Искренне ваш, Лелуш Ламперуж»
***
Ожидать нового нападения сложа руки Лелуш не стал. В конце концов, ещё не нашлось человека, который дважды мог бы поймать его на один и тот же трюк. Даже Шнайзель, его самый гениальный и, наверное, самый опасный противник — не мог этого, что уж говорить об этих трёх молокососах. Во время эпопеи с мешком картошки, помимо всего прочего, бывший принц стащил с кухни нож, который теперь ночью прятался под подушкой, а днём носился на маленьком самодельном креплении в рукаве мантии. Раньше всё было куда проще. Да, сейчас Лелуш понимал в полной мере, какой палочкой-выручалочкой был его Гиас. В голову то и дело, особенно, когда он ловил на себе многообещающие взгляды малолетней банды, лезла непрошенная сцена: «ты будешь плясать, ты приседать, пой, вой, хлопай». Или же просто, коротко и по существу «Умри!». И ни один не мог противиться приказу! Но те времена остались в прошлом — по крайней мере, пока соответствующие методы не будут найдены в магическом мире. Впрочем, жизнь в приюте кое-чему научила бывшего принца. Например, как и куда нужно тыкать ножом, чтобы добиться нужного результата. В какой-то степени, теперь Лу полагался даже больше на собственные силы, чем на магию (которую в приюте ещё не всегда получалось направить в нужное русло). Ну а поскольку соревноваться в заклинаниях со старшекурсниками пока что не приходилось, Лелуш решил рассчитывать в этот раз на простые методы улицы… и капельку блефа с его стороны. Следующего нападения не пришлось ждать долго. Однако в этот раз было одно существенное различие. Лелуш ждал этого, был настороже, заметив идущий за собой «хвост» сразу. И когда ему снова попытались заломить руки, он вывернулся, полоснул по схватившей его руке — так, чтобы натекло побольше крови и ублюдку точно пришлось бы перевязывать себя — ножом. После чего, схватив не ожидавшего этого Ориона, прижался спиной к стене, используя мелкого аристократа в качестве щита. Лезвие оружия упёрлось Блэку в горло. — Отпусти его, — прошипел занимающийся лечением раны старшекурсник, по всей видимости (и по оставшимся кое-где следам на холёном лице) — тот самый Макмиллан, у которого недавно была дуэль. Вот только бывший Зеро и не подумал бы такое сделать. Он держал мальчишку мёртвой хваткой. Натренировался за время жизни в приюте — всё же, в какой-то степени, он был даже благодарен, что попал туда. Это была прекрасная школа жизни. Хуже, чем уход за сестрёнкой и зарабатывание шахматами, но лучше, чем многие другие варианты. — И как же мне быть уверенным, что вы свалите от меня? — ответил он, вцепляясь в бедненького парня ещё сильнее. Сейчас его охватила лёгкая эйфория, вызванная всплеском адреналина. Снова, можно сказать, бой. Как в старые добрые времена. Снова опасность, но сейчас Лу уже не являлся беспомощной куклой для битья. Нет, в этот раз он показал зубы. — Ты же понимаешь, что будет, если родители об этом узнают. И куда ты, уличная крыса, полетишь? — шипение стало практически истеричным, паникующим, вызывая у Лулу тёмный и злобный смех. Услышав его, Орион слегка дёрнулся, так, что на шее появилась капелька крови. — Тогда мне тем более нет резона отпускать… — чуть усмехнулся он — и да, Макмиллан. Палочку на пол, — бросил он, когда увидел что залечивший порез рыжий старшекурсник направляет оружие на него. — Попытаешься бросить заклятие — перережу Блэку глотку. Ты, Нотт, кстати тоже. Недозмеи мрачно переглянулись, но, всё же, условие выполнили. Лучше это сделать, чем гадать, блефует ли этот псих, или же действительно способен убить другого ученика, пусть его потом и отправят за это в Азкабан. — А теперь поговорим о том, как вы расскажете об уличной крысе родителям, — чуть кровожадно ухмыльнулся Лулу. — Можете, конечно… Только вот учтите пару вещей. Во-первых, родители далеко, им ещё сюда прибыть надо. А я тут. И я знаю, где твоя спальня, дорогой мой «братик», — бывший Зеро насмешливо хмыкнул, увидев, как кривится лицо Ориона. — Отплатить успею, можешь не сомневаться. А во-вторых, перед тем, как меня отсюда вышвырнут, я попрошу допроса с сывороткой правды. Слизнорт и Флитвик мне не откажут, они ко мне относятся для этого достаточно хорошо. И тогда то, что Блэки сейчас пытаются скрыть, и что вы, идиоты, своими нападениями на меня только подогреваете, станет достоянием общественности. Намёк понятен? Разумеется, последняя угроза была чистой воды блефом. Лелуш не выпил бы сыворотку правды даже под угрозой смерти — слишком велик был тот пласт информации, что этому миру знать просто нельзя. По крайней мере, пока. Вот только… он был практически полностью уверен, что эти «тёмные» — просто личная инициатива трёх малолетних дураков. Не стала бы взрослая аристократия, годами варящаяся в интригах, настолько сильно подставляться. А раз так… то, в случае, если он выполнит свою угрозу, для того же Ориона произойдёт сразу две неприятные вещи. Во-первых, о его самодеятельности узнают отец, и, по видимости, дед. Во-вторых, из-за его идиотского поступка наружу всплывут факты, которые не должны были всплывать. Не слишком ли высокая для Ориона цена, даже за устранение источника раздражения? — Вот только ты, после всего этого, будешь в Азкабане. За нападение на чистокровного. И поверь, Блэки позаботятся, чтобы тебя поселили в камеру, где особенно много дементоров, — процедил Макмиллан. — Может быть, — Лулу загадочно улыбнулся, с иронией смотря на шотландца. — А может быть, всей этой ситуацией решит воспользоваться какой-нибудь политический противник этого семейства. Например, Малфой. Или Поттер. Который, вероятно, предпочтёт извлечь выгоду из паренька, благодаря которому на уши Блэкам выльется ушат грязи. Ты же не знаешь, какими сведениями я обладаю, верно? Помимо очевидного каждому сходства с Орионом? Видя задумчивое выражение на лица шотландца, он усмехнулся. Да, старшие Блэки, видимо, ничего не рассказали остальным. Считая, что младенец ничего не может запомнить, они сочли себя в безопасности, в то время, как у младшего поколения были только догадки. А неизвестность, как известно, таит страх. И неизвестность сейчас делала с Макмилланом то, что было смертельным для любого воина. Он становился нерешительным. — Понятно, не знаешь. Ну так что, — Лелуш обвёл взглядом троицу. — Желающих рискнуть и на практике выяснить, какими сведениями я располагаю, нет? В таком случае, у меня к вам предложение. Вы забываете о попытках устроить тёмную уличной крысе. Я прекрасно понимаю, что требовать от вас отстать от меня полностью, — бывший Зеро криво улыбнулся. — Бесполезно. Поэтому попытки мне сделать гадость, скорее всего, продолжатся. Однако с тёмными заканчивайте, иначе, клянусь, скоро о том, о чём пока ходят только слухи, мой милый «братец», узнает вся школа. — Ты не посмеешь, — выдавил из себя Орион. — Я уже посмел держать тебя за глотку и угрожать ножом. Проверим, способен ли я на большее? Младший Блэк закусил губу. Судя по всему, мальчишке было дико обидно со всей этой ситуации и ужасно тянуло нажаловаться родителям. Вот только, судя по всему, угроза того, что они узнают про его похождения, ровно как и то, что благодаря этим похождениям семейство может ожидать большой скандал, пугала его ещё больше. Даже больше, чем нож у горла. — Ладно, — вздохнул он. — Отпусти меня. Мы тебя не тронем. — Ты понимаешь, что если тронете — я всё же выпью сыворотку правды? Ровно как и в том случае, если ваши родители узнают об этом случае, — Лу вдавил нож ещё сильнее. Паренька надо было дожимать. — Больно же! Понимаю… — Вот и умница. Когда освобождённый Блэк вместе с дружками, бросая на него злобные взгляды, убрался восвояси, бывший Зеро тихо сполз по стенке, пытаясь дышать как можно более размеренно. То, что он сейчас сделал, было чистой воды безумием. Он поставил на карту, фактически, всё своё будущее — опираясь лишь на простую людскую психологию. Де факто, взял троих идиотов нахрапом. Однако… взял же. Победил, и, кажется, обезопасил себя от дальнейших избиений. Победил. Как раньше, и не важно, что это были всего лишь трое студентов. Он сейчас вообще в теле первокурсника. На губах бывшего принца заиграла вымученная, но счастливая улыбка.***
Придя в гостиную и уткнувшись в учебники, Лелуш старался отключиться, но шум и постоянное шуршание бумагами, фантиками от конфет и перьями его отвлекали и напрягали. Да и сами перья с пергаментом. Чёрт бы их подрал. Лу в раздражении захлопнул книгу, массируя виски. И, хотя он понимал, что виной всему нервное напряжение, оставшееся после того, как адреналин от схватки постепенно отступил, сейчас он, наверное, ненавидел всю эту гостиную разом. — Шах, — услышал Лелуш такое знакомое и приятное слово. Шах! Лулу вздрогнул, слегка сжав руки в кулаки. Ему сначала показалось, что он ослышался. Лиловые глаза оторвались от книги на звук голоса, и загорелись в радостном изумлении — они увидели такую ласкающую взор картину. Нет, не красивую девушку на столе. А всего лишь двух игроков, сидящих у коробки в бело-чёрную клеточку. Чёрные и белые фигурки, которые, правда, шевелились и, похоже, были отчасти живыми. Лулу улыбнулся своей фирменной улыбкой: кажется, проблема с деньгами будет решена в скором времени.***
— На турнир? Вот так, сразу? — пятикурсник — слизеринец, в задачу которого входило обучать молодёжь шахматам, скрестил руки на груди. Лицо парня выражало крайнюю степень скепсиса пополам с большой долей иронии над смешным первокурсником, который, едва пришёл, сразу же попросился на шахматный турнир. Мелкий, а уже славы хочется, как же. — Именно, — кивнул головой Лелуш, смотря на тренера снизу-вверх большими глазами, а в душе слегка посмеиваясь. Раз в этом мире были шахматы, то могли быть и шахматные клубы. И шахматные соревнования. И они там были. Узнать это для Лелуша было делом скорым и довольно простым, как и записаться в шахматный клуб, притворившись дико заинтересованным в шахматах первокурсником. Даром, что волшебные шахматы отличались от обыкновенных лишь тем, что фигурки на доске действительно казались живыми. И, в случае, если полководец проявлял неуверенность, могли начать советовать, что и как делать. А то и вовсе переставали слушаться. У бывшего Зеро, правда, проблем с этим не наблюдалось. Он людей в свое время строил, что ему фигурки. — Послушай, малыш, — голос пятикурсника старался звучать как можно мягче. — На турнире играют те, кто уже, более или менее, прошёл обучение. Я понимаю, хочется показаться на всю школу, выступить за свой факультет. Да и призы хорошие. Однако пойми. Ты-то проиграешь, а вот факультету будет обидно. Как ты думаешь, как там будут относиться к самонадеянному первокурснику, который вышел на состязания и подвёл там всех? Нет, кроме тебя конечно ещё человек десять. Но даже так. Факультет подведёшь, и себя, и меня подставишь. На черта нам обоим это надо? Вот года через два, если талант будет… — Но ты даже не знаешь, как я играю, — Лелуш склонил голову на бок, умоляюще смотря на Забини. — Ладно, давай так, — фыркнул тренер, смотря на жалобную физиономию. — В конце концов, я тоже член команды Слизерина. Выиграешь у меня — займёшь моё место на ближайшем турнире. Но учти, поддаваться я не собираюсь. — По рукам, — на лицо Лелуша вылезла хитрая улыбка. — Не возражаешь, если я сыграю чёрными? — Как хочешь. Глаза несчастного Забини, когда первокурсник разбил его в пух и прах, надо было видеть. Картина, которую видел этот парень, просто не укладывалась в существующую для него реальность. Ну что сказать… Не Шнайзель он был. Не Шнайзель.***
Это ни с чем не сравнимое удовольствие, когда берёшь в руку такие знакомые фигурки, правила игры которых знаешь наизусть. Удерживать в голове планы, чувствовать, как они звенят и рвутся, или же наоборот, победоносно исполняются, просчитывать всё на многие шаги вперёд. Отдавать полуживым фигуркам короткие, чёткие приказы спокойным голосом — и видеть, как они с точностью выполняются. Лелуш всегда, когда ему позволяли выбрать, играл чёрными. Сказывалась старая привычка из того, первого, настоящего детства. И, как бы ни смеялись С. С. и Ракшата в своё время, говоря, что по теории вероятностей его шансы выиграть были меньше, как бы не снисходительно улыбались его противники, говоря, что он даёт им хорошую фору, он выигрывал. Побеждал снова и снова — в той жизни, а теперь и в этой. Когда он был в приюте, оголодавший разум не воспринимал шахматы иначе, чем способ добыть лишний кусок хлеба или предмет из одежды. Но сейчас, когда разум Лулу не застилала пелена голода и отчаяния, он понял, чем были шахматы на самом деле. Маленьким осколком его прошлого, вернувшегося из-за грани. Отголоском того мира. Отблеском всего, что он потерял — и малой частичкой того, что теперь вернул. Фигурку чёрного короля из подаренного ему в клубе дешёвого набора он теперь носил в кармане и даже засыпал, держа его в руках. И пусть это было всего лишь дешёвое дерево, засыпающему Лелушу казалось, что в его руках не он, а рука Наннали. Или, быть может, талия Карен. Шахматы стали для него тем же, что, пожалуй, палочка с чешуёй японского дракона. И он побеждал. Побеждал, раз за разом удивляя своих соперников и случайных зрителей. Сначала на соревнованиях, быстро обеспечив победу Слизерину и уважительные взгляды сокурсников. Затем, на более приватных играх, где монет в его карман сыпалось больше, чем от призов на турнире. Про то, что даже здесь, в этой школе волшебства и чародейства, ставили деньги, Лелуш узнал довольно быстро. Правда, эти ставки принимали не вполне легально хитрые ученики, которые хотели заработать. «Двое играют, один выиграет, делайте ваши ставки!» Стоило же появиться учителям — ставки быстро сворачивались и прекращались, а ящичек с ними убирался в дальние карманы мантии принимавшего. Учителя уходили — и веселье продолжалось. И, хотя в шахматах ставки были куда как меньше и ставили куда как реже, чем, предположим, в квиддиче, что-то всё-таки ставили, и Лелуш начал копить свои первые карманные деньги. Ощущение галеонов и сиклей в кармане было невероятно приятным чувством, не таким острым, как сытость после нескольких лет голода… Но это грело душу. А поскольку младшие курсы не пускали в город из школы, у Лелуша не было больших возможностей потратить деньги, и он их откладывал для жизни в мире волшебников летом. В приют возвращаться не было ни малейшего желания, и он предполагал, что на накопленные деньги, при умеренных расходах, вполне мог бы снять комнату в том же «Дырявом Котле». В размеренную учебную жизнь вмешалось старое чувство азарта игры на деньги, пусть и такое местечковое по сравнению с подпольными играми в Японии. Впрочем, оно было местечковым не слишком долго.***
— Ставлю на Лелуша Ламперужа, — раздался незнакомый тихий и мягкий голос. Для девушек он, наверное, был обворожительным, но многих мог испугать своей обманчивой тёмной мягкостью. Тягучестью. Казалось, будто говоривший почти что мурлыкал слова, тянул их намеренно, производя впечатление. Для Лелуша же в этом голосе слышалось другое. Очень знакомое, во многом относящееся к нему самому во дни его величия. Скрытая сила, которую обладатель голоса в полной мере сознавал и пользовался ей. Харизма и тёмное, немного мрачное обаяние, которое заставляло людей идти за ним. А ещё жажда большего, чем у него было сейчас. Голос, который прекрасно осознавал свои возможности. Голос лидера и вожака. И Лелуш сосредоточился на игре, решив, что с обладателем его было бы неплохо познакомиться. Однако после игры искомый обладатель подошёл к нему сам, оказавшись молодым парнем лет тринадцати-четырнадцати, с красивой, даже немного смазливой (хотя, с другой стороны, не Лулу было об этом говорить) внешностью и голубыми глазами. — Поздравляю, Лелуш, впрочем, твоя победа не была для меня неожиданностью. Том Реддл, — третьекурсник протянул руку Ламперужу. — Вот как? — слегка копируя манеру речи (а если быть совсем честным, просто говоря в той манере речи, в которой привык это делать много лет назад, не скрываясь за маской ребёнка), Лулу иронично приподнял брови. — Моя победа была настолько ожидаема? Об этом человеке он знал достаточно, чтобы проникнуться к нему если не уважением, то интересом уж точно. Том, как было известно из ходивших по гостиной факультета слухов, был лучшим учеником на своём потоке, неизменно приносившим вклад в то, что кубок школы оказывался у Слизерина третий год подряд. Во многом его знания были далеко за пределами программы третьего курса обучения — поговаривали, что он знает некоторые заклинания уже пятикурсников. Учителя обожали Тома практически без исключения. Его уважали на факультете, несмотря на то, что он был маглорождённым — за познания в магии, острый ум и «исконно слизеринские качества». Он был популярен среди учеников, поддерживая хорошие отношения со многими, однако не сближаясь ни с кем, оставаясь по натуре одиночкой. Одним словом, интересный тип, во многом напомнивший бывшему Зеро самого себя. — Я просмотрел всю статистику твоих игр: благо, в Шахматном клубе не слишком трудно её получить, — голос Реддла звучал немного снисходительно, как будто это было само собой разумеющиеся. — И, если считать твои победы случайными (что было бы логично для первокурсника без обучения), то вероятность всех твоих побед была бы 0,5 в седьмой степени. А это меньше одного процента. Согласись, куда вероятнее, что эти победы НЕ случайны, и в нашей школе завёлся гений шахматных баталий. — Да ты аналитик, — ехидно фыркнул Лулу, забирая свой выигрыш и пряча в карман. Ответ собеседника ему понравился. — Уличная крыса. Как и ты, как я слышал, — парировал Том и наклонился к Лелушу так, чтобы следующие его слова слышал только Ламперуж. — Знаешь про деревню Хогсмид? Я знаю, где ты сможешь там играть на куда большие деньги. В Кабаньей голове более взрослая публика, которая больше ставит. И я знаю, как тебе незаметно туда выбраться. — И думаешь, первым курсам можно ходить в, судя по всему, довольно опасные места? Вылететь из школы мне не улыбается, — напрягся Ламперуж. И сейчас он говорил чистую правду, хотя, признаться, возможность получить деньги его привлекала. Но рисковать всем? Учитывая, что без этой школы ему никогда не вернуть своих близких? Это было глупым риском. — Во-первых, я гарантирую тебе, что смогу вывести тебя из замка незаметно. Я знаю здесь несколько тайных ходов. А, во-вторых, в Кабаньей голове все закрывают лица и там царит полная анонимность. Всё останется между нами, — успокоил его Том. — А если я откажусь? — приподнял брови Ламперуж. — Как я уже сказал, мы с тобой — оба уличные крысы, как таких, как мы, назвал тот высокородный ублюдок с серебряной ложечкой в заднице, которого ты держал за горло, — Том хмыкнул, заметив промелькнувшее удивление на лице собеседника. Кажется, ту сцену он если не видел, то, по крайней мере, слышал от кого-то из той троицы. — А я, друг мой, более опытная крыса, чем ты. Ты уверен, что я не найду способ тебя уговорить? — от Тома пахнуло чем-то тёмным… Опасным и жутковатым. Какой-то скрытой силой, которая была много могущественнее, чем силы самого Лелуша. Впрочем, даже если Том и был так опасен с магической точки зрения, Лулу в прошлом вёл войны с государствами. — Да и тебе самому разве не нужны деньги? Быстрые, лёгкие. Много больше, чем ты можешь заработать здесь. Или ты хочешь летом вернуться к маглам? Слышал слухи? Ты правда хочешь вернуться на лето? Лелуш тоже слышал ходившие среди маглорождённых разговоры и прекрасно знал, что за войну вёл Гитлер. И про то, что Лондон бомбардировали — знал. Не мог не знать, и, разумеется, он не хотел туда, предпочитая оставаться на магической территории, куда бомбы достать попросту не могли. Словно Косой Переулок и прочие волшебные места находились в своеобразном пространственном кармане. Или вообще в ином мире, соединённом с обычным тонкой пуповиной Дырявого Котла. — И ты думаешь, что заработка с этих игр в школе тебе хватит, чтобы оплатить два месяца жизни в магическом мире? — если бы сарказмом можно было резать, то Лелуш был бы уже мёртв. — К сожалению, нет, поверь мне. У меня тоже нет никакого желания возвращаться туда, так что я рассчитывал, сколько денег мне понадобится. Увы, но на домашних заданиях и сочинениях на заказ достаточный капитал не заработать. Как и на местных играх, знаешь ли. Лулу никогда не считал себя сильным математиком или экономистом, но быстрые расчёты проводил и он. Денег в самом деле могло не хватать, учитывая всю дурацкую систему экономики этого мира. Но сейчас он колебался: он не был уверен в том, что Том мог бы на самом деле обеспечить ему полную анонимность, необходимую для того, чтобы не вылететь из школы. Впрочем, он медленно, всё ещё раздумывая, кивнул. Между риском и возвращением под бомбы стоило выбирать первое. — Прекрасно, — на губах Тома промелькнула торжествующая улыбка. — Выигрыш пополам.