Солипсизм

      В четвертой тихо и мрачно. На улице льет весенний дождь, о стекла бьются порывы ветра и прилипают зеленые листья.       В комнате же все тихо, как будто она совсем изолирована от остального мира. Стук шахмат о игральную доску, тонкие пальцы Лорда поднимают и опускают на нужные клеточки деревянные, местами облезшие фигуры. Сфинкс неотрывно следит за ходом соперника. Табаки же тихонько копается в своих сокровищницах-сумочках, иногда вскрикивая от неожиданности или довольно хмыкая. Слепой сидит на полу возле кровати, и с нее его можно увидеть только по струйке дыма, идущей вверх от его сигареты. — Шах, — хмыкает Лорд, складывая руки на груди и ожидает хода своего друга. Сфинкс берет белую фигурку граблей, но тут же выпускает. Она падает на доску и сбивает пару шахмат Лорда, отчего тот нервно бурчит. — А ведь и правда… — Сфинкс выглядит шокированным, отрешенно смотрит в противоположную стену округлившимися от удивления зелеными глазами. Слепой чуть приподнимается, так, что его макушку теперь можно увидеть . — Правда что? — заинтересованно проговорил Табаки, подползая к Сфинксу и переключая все внимание на него. Однако юноша даже не смотрит на приятеля. — Лорд, скажи мне, что мы сейчас делаем? — он старается сохранять спокойствие, но его выдает нехарактерная для него живость глаз. — Эм… Ты что, спятил? Разумеется, мы играем в шахматы, — хмыкает эльфийский король, прищурившись. — Эй, ты ничего не употреблял? Отвечай. — Да нет же! — Сфинкс уходит от руки светловолосого, которая уже почти что легла ему на щеку. — То, что мы играем — понятно. Но что еще мы делаем? — Смею сделать дерзкое предположение, но вы думаете, — пропищал Шакал, все ближе подбираясь к безрукому. — Верно, — лысый кивает и снова «впивается» взглядом в противоположную стену. — Мы думаем. Мы обдумываем ходы, и таким образом подчиняем себе эти фигурки. — Нет, приятель, ты точно сбрендил, — Лорд фыркает и перебирается в коляску, демонстративно отдаляясь от Сфинкса, но из комнаты уезжать не собирается. — И что ты хочешь этим сказать? — То, что… — безрукий замялся, будто обдумывая, серьезно ли следует говорить столь странную вещь. — То, что с нашим сознанием и восприятием происходит то же самое. Мы контролируем его так, как хотим. А значит, мы можем создать что угодно, но никогда не сможем доказать существование творения. Теперь две пары обычных глаз и одна пара слепых внимательно уставились на Сфинкса: точнее, две уставились, а одна просто повернулась в его направлении. — Лорд, — лысый вскочил, подходя к коляснику. — Докажи, что я существую. — Слушай, отстань от меня. Перестань говорить бессмысленные вещи, — но светловолосый все же протягивает свою руку к бедру Сфинкса, к которому легче всего дотянуться, и больно тычет в него пальцем. — Я могу тебя потрогать. И я тебя вижу, слышу. Значит, ты существуешь. — А вот и нет! — хмыкнул зеленоглазый. Табаки выглядел заинтересованным, Лорд смотрел на друга как на сумасшедшего, а Слепой даже перестал курить, сжав сигарету. — Это все может быть иллюзией, галлюцинацией твоего разума, выдумкой, называй, как хочешь. Ведь ты уверен, что я существую. Ты думаешь обо мне. Значит, на самом деле важно только то, о чем ты мыслишь. В комнате воцарилось гробовое молчание. Через пару секунд ее взорвала уйма эмоций: восхищенные вопли Табаки, довольный смешок Слепого и раздраженный возглас Лорда о том, что Сфинксу стоило бы сходить в Могильник и рассказать Паукам, что он сегодня употреблял. — Я не шучу. Ведь реально, мы ничего не можем доказать. Либо чтоб что-то доказать, нам надо использовать собственный разум. Лорд покрутил у виска и выехал из комнаты. Табаки уставился на Сфинкса, требуя продолжения. ***       Холодные коридоры Дома огрызаются надписями. Сфинкс проходит к ним так близко, что его плечо касается стен, и на футболке тут же остаются следы облупившейся сухой краски. Свет уже скоро выключат, но ему нужно побыть одному, чтоб все обдумать. Неужели он действительно сошел с ума? Или это просто время такое, что хочется бросаться в философию? — Чего ты тут шатаешься? Безрукий вздрогнул от голоса, окликнувшего его. Обернулся и криво улыбнулся: — Слепой, иногда мне кажется, что ты ходишь сквозь стены. — А как знать… Сам же об этом днем говорил, — вожак пошел вперед по коридору, отчего Сфинкс был вынужден идти следом, чтоб различать тихий голос черноволосого. — Кстати, насчет этого. Расскажи, что это сегодня было. Что за теории? Они вышли на лестничную клетку. Слепой остановился и сел на первую ступеньку лестницы, ведущей на третий этаж. Невидящие глаза четко вперились в лысого, что не могло не пугать того, кто был недолго знаком с самым значимым лицом в Доме, но что было абсолютно нормально для его близкого друга. — Я… Искал альтернативные способы решения того вопроса, на который ты в последнее время просишь меня дать ответ, — он слабо улыбнулся, садясь рядом. — И, мне кажется, я его нашел. — Неужели? Сфинкс лбом прижался к плечу Слепого. — Да, просто доверься мне сейчас, и я покажу тебе то, что заменит трагичный уход на Изнанку. В знак согласия Слепой обернулся к Сфинксу сильнее и положил ладони ему на плечо. После этого лысый резко подскочил, отчего вожак растерялся и чуть не упал, но вовремя успел схватиться пальцами за плечи, чуть ниже которых шли бесконечные стальные крепления. Вдруг мир вокруг них заходил ходуном. Все начало резко меняться — вместо каменного пола — трава, запах нафталина и старой штукатурки сменился запахом свежей листвы, по щекам захлыстал дождь, а в спины им начал дуть ветер. Слепой вздрогнул и от неожиданности прижался ближе к другу, но тот даже не шелохнулся. — Что это, Сфинкс? — шепотом спросил черноволосый, пытаясь понять, где они находятся. — Это то, что зовется моим разумом, и частично — то, что является твоим доверием, — он заметил, что вожак мелко дрожит, а по его светлой болезненной коже бегут мурашки. — Тебе холодно? Сейчас все изменится. И снова тишина. Дождевые капли застыли в воздухе, и тут же пропали. А с лесной поляны они резко перенеслись на берег морского залива, где волны ласково шуршали песком, а небо только тронула темная ночная синева. — Это невероятно… — прошептал Слепой, и сел на корточки, проводя своими одушевленными пальцами по песку. — Просто невероятно… Но тут юноша ощутил на себе прикосновение чужой ладони. Что-то ему подсказывало, что Сфинкс все еще здесь, но это не могла быть его ладонь. Он ведь навсегда обречён носить стальные протезы, а эта рука была из крови и плоти, теплая, гладкая… — Это я. Не бойся. — и тогда он положил вторую ладонь на другое плечо друга. — Я уже думал об этом. Мы сдерживаем себя рамками общества, но на самом деле думать можем о чем угодно. Даже о том, чтоб избавиться от того, что нам суждено, и вновь приобрести то, что давно утратили или не имели никогда. Сфинкс взял своего приятеля за ладонь и ощутил незабываемый прилив счастья. Наконец-то он понял, что всегда мог делать то, что хотел. И сейчас останавливаться не собирался.       Обстановка снова сменилась. Поле. Бескрайнее поле и жаркий, летний зной. Вокруг летают бабочки и пчелы, щиколотки щекочет зеленеющая трава, а чуть дальше слышен гул автострады. Это место из их детства. Тут они отдыхали летом с Лосем. Сфинкс крепко сжимает ладонь Слепого, пытаясь запомнить каждый ее миллиметр, чтоб навсегда запечатлеть это в своей памяти. И тут он резко останавливается. — Слепой… — шепчет он и мягко касается пальцами бледных щек вожака. — А теперь я хочу показать тебе мир. Этот прекрасный мир. Не просто описать его словами, а показать таким, какой он есть, каким он всегда был и каким он всегда будет. Прошу тебя. Взгляни на меня. Теплая ладонь Сфинкса легла на его спину, ненавязчиво притягивая к себе. Слепой был в чудовищном замешательстве. Он не знал, что ему делать, как ему выполнить просьбу друга, что для этого нужно осуществить. Но вдруг его охватило безумное желание увидеть, какой он. Какого цвета глаза у его друга, как он улыбается, как смотрит на него… Пелена спала с его глаз. Мир вспыхнул буйными красками, унося никогда еще не видевшего человека волною чувств. Он поднимает голову и смотрит на Сфинкса. Он выше, у него яркие глаза, цвета травы, на которой они стоят. А волос нет совсем. Он лысый. Губы его растянуты в широкой улыбке, и весь он выглядит так нереально. — Красивый… — только и смог прошептать Слепой, вовсю наслаждаясь своим видением и не желая, чтобы оно не кончалось. — А еще, — лысый шепнул, наклоняясь ближе к черноволосому и улыбаясь все шире. — Я могу теперь сделать то, чего никогда бы не сделал, зная, что все это — не плод моих фантазий. Мне теперь нет смысла воспринимать мир реально. Я буду делать то, что хочу. Он приподнимает лицо Слепого за подбородок и смотрит в его теперь уже видящие глаза, смотрит на его удивленное выражение лица и быстро, будто ветер его подгонял, оставляет поцелуй на губах самого дорогого человека в его жизни. Точнее, в его голове. Он чувствует, как тот отвечает ему, осторожно обвивая тонкими призрачными руками шею. Прижимает его к себе и на миг ему становится так горько от того, что это лишь его разум, а не реальность. Разум всесилен, но живые объятия ничто заменить не сможет. — Эй, вы чего тут делаете? Иллюзорная картина лопается с шумным треском, на Слепого вновь наступает безмерная темнота, а Сфинкс не может более так нежно касаться своего возлюбленного. Они в их старых телах, на лестничной клетке. На них фонариком светит Курильщик. Отчего-то лицо у него очень смущенное. — Вас вся группа ищет. — буркнул он, развернулся и тут же уехал. Сфинкс медленно зашагал следом, не оглядываясь, а Слепой, скрывая улыбку волосами и опустив голову, клялся сам себе, что никогда не выдаст своему ближайшему человеку тайну о реальности мира, ведь в тот момент он был так счастлив.