоторое время до этого, он начал думать, что может быть… что может быть, все-таки, навсегда. Маленький, зелёный росточек надежды был безжалостно растоптан крепким квиддичным буцем Джинни Уизли.       — Я думаю, мне пора остепениться, — сказал Поттер, неловко почёсывая голову.       До этого он сказал Драко, что хочет расстаться с ним. Сказал парочку клишированных фраз о том, что дело совершенно не в Драко, и что сам Драко достоин лучшего парня, чем он, и что такой парень обязательно найдётся, ведь у каждого где-то есть кто-то свой.       Драко не сказал, что считал своим Поттера.       Какая разница, раз Поттер совсем не считал своим его.

***

      Он сжигал каждую мордредову газету, каждый хренов «Пророк», который писал о свадьбе Героя и блистательной Холихедской Гарпии.       Он сжигал материнские письма.       Он пинал посылаемых отцом домовиков.       Но большую часть времени он просто лежал на их кровати, раньше казавшейся ему такой маленькой, а теперь вдруг ставшей огромной; вдыхал почти выветрившийся запах его кожи. Рвал свои волосы на голове, тысячи раз задаваясь одними и теми же вопросами.       Что я сделал не так?       Я был не досточно хорош?       Почему?       За что?       Но он знал ответ.       В глубине души, где-то там, он знал.       Это с самого начала было не навсегда.       Возможно, его время просто вышло.