| | |
В их родном городе семь источников, и ни одного света. В их родном городе, словно в той сказке про подземных королей — Озеро Забвения и Замки Сна, и Тайлеру кажется это все таким дрожащим и преходящим, что хочется захватывать дыхание и писать куда-то в пустоту, этим чужим людям, которые должны его когда-нибудь узнать, что-то о том, как все они ошибаются одинаково. Озеро Забвения в лесу, где они все кричат от страха посреди деревьев. Тайлер ходит туда по темноте, то есть постоянно. У Джоша Дана улыбка с белыми зубами, и Джош Дан заботливо готовит ему ромашковый чай и открывает чердак в дождливое — сверху капает на нос и щеки, словно так надо.— тебе не холодно — тебе не темно
Джош как те утки из стихотворения неизвестного автора, которое Тайлер нашел на обороте полароида, купленного на ярмарке.— как ты заставляешь себя спать — как ты заставляешь себя просыпаться
Джош бы посмеялся над тем, как он бежит сквозь мокрую траву в Замок Сна. Сказал бы что-то об атмосфере, и еще — простуде, зеленых соплях и красной глотке. Тайлер бы возразил, да, что глотка всегда красная. Это такая специфика, такой концепт — почти как с этим дымом из объектов страсти, как с этим порочным восприятием и создаваемыми стереотипами. Архетип Замка Сна в виде белого домика с деревянным забором. Автоматические ворота в гараж. Кофемолка на окне на кухне. Тайлер взбегает по лестницам вверх и стягивает куртку, потому что Джош увидит, и ему обязательно захочется сказать про антисанитарию и черномазые уши. Тайлеру захочется возразить, что уши всегда черномазые — подкопченые и немного совсем порочные. Как и все чувства восприятия. Это такой концепт. Тайлер смывает с рук этот поганый бирюзовый, и там снова белесая кожа — как у пещерного мальчика, который никогда не видел солнца. Его никто не знает.| | |
Тайлер Джозеф — просто очередное чудо из этой массовки. У Тайлера Джозефа бритая голова и небритый подбородок в этом подростковом перепушке-недощетине. Тайлер Джозеф весь такой бледный и неяркий, какой и должен быть в месте, где нет солнца. Тайлер Джозеф создает названия каждой локации и пытается с этим жить, и Тайлер Джозеф пытается цепляться за Джоша обеими парами — рук и ног. Тайлер Джозеф улыбается редко и только тогда, когда сбрасывает объект страсти в Озеро Забвения или предается сну в Замке Сна. Тайлеру думается, что так поступают люди, ищущие что-то внутри. Типа, в самом себе, но снаружи, как в изнанке, да. На Тайлера Джозефа не оборачиваются прохожие, и к нему уж точно не лезут все эти бродячие щенки в ошметках грязи. Тайлер Джозеф — такой себе сгусток дыма, он старается не растерять.| | |
Четвертый источник — это Бальная Зала. Тайлер приходит туда, чтобы танцевать, и в темноте это порождает отчетливое желание выплюнуть внутренности. Это как поражение дымом своего родного города. Бальная Зала окружена столбами сосен, и на них вырезаны столпы его существования:— ты хочешь жить — ты хочешь умирать
И еще что-то вроде: «Не заБудЬ СМеНиТЬ НоСКи, Когда пРидеШЬ доМой, ТидЖо» Тайлер танцует в болотной каше, трясет расхристанными конечностями, запарывая ко всем чертям единственные джинсы. В темноте нет этого чертова солнца, и его руки белесые — и еще один ноготь на большом пальце выкрашен лаком Джоша, и он сливается с кожей этих самых рук. Словно Тайлер призрак собственного существования. Свое несуществующее будущее и забытое прошлое. Все такое в бирюзовых разводах. Тайлер придет в Замок Сна Джоша, и будет петь ему песни о продаже желтых кудрявых волос, и Джош будет тихо улыбаться, прикусывая этот его острый язык, и белые руки Тайлера будут совсем ужасно смотреться на этой выкрашенной морилкой укулеле, но Джош будет писать эти его руки самой белой своей краской, и это будет смотреться красиво. Цинковые белила? Титановые? В Замке Сна Джоша всегда тихо и пахнет печеньем и молоком, и на столе всегда этот ромашковый чай, а рядом — ключи от чердака: на случай, если Тайлер внезапно узнает свое отражение. И еще: с неба всегда дождливое. Капает прямо на бритую голову и оголенный живот.— будешь чай — будешь мной
Тайлер приведет Джоша в Бальную Залу, потому что ему надо будет танцевать под этим нескончаемым темным дождем, и где-то в темноте у Джоша будут светиться ногти, глаза-щелочки и улыбка, и Тайлеру будет хотеться петь песни, которые никто не знает. Вокруг них будут эти бирюзово-серые столбы сосен и столпы жизни в желтоватой смоле, и над небом не будет совсем ничего, только эти мечты Джоша о чем-то, что там должно быть, как внутри этих его любимых X-files. Их безынтонационные разговоры о смертном и привычка недоговаривать по слову-два внутрибудто что-то особенное повисает в мыслях, и у каждого свое.
Тайлер танцует и думает о том, как он хочет показать этим северным людям другие цвета — не этот ужасный бирюзовый, что вокруг, и уж точно не тот горчично-желтый, каким выкрашены их взгляды. Красный краплак. Ультрамарин. И еще черный — потому что белого слишком много. Тайлер танцует и хочет глотать слезы, а не дождь, и Джош стоит в тишине и темноте, и руки-по-ткани-руки-по-коже-руки-на-ремне, и Тайлер тянет Джоша в свой танец за ремень — это конечно же не то, о чем вы бы могли подумать. Тайлер Джозеф танцует — и это дает этому городу ультрамарин и черный, и с волос Джоша, выбившихся из-под бини, желтый капает прямо на эти ультрамариновые кочки. Получается противный бирюзовый. Такой, какой знают все.| | |
Если Тайлер Джозеф — это воплощение зимы, то он режет ножиком руки Джошу по ночам. Садится и рисует рисунки под дождливым. Пахнет ромашковым чаем и еще — влажным лесом. По загорелой коже размывается кровь: акварельные разводы и темперная непрозрачность. Если Джошуа Дан — воплощение лета, то в нем слишком много солнечного для их родного города. Он садится и рисует рисунки в Замке Сна под яркой лампой. Пахнет молоком, печеньем и еще — выкуренной в утро сигаретой. По белесой рисовой бумаге расползаются линии — как макеты будущих татуировок Тайлера, на которые у того никогда не хватит денег.| | |
Пятый источник — и это важно — всегда закрыт от них. На той Смотровой Башне всегда сидит этот дедок лет ста девяноста, который помнит их еще малышами. Тайлер ходит к Смотровой Башне, чтобы понять. Такое бывает по ночам — и в конце улицы эта Смотровая Башня кажется такой далекой, и хочется выволочь на улицу фортепиано и сидеть весь вечер, играя что-то простое, но. Смотровая Башня, она близко, ближе, чем все, что Тайлер знал когда-либо. Это как собрать все вещи и поехать на школьном автобусе до Кливленда. Все куда проще, чем кажется многим, и тот старик каждый раз смотрит на него печальными глазами уставшего пса, и Тайлеру так хочется отпустить эту его душу что в глазах, наружу — показать ему что-то большее, чем вечный бирюзовый свет опознавательных огней Смотровой Башни. Атласные разводы на окунутой в черный чай рисовой бумаге. Белую масляную краску на коричневом холсте. И черный, потому что белого и так слишком много. В Смотровой Башне где-то лежит его записка себе взрослому. Там что-то вроде «я надеюсь, что ты меня не разочаруешь», и это так по-взрослому детско, что Тайлер действительно хочет найти ее. Джош в своем Замке Сна ставит чайник — и это значит, что у него есть восемь минут тридцать восемь секунд на обратную дорогу. Тайлер хочет петь, и это то, что он будет делать сейчас под эту мореную укулеле в Замке Сна Джоша, стоящем через дорогу от другого Замка Сна: того, в котором пахнет лекарствами, которые ему прописывают, и одиночеством. В их родном городе все эти северные люди видят один только бирюзовый, белый и горчично-желтый, и Тайлеру просто тошно, да.— не боишься двигать руками — не боишься менять чью-то жизнь
Ромашка — тоже горчично-желтый и белый, Джош заваривает ее в бирюзовом чайнике и пишет руки Тайлера на мореной укулеле, и выглядит это так, словно из пальцев Тайлера льется кровь, закрывая всю деку. Красный краплак, только чуть более реальный. Это, типа, как сидеть утром на заправке около трассы, и ждать попутчика. Тайлер не знает, что ему еще сделать, чтобы перестать выглядеть, как сумасшедшему. Ему нужна земля под ногами.| | |
Есть еще два места, как одно, и это одно — на двоих. Лодка и Весла, потому что каждые предметы что-то да значат. Тайлер приходит на Лодку рано по утрам, и над рекой висит туман. Солнца нет. И никогда не будет. Они — всего лишь эти два никто, и Джош всегда, как обычно, рядом, и эти его бирюзовые от холода губы на вкус сливаются с жвачкой из Таргета, которую он закупает целыми ящиками. У Джоша желтые волосы, белые ногти и красная бини, и все руки у него изрезаны чертовыми зимними царапинами, Тайлер целует каждую и ничего не говорит этим его безжизненным голосом. Весла качаются на ветру, и Джош снова говорит что-то о семи метрах в секунду, шторме и обязательно — болезни. Тайлеру хочется возразить, потому что это всегда шторм, потому что по-другому не бывает в этом их чертовом родном городе без солнца и цветов. И еще — что у Джоша есть ромашковый чай и Замок Сна, где они могут всегда укрыться вдвоем и греть друг друга от лихорадки. Расстегивать душу, показывая друг другу что-то помимо того, что вокруг. Солнце. Душу цвета красный краплак, ультрамариновое сердце и черный разум. Тайлер как Данко. Джош как путеводная звезда. Их никто такими не знает в этом их родном городе без солнца и цветов. В этой дурацкой сказке про Семь Подземных Королей с ее Озером Забвения, и Замками Сна, и этой Сторожевой Башней, и дедком с глазами пса, и Лодкой и Веслами. Их никто. Не знает.