Ворон

«Преступник сел на метлу и скрылся с места происшествия, успев поразить аврора Убивающим заклятием» «Убийца аппарировал. Конечная точка аппарации неизвестна» «Пожиратели оказали яростное сопротивление, и трое авроров погибли при попытке задержать их» «Задержать преступников не удалось. Их личности не установлены» Туго скрученный листок пергамента плавно опустился на заваленный документами стол. Коснувшись свитка волшебной палочкой, Бартемиус Крауч выпрямил его разглаживающим заклинанием и пробежал глазами написанное. К куче незакрытых дел, не принесших Министерству ничего, кроме позора и потерь, сегодня прибавилось еще одно, столь же безнадежное. Как всегда, преступники (а их и было-то всего двое!) скрылись, а Эммелина Вэнс оказалась единственным выжившим в этой бойне аврором. Драккл знает что… И этот старый осел Минчум до сих пор упорствует в своем так называемом гуманизме, упорно не желая замечать очевидное! Подумать только, он в очередной раз отклонил предложение Крауча разрешить аврорам применять к преступникам непростительные заклинания! Убивать слизеринских выродков с Темной Меткой на руке, по его мнению, жестоко, — а кто бы их трогал, если б они сами не мучили и не убивали ни в чем не повинных магглов и волшебников? Таких, как та несчастная магглорожденная вдова из Хогсмида и ее дети, самому старшему из которых еще одиннадцати не исполнилось. — Старшая дочь убитой — совершеннолетняя. Во время нападения отсутствовала, — пояснила Вэнс. — Потому и жива. Нечего сказать, миленький сюрприз ждет девицу, когда та прибежит домой со свидания. Смертный знак в небе и трупы родных… — Она на работе была. В близлежащей харчевне. И в том, что она жива, нашей заслуги нет, — Вэнс присела в кресло, стоящее напротив стола начальника департамента. — Я… мы не могли ничего сделать. Наша боевая магия — ничто по сравнению с теми смертоносными заклятиями, которые разбрасывали они. Крауч тяжело вздохнул и, отодвинув чашку с давно остывшим кофе, с помощью придуманного им самим заклинания собрал документы о «висяках» в аккуратную стопку, упорядочив хронологически. Кипа с трудом влезла в папку — еще немного, и придется увеличить вместимость папки незримым расширением. Если, конечно, Министр не одумается и не признает необходимость ужесточения методов борьбы с приспешниками Волдеморта. Так, чтобы эти ублюдки поняли — Министерству есть, что сказать в ответ на их отвратительные деяния. И получили то, чего заслуживают, и даже немного больше. — Знаю я, что у вас за боевая магия. Флиппендо и Ступефай против Авады, — с досадой проговорил Бартемиус. — К сожалению, наш Министр предпочитает заниматься школьниками, колдующими во время каникул, а не борьбой с приспешниками Сама-Знаешь-Кого. Слава Мерлину, тебя не зацепило… — Я хорошо летаю — им так и не удалось в меня попасть, — ответила Эммелина. — Я была загонщицей в сборной Гриффиндора. — Почти как мой сын — Барти тоже загонщик. В сборной Рейвенкло. Бартемиус редко говорил с коллегами по Министерству о чем-то личном, а Аластор Грюм и Руфус Скримджер, вместе с которыми он прошел огонь и воду и которых считал своими лучшими друзьями, и так знали о нем и его семье все. Или почти все. Но Эммелина Вэнс была не только очень способным начинающим аврором, но и просто нравилась ему как человек. В ней было все то, что так ценил Бартемиус — гриффиндорская отвага, боевой дух, ярость и воля к победе. За непродолжительное время их совместной работы Крауч успел разглядеть в этой высокой и поджарой девчонке из маггловской семьи стальной стержень. Пожиратели еще огребут от нее… — Не знаю, имеет ли смысл говорить с дочерью погибшей, — Бартемиус Крауч вернулся к делу. — Скорее всего, она ничего не видела и ничего не знает, и к тому же так убита горем, что не в состоянии даже говорить. — Она находится здесь, в Министерстве. Мадам Боунс берет у нее показания в своем кабинете. Ну что ж. Весьма сомнительно, что эти показания всерьез помогут расследованию, но формальность есть формальность. * * * Вряд ли Амелии Боунс как заместителю начальника департамента магического правопорядка полагался свой собственный кабинет, но Крауч сумел доказать министру необходимость этого (видимо, выделить одной из лучших сотрудниц Министерства отдельный кабинет было для него куда легче, чем разрешить непростительные заклинания). И в самом деле, так было лучше для них обоих, и особенно для Амелии, которой прежде совесть не позволяла уходить домой, когда начальник еще остается на месте, несмотря на то, что рабочий день закончился пару часов назад. Теперь же Амелия спокойно уходила домой вовремя, не оглядываясь на Крауча, который едва ли не до ночи возился с заведомо безнадежными делами, поддерживая активность новыми порциями кофе и снимая напряжение маггловскими сигаретами. К слову, и табачный дым в кабинете вряд ли был полезен для Амелии, хотя она и уверяла Барти, что никоим образом на этот раздражитель не реагирует. Когда Крауч и Вэнс спустились в кабинет заместителя начальника департамента, Боунс беседовала с потерпевшей — девушка сидела к ним с Эммелиной спиной, и Бартемиус успел заметить только собранную в хвост копну золотисто-рыжеватых волос и клетчатую мантию. Заслышав приближающиеся шаги, юная ведьма из Хогсмида обернулась, и Крауч застыл от неожиданности, признав знакомое лицо — он видел эту девушку в харчевне, где она работала, и они даже неплохо общались. Розмерту — так ее звали — обожала хозяйка харчевни за хороший характер, приятность в обращении и ярко выраженные кулинарные таланты: ее выпечка была поистине неправдоподобно вкусной, а сливочное пиво, которое Розмерта варила, славилось даже за пределами Хогсмида. Обо всем этом Бартемиус знал с чужих слов, но кофе она варила восхитительный. Хорошая девчонка, очень симпатичная и достойная, и оттого было вдвойне больно и неприятно, что теперь война ударила и по ней. Несмотря на отчаяние и подавленность, Розмерта не плакала — держалась. И держалась достойно, не в пример изнеженным леди из знатнейших чистокровных семейств Британии — женам и родственницам подозреваемых, впадающим в истерику от одного слова «обыск». Эта девушка обладала твердостью скал, и даже обрушившееся на нее горе, большое, непоправимое и особенно мучительное от того, что было внезапным, не заставило ее казаться слабой и беззащитной, — и все же во взгляде гордой шотландки ощущались боль и безысходность. Она тоже узнала мистера Крауча — должно быть, обладала хорошей памятью, а может, сыграла роль значимость его персоны. На миг в ее подернутых отчаянием золотисто-карих глазах мелькнул проблеск света. — Отпусти ее, Амелия, — голос Крауча прозвучал для Боунс как гром среди ясного неба. — Ее показания не помогут расследованию, а то, что юная мисс испытала… не стоит заставлять ее переживать заново то же самое. Вэнс подошла к столу мадам Боунс и, придвинув второй стул, уселась рядом с допрашиваемой, взяла Розмерту за руку и принялась успокаивать. Она говорила несчастной шотландке какие-то добрые слова, и вскоре они обе направились к выходу. — Мы распутаем это дело и покараем виновных, — сквозь гул и суету успел услышать Барти, изучавший в это время полученный от Боунс протокол допроса. — Будут гнить в Азкабане до конца своих дней. Если еще раньше не сдохнут от аврорской Авады. Очевидно, Эммелина верила в то, что министр Гарольд Минчум в скором времени осознает свою неправоту и позволит Краучу расширить полномочия авроров. Изучив документ, Бартемиус вернул его Боунс. Допрашиваемая не торопилась покидать кабинет и вертелась возле выхода, словно чего-то выжидая. — Ничего принципиально важного, так я и знал. Не стоило мучить ее расспросами. А вы, мисс, — в присутствии Боунс и Вэнс он обратился к Розмерте подчеркнуто официально, — можете быть свободны. Возвращайтесь к привычной жизни и ни в коем случае не сидите без дела, это только усугубит ваше отчаяние. Вы должны что-то делать, чтобы не потерять себя и не сломаться. Розмерта подняла глаза на него, но ничего не ответила. Однако в ее взгляде промелькнуло что-то резкое, недоброе и очень болезненное. Затем, резко развернувшись, она почти выбежала из кабинета. Эммелина вышла следом за ней — проводить Розмерту до лифта. — Скажем по справедливости, это следовало сделать тебе, Барти, — спокойная и сдержанная Амелия редко позволяла себе подобный тон. Но Барти и Амелия хорошо знали друг друга еще с Хогвартса, и Боунс была единственной, за исключением Руфуса и Аластора, кому руководитель департамента магического правопорядка разрешал нарушить субординацию.