Накахара Чуя, на самом деле, очень приземлённый человек.
Это совершенно не значит, что он узколобый, ограниченный или недалёкий, как бы там не говорил некий обнаглевший придурок. Просто Чуя предпочитает быть реалистом. Чуя организован, исполнителен и практичен донельзя; Чуя следит за бумагами, курсом валюты, обстановкой в городе и собственным режимом, насколько это возможно с его работой; Чуя держит свой кабинет в идеальном порядке, а себя — в руках, даже во время разговоров с тупыми и иногда хамоватыми партнёрами; Чуя титаническим усилием воли искореняет в себе импульсивного бойца и взращивает предусмотрительного, прозорливого, компетентного начальника, достойного одного из пяти кресел в зале для совещаний (из шести, на самом деле, но первое из них — для Мори-доно). Для Чуи каждое решение — как по минному полю, каждый шаг непривычно выверен и до тошноты осторожен: ведь его назначение на место главы — всё ещё спорная тема. В нём сомневаются, и сомневаются не без причины: он всё ещё боец, всё ещё думает этой минутой, всё ещё не может удержать себя в узде. Чуя каждый день доказывает, что достоин; ему приходится быть в два, нет, в три раза усерднее тех, кто рядом, чтобы оставаться с ними на одном уровне.
Чуя всегда думает только о деле. О важных вещах, о серьёзных вещах, о полезных и необходимых вещах, и о своих людях, разумеется, тоже. Точно не об абстрактных формах, высоких материях, несбыточных «а если бы?..» и прочих бесполезных мечтах. Мечты для идиотов; у компетентных людей есть задачи и цели, которых они достигают.
Впрочем, иногда абстрактным формам и высоким материям приходится выделять время — исключительно в практических целях, разумеется. В редкий выходной выбираться в музей на привозную выставку прерафаэлитов, читать перед сном недавно выигравший Пулитцеровскую премию роман про картину с птичкой (дрянь полная: одни страдания и прокрастинация, щедро приправленные наркотой. Неомодернизм во всей красе, Дазай бы оценил). Это — правильно, это — разумно; он же высокопоставленное лицо, ему нужно быть культурным, всесторонне развитым человеком. Это — имидж. Тщательно выверенный образ представителя высшего общества, почти аристократа. Все знают, что у господина Накахары неповторимый, мгновенно запоминающийся стиль в одежде, что господин Накахара свободно говорит по-французски, прекрасно разбирается в стратегиях боя, литературе и вине, что он крайне компетентен в рабочих вопросах. Накахара Чуя — кремень, его авторитет среди подчинённых высок невероятно, ему доверяют, травят байки за пиалой саке и сообщают как о победах, так и о провалах, а самое главное — за ним идут.
Сколько времени у него уходит на то, чтобы поддерживать иллюзию собственной безупречной компетентности, никому знать не обязательно.
Но чего Накахара Чуя уж точно не делает, так это не пишет стихи. Он не имеет на это ни времени, ни желания, стихи для него — что-то далёкое, эфемерное, недостижимое, как созвездия Девы и Журавля. Чуя не сидит над листом линованной бумаги, выводя неровные строки, не записывает на салфетках ничего, кроме координат и телефонов партнёров, не страдает от неосязаемого и невысказанного, — где уж ему, если и поесть бывает некогда? — не испытывает никакого желания глупыми жалкими метафорами описывать окружающие пейзажи и не ищет смысл там, где его по умолчанию быть не может. Накахара Чуя реален, осязаем, контрастен до рези в глазах; Накахара Чуя состоит из плоти, крови и стали, и немного из хорошего вина. У Накахары Чуи шрамы от пуль и лезвий, следы чернил на руках, полный портфель планов завтрашней операции, два стеллажа с вином, запечённая утка в холодильнике и, вы не поверите, «В поисках утраченного времени» на тумбочке у кровати — словом, совершенно нормальные вещи, а не вот это вот всё.
Накахара Чуя день за днём с упорством мазохиста втискивает свою жизнь в рамки здравого смысла, отсекая всё лишнее, изменяя себя медленно и болезненно, превращаясь в элиту мафии из того, кто он есть сейчас. Это совсем не странно и не глупо, и Кьеркегоровское «отчаяние возможного» тут ни при чём, что бы не говорил Дазай. Изменяться не страшно, а вполне естественно. Ведь он изменяется к лучшему, превращается в кого-то более умного, сильного, стойкого. В человека, который не позволяет себе идти на врага без плана, и совершенно не вспоминает об ушедших (не)друзьях.
Он определённо об этом не жалеет.
Вот только однажды Чуя приходит в обжито-неживую квартиру и вместо того, чтобы аккуратно положить шляпу в шкаф, как он делает каждый день, небрежно бросает её на диван. Он оставляет портфель с документами и мобильным телефоном где-то в коридоре, рассеянно выпутывается из рубашки, — вещи летят куда попало, он даже не смотрит — достаёт из шкафа старые, потрёпанные джинсы, купленные миллион лет назад где-то на Хоккайдо во время совместной работы с Дазаем, безразмерную майку с ужасающим принтом давно забытой рок-группы (это в каком же возрасте ему такое нравилось?), кеды и вылинявший свитер. Он берёт с собой только кошелёк, ключи и, неожиданно для себя, гелевую ручку, покидает квартиру и приходит в не слишком крутой рок-клуб. Там шумно, весело и наверняка приторговывают дурью, а вместо коктейлей наливают откровенную дрянь, которую решительно невозможно пить, зато уносит с одного шота. Он подпевает музыке и дёргается в такт, кричит, смеётся и танцует-прыгает с какой-то девчонкой с кислотно-зелёными волосами; он выпивает два самых отвратительных коктейля в его жизни, бьёт морду какому-то агрессивному козлу, которого не может выставить охрана, сбивает этим козлом два стола и поспешно сбегает от секьюрити сам, по-детски показывая им язык в дверях. Он выходит в светлую ночь мегаполиса, едет в сонном вагоне ночного поезда к окраинам порта и долго бродит по пустынным аллеям, по крышам складов и стенам домов, до полусмерти пугая случайных бродяг. Гуляет прямо по воде и по пляжу, пиная гальку и всякий мусор, и иногда подбирая редкие ракушки, чтобы рассмотреть их в тусклом свете фонарей и выбросить обратно, а потом выбирается на самый край закрытого для посещения пирса, садится, свесив ноги над водой, и вглядывается куда-то вдаль в огни приходящих и уходящих кораблей. Поджимает то одну, то другую ногу, горбится, кутается в свитер, замерзая от солёного морского ветра, но всё равно закатывает рукав, чтобы неровно вывести прямо на руке смазанные иероглифы, а после раскачивается на месте и долго-долго, словно в забытьи, отчаянно и тревожно шепчет:
— В тот лунный вечер цветок пиона вынес на берег прибой, Я подобрал его, хоть и подумал, что мне цветок ни к чему. Я не бросил его, обратившись к луне, я не бросил его, обратившись к волнам, его положил в рукав. В тот лунный вечер цветок пиона, найденный на песке, мне пропитал ароматом пальцы, в сердце моё проник. Для чего в тот вечер цветок пиона подобрал я на берегу?..
И наконец-то может дышать.
***
«Щегол» (англ. The Goldfinch) — третий роман американской писательницы Донны Тартт, опубликованный в 2013 году. Лауреат многочисленных литературных наград, в том числе Пулитцеровской премии за художественную книгу 2014 года. Назван в честь картины голландского художника Карела Фабрициуса «Щегол» (1654), которая играет важную роль в судьбе главного героя книги и используется для обложки.
Значения созвездий, недостижимых для Чуи:
Дева (Vir) — щедрое вознаграждение за всё сделанное; обещание гармонии, покоя, изобилия и славы человеку чистому и несущему благоденствие другим людям.
Журавль (Gru) — доброта, милосердие, праведная жизнь; хрупкая гармония.
«В поисках утраченного времени» — magnum opus французского писателя-модерниста Марселя Пруста, полуавтобиографический цикл из семи романов. Публиковался во Франции в промежутке между 1913 и 1927 годами.
Сёрен Обю́ Кьеркего́р — датский религиозный философ и писатель, упомянутый в Character Song Чуи (вернее, там упоминается Дазай — как «живущий с Кьеркегором»). Отталкиваясь от догмата о первородном грехе, Кьеркегор определяет человеческую жизнь как отчаяние. Отчаяние, как следствие греховной природы человека, одновременно рассматривается и как единственная возможность прорыва к Богу. Кьеркегор выделяет три типа отчаяния. Первое из них, «отчаяние возможного», у эстетического человека связано с фактичностью, не соответствующей его ожиданиям. В своём сознании такой человек стремится подменить своё Я другим Я, обладающим некоторыми преимуществами: силой, умом, красотой и т. п. Отчаяние, возникающее от нежелания быть самим собой, приводит к распаду самости. Отдельные эстетические удовольствия фрагментарны и не обладают единством. В результате Я «рассыпается в песок мгновений».
Пион в языке цветов Ханакотоба символизирует храбрость и мужество.
В тексте используется отрывок стихотворения Накахары Тюи «Песчаный берег моря в лунную ночь» в переводе Александра Долина.
