***
Пальцы пятикурсника вновь жадно сжимали в руках огромный талмуд в чёрном кожаном переплёте. Голубые глаза с нетерпением вчитывались в «Тайны наитемнейшего искусства», в то время, как правая рука делала пометки в том самом дневнике, что подарила глупая девчонка. Что отличало Тёмные Искусства от обычной магии? В этой книге Мракс находил множество различных объяснений подобному. Одни авторы, чьи заметки были включены в книгу, говорили о «внутренней свободе». Свободе, но не вседозволенности. О том, что настоящий тёмный волен следовать своим путем, плюя на законы этики и морали и ограничивая себя лишь собственным внутренним кодексом и правилами. Тёмный мог быть как воплощением ужаса, так и благородным героем, что кутался в плащ чернее ночи. Ведь даже дементоров можно использовать для защиты людей. Всё зависело лишь от его внутреннего выбора, а не внешних правил — но и ответственность за его поступки лежала исключительно на маге. Марволо лишь презрительно кривился на эту романтическую бредятину. Туманная философия, вопросы выбора и прочее… он оставит это идеалистам вроде Лелуша. Чародея не интересовали вопросы морали. Его интересовала сила. Другие писали о «упрямстве Тьмы». О том, что Тёмные Искусства являются обоюдоострым ножом, который может ранить как врага, так и владельца. И это было ближе к истине. Остальные виды волшебства абсолютно легко и покорно делали всё, что хотел волшебник, не имея своего характера или же своего нрава. Они позволяли использовать себя для такой чуши, как превращение табуреток в куриц, листка бумаги в ходячие часы или заколдовывание фигурок танцевать на торте. Но если бы хоть одно такое ничтожество с таким же настроем взялось за Искусства… они бы сильно пожалели. Достаточно вспомнить создание «личинки дементора», в котором ошибка, проигрыш, вероятнее всего привели бы к безумию или и того хуже. Однако более всего привлекало Тома иное. Сила — и то, что можно было творить с её помощью. Те вопросы, которыми занимались Тёмные Искусства, были поистине масштабны. Борьба и управление страхом, страсти и желания человека, его потаенные стремления. Тьма давала единение со смертью и жизнью, позволяла провести человека через боль и увидеть всю его суть. Подобная магия позволяла превращать агонию в защиту, давала силы не бояться любой опасности — ни от людей, ни от природы или живых тварей. Тёмный маг мог погрузить в ночь весь Лондон или заставить дрожать весь мир. Да что там… только Грин-де-Вальд был внушительной силой даже без всех, кто был в его окружении и армии. Достаточно вспомнить, как незадолго после своего побега от американских магов, Тёмный Лорд едва не спалил Париж Адским Пламенем! А кем был Гитлер без своей свиты? Никем, обычным человечком. И это привлекало Марволо больше, чем что-либо ещё. Ощущение силы. Могущества, что будет ему принадлежать— только руку протяни. Он, наконец, сможет стать достойным своей настоящей семьи, сможет смыть с себя это поганое, впившиеся в кожу клеймо грязнокровки! Маг в нетерпении перевернул следующую страницу. Однако, чем больше чародей вчитывался в древние строки, изучал по-настоящему магические вещи, тем больше, при любом воспоминании об остальных, о большинстве тех, кто населяет эту школу и магическую Британию в целом, у Мракса начинали сами собой скрипеть зубы. Не от злости даже — от осознания того, насколько сильно пал магический мир. О том, сколько предстоит сделать, чтобы вернуть ему былую славу — хотя бы затем, чтобы не жить в окружении ничтожеств. Этим волшебникам были доступны тайны мироздания, возможность заглянуть за пределы смерти, возможность подчинять своей воле народы и на что они тратили эти ресурсы? На фигурки на тортах. На поздравления с Рождеством. На квиддич, будь он неладен! Лишь немногие думали о по-настоящему глобальных вещах, метили высоко и хотели летать в небесах магии. Пытались изобрести нечто новое. Они глубоко узнавали тонкости строения человека, знали об анатомии, психике, душе куда больше обычных магов, копая намного глубже, чем те могли себе даже представить — вне зависимости от того, насколько аморальными с точки зрения общества будут исследования. Достаточно Экриздиса вспомнить. А колдомедики потом, после смерти такого чародея, найдя его старые дневники, лицемерно морща носик и делая вид, что не могут даже подумать о подобных экспериментах, как миленькие будут применять всё, что изучил и открыл настоящий маг за свою жизнь. И радоваться, писать себе похвалу и выбивать своё имя в бронзе, если в результате многолетних трудов, полных пыльных мантий и затхлых мастерских, сможет чуть-чуть, на крохотный шажок, улучшить найденные в дневниках чары. Маг глубоко вздохнул, приводя мысли в порядок и стараясь не думать об этом невероятном упадке. Ведь следовало признать, что даже такое для нынешнего магического сообщества было невероятным достижением. Такие «исследователи», паразитирующие на достижениях истинных творцов, делали хоть что-то. Большинство же ограничивались пересчëтом золотых, мелкой вознëй с каким-то производством или же рассказами о том, насколько именитые и богатые были предки, оставившие всё это. Малфои с их поистине гоблинским желанием извлечь прибыль из всего, что движется. Блэки с маниакальным стремлением доказать всем и каждому, что именно они держат за горло британскую политику. Поттеры, желавшие их подвинуть. Детские игры. И не важны книги и знания, что предки оставили, не так важно, что те открыли и изучили! Не суть, что Салазар Слизерин был величайшим магом своего времени. Магом, а не счëтоводом или политиком! Куда важнее, кто из давно умерших волшебников с кем спал. Мелководный мир обычной магии и болото магического общества. Болото — и лишь Тёмные Искусства позволяли летать в небесах чистой силы, не замечая копошащихся на земле букашек с их мелочными проблемами. И то, что читал Мракс сейчас — было совершенно особенным, настолько, что пальцы начинали неосознанно поглаживать старый пергамент, а дыхание учащалось. Истинным доказательством, что настоящее волшебство — вот оно, прячется в Тени и Тьме. Казалось бы, какой главный вопрос до сих не способна решить магия? Есть ли возможность создать вечную жизнь. Мысли об этом посещали слизеринца всё чаще по мере того, как он слышал о том, что происходило. С каждым днём, как он убеждался, что он нечто большее, чем обычный полукровный маг, он понимал, что для него смерть — это непозволительная роскошь. Слишком многое надо сделать. Слишком сильно следовало встряхнуть от пыли Магическую Британию. Переделать её под себя. Заставить растрясти жир, стать магами, а не… маглами с палочками. Возродить былую мощь и славу Слизеринов, помогая Мраксам выйти из своего невольного затворничества, в которое они были вынуждены закрыться, видя, куда катится их мир… Для всего этого одной жизни было слишком мало. Чародей это хорошо понимал. И до недавнего времени Марволо думал, что у магии эти возможности сильно ограничены — или даже что их практически нет. Ведь нельзя же назвать долгую жизнь — например, продлеваемую легендарным философским камнем — вечной. Она точно также может прерваться неудачным заклятием смерти, шальной пулей, бомбардой. Да, за неимением лучшего, такая бесконечность жизни тоже была неплохим вариантом. Но подлинное бессмертие? Позволяющее подняться выше, дающее человеку стать чем-то больше, чем просто телом, мыслить без привязки к телесной оболочке? Этого, как полагал слизеринец, магия дать не может. Он ошибался — о, как же сладко было осознавать эту ошибку! И сейчас расширенные зрачки парня лихорадочно читали строки книги в чёрном переплете. И вместе с осознанием приходило понимание — вот он. Венец всего. Победа над самой смертью. Крестражи. По сути, именно это приближало магов к созданию вечной жизни, позволяло создать якоря, что удержали бы душу мага в этом мире, позволили бы ей вцепиться в него, как хищник — в плоть жертвы. Не отдерëшь. Часть души сохранялась в достаточно сильном магически или же в достаточно эмоционально личном предмете, и оберегала своего создателя. Более того — зачастую, могла и передать часть свойств первоначального артефакта — хозяину крестража. Реддл слегка выдохнул. Вот оно… Высшая магия, чистое волшебство, торжество разума, позволяющее выйти за пределы ограничений тела! Он замер, жадно бегая глазами по древним строкам. В этой великой книге было всё. Формула, подробное описание ритуала, даже расчёты и пропорции ингредиентов. Были, разумеется и нюансы — как и в любом другом случае, имевшем отношение к Тёмным Искусствам. Получалось, для того, чтобы расколоть душу, необходимо совершить убийство, сочетание которого с ритуалом позволит расколоть душу, после чего вложить кусочек в предмет. Но почему именно убийство? Этот вопрос не давал покоя. Прежде чем приступать, хотелось выяснить всё до конца. У Марволо на этот счёт было два предположения. Во-первых, убийство могло высвобождать силу, энергию, что использовалась как ресурс для сотворения заклинания деления души. Но тогда почему её нельзя было взять в другом месте? Или же сила должна была быть особой? Ответов не было. Второе объяснение было более пугающим. В момент убийства как-то изменялся и сам убийца. Быть может, внутри что-то умирало? Что-то ломалось в человеке в этот момент — и выйти из этой реки сухим, завершив — невозможно? Будто прерывая чью-то жизнь, волшебник, в тот же момент, лишался чего-то важного… Подобные размышления заставили мага слегка похолодеть, но мгновение спустя он резко мотнул головой, презрительно усмехнувшись на собственную слабость. Чушь какая-то. Если бы при убийстве и в самом деле что-то менялось в человеке настолько сильно, то его давний знакомый, что в десять лет завёл себе личное кладбище размером с пару десятков человек, изменился бы за лето куда сильнее. Не говоря уже о том, что Грин-де-Вальд имел бы дуршлаг или пазл вместо души. Хотя, насчёт последнего — кто знает, возможно ли его вообще убить. Или у того по крестражу на каждом континенте? Скажем, семь штук. В голове у слизеринца вертелось именно это число. Семь, древнее и магическое, ключевое в нумерологии. Мысли волшебника вновь устремились к якорям, которыми можно уцепиться за бессмертие. Ведь цена небольшая — всего лишь жертва жизнью. Одной. Даже не человеческой в прямом смысле этого слова, ведь наверняка можно использовать грязнокровку или магла в качестве жертвенного агнца — «Тайны» об этом говорили ясно. Недорого для настоящей магии, позволяющей накинуть узду на саму Смерть. И всё же… Том отложил книгу и подошёл к окну, которое Выручай-комната любезно спроектировала в собственном интерьере. Пятикурсник тяжело опëрся на подоконник, глубоко вздохнув. Мысли всё ещё вертелись вокруг вопроса, который заставил волшебника поежиться. Марволо не знал, ломалось ли что-то внутри человека, если совершить убийство. Или же после создания крестража. А если — да? Тьма не прощала дураков, идущих по её тропам опрометчиво. Это слизеринец усвоил назубок. И то, что предлагала книга, было серьёзным шагом. И не только потому, что подобные эксперименты точно запрещены законом. Перебороть собственные страхи — это одно, но убить других, пусть даже это будет магловское животное — несколько иное. Марволо видел смерть — уже не раз, но сам ещё не убивал. Издевался — да. Насмехался, издевался и оскорблял. Но ещё ни разу он не видел, как жизнь в каких-то глазах угасала от его собственных рук. Как это чувствуется, когда чья-то кровь заливает твои руки? Как это… когда убиваешь сам? Это момент напряжения, момент ярости? Или это делается с холодной головой, легко и спокойно? А как после, что чувствуешь? Маг вспомнил тех, на чьи слëзы он не обращал внимания тогда, в приюте, пугая и оскорбляя. Ему было плевать тогда, Реддл больше думал о том, что хотел сделать сам. Он смог бы, это ясно. На тонких губах расцвела легкая, но полная иронии усмешка. Первое убийство… оказывается, к нему надо готовиться, если решаешь совершить его сам. Когда не заставляют, когда нет адреналина, требующего выжить — как наверняка было у Ламперужа. Когда нет ярости и ненависти, которая заставляет видеть врага и желать его смерти. И не стоило забывать о нюансах, следуемых за подобным действием. Мракс был уверен, что решится на это — рано или поздно. Он не собирался умирать, когда есть такая блестящая возможность обрести бессмертие. Но пока… пока он предпочёл бы изучить, как можно более досконально изучить ритуал — ошибок быть не должно. Следовало также подумать, где спрятать тело, как убить и что делать потом, чтобы не отправиться в Азкабан к дементорам. Это обязательно. Это не отсрочка, не малодушие. Он сделает это, но подобные приготовления — здравый смысл, необходимый тёмному магу. Но когда будет надо — он сможет.***
Камин слегка горел, вызывая приятное тепло в теле, и Марволо с видимым удовольствием наконец смог отложить эссе по зельеварению, занявшись куда более интересными вещами. Не сказать, что местная учёба ему была интересна после того, что маг читал в свободное время. С небес и чистого воздуха магии нырять в тёплое, но затхлое болотце, было тяжело. И всё же — легальные знания и официальные уроки тоже были необходимы. До тех пор, пока он не найдёт свою настоящую семью — уж точно. Да и про СОВ в этом году забывать не следовало. А чуть дрогнувшие пальцы уже тянулись к маленькой пергаментной книжке в чёрном переплёте из чёрной кожи, так похожий на тот, что подарила Лициния. Сколько книг прочитал он в своих исканиях? Сколько выудил из Запретной Секции благодаря возможностям Выручай-Комнаты? Не счесть. Но, признаться, сейчас даже фолианты, просто материализованные Комнатой, не шли ни в какое сравнение с тем, что было найдено в тех грудах хлама, что появились при заказе Комнате места, где можно что-то спрятать. Не просто источник знаний. И даже не дневник создателя чар, зелий или артефактов, показывавших, как творец шаг за шагом проходил процесс создания — отрывки таких приводились в тех же «Тайнах». Экриздиса с Регланом достаточно вспомнить. Но здесь… здесь было куда более ценное. Связанное непосредственно с происхождением Марволо. Его родом и наследством! Узнать, какими были предки Чародея. Узнать, чем они жили и насколько могущественную магию творили. Чем занимались, как открывали новое, как создали знаменитые Дары Смерти (ведь сказка сказкой, но Антиох, Кадм и Игнотус действительно существовали)… Марволо искал. Рыл носом, медленно обходя библиотеку раз за разом, чтобы затем материализовать книги в Комнате. Затем — часами рылся в старых и пыльных книгах, что оставляли там жители школы во все времена. Найти дневник самого Слизерина он даже не надеялся. Даже помнившие его привидения — Кровавый Барон, Серая Дама — не сказали о нём ни слова. Но хотя бы крупицы информации, хотя бы о знаменитых и талантливых потомков Салазара… и чародей продолжал искать — до тех пор, пока судьба не вознаградила терпеливого сыщика за его продолжительные труды. То был личный дневник Корвина Мракса. Мага с живым и прытким разумом, деятельного и чтящего предка — недаром в своё время Корвин занял место, что было достойно потомка Основателя — во главе Хогвартса. Дневник Мракса был весьма полным, словно он решил облегчить жизнь будущим потомкам, что ещё придут в Выручай Комнату по стопам Слизерина в поисках знаний, силы и власти. И Марволо был ему благодарен. Корвин обстоятельно, полно и пространственно — от заклинаний, составленных им лично, до описания политического клубка того времени. Как забавно, по его словам выходило, что Поттеры, те самые Поттеры, сейчас игравшие в благородных выскочек, приходились Мраксам дальними родичами — являясь потомками Игнотуса Певерелла по женской линии. Как, впрочем, и Блэки — те шли от Антиоха. И тоже линии матери. Волшебник скривился. Горькая ирония — в жилах ратовавших за грязнокровок Поттеров текла кровь Салазара — как и в жилах Блэков, гордившихся почти благородным происхождением. Но обоим семьям было просто наплевать. Являясь потомками легендарного мага, они думали больше о своих политических дрязгах, чем о волшебстве. Лишь Мраксы, замкнувшись от мира и занимаясь настоящей магией, оказались достойными своего предка. Однако, перевернув было страницу, Мракс, едва вчитавшись в строчки, попросту забыл, как дышать. Пальцы побелели, сжимая кожаный переплёт. Голубые глаза слегка расширились, после чего вновь забегали по строчкам, повторяя, не до конца в силах поверить в написанное предком. Корвин писал о ремонтных работах, затеянных им, дабы скрыть вход в Тайную Комнату Салазара — в последнее время о ней пошло слишком много слухов. Слишком много сорвиголов, что предпринимали бесчисленные попытки найти её — как среди учеников, так и среди наймитов Совета Волшебников, того, что много позже станет Визенгамотом. Легендарная. Тайная. Комната. Существовала. Это не было сказкой, пугалом для грязнокровок о злом страшном маге — она была реальна! Как и Ужас, что там обитал, послушный воле потомков Основателя! Чародей неслышно выдохнул воздух, листая старый дневник. Никто из современников Корвина, кроме него самого, не видел творения Салазара. Они писали в книгах, искали, но никто так и не нашёл — лишь потому что её предусмотрительно спрятал тогдашний глава школы, позаботившись о наследии, доставшемся от великого предка. Но для тех, кто был достоин, кто имел право войти — для тех было оставлено описание, как попасть в Комнату. Как попасть в святая святых Хогвартса. Ходов было скрыто множество. Настоящий подземный лабиринт, что от посторонних глаз был скрыт трубами и катакомбами. И все спрятаны тщательно, запечатаны змеиным языком — так, чтобы никто, кроме потомков Слизерина, не могли найти её. Один — в глубине Запретного Леса. Предназначен он был для Короля Змей, Василиска — того самого Ужаса Слизерина. Другой — под прибрежной скалой около озера. А ещё один… Ещё один лаз находился совсем недалеко. Вход начинался на втором этаже, в женском туалете и был замаскирован одним из умывальников. Вот только момент искреннего восхищения быстро прервали. В соседнем кресле заворочался Абраксас, потягиваясь и разминая шею. Марволо украдкой, до того, как взять себя в руки, бросил на него взгляд, полной чистой, незамутнëнной ненависти. И почему ему понадобилось отвлекать мага именно сейчас, когда тайны его предков, наконец, раскрыли перед ним ворота? Идиот. Бумагомаратель. Грязный магл с палочкой! Блондин же, явно не заметив убийственного взгляда, напряжённо писал что-то на пергаменте, заглядывая в несколько книг. Учёба? О нет, маг уже давно приметил, что Абраксас делал с таким лицом. Максимилиан Малфой начал (и продолжил) постепенно вводить сына в семейные дела, заставляя того сводить отчетные книги самостоятельно, самому давать оценку проектам и самому же рассчитывать их будущий бюджет и прибыль. Иными словами, заниматься всем тем, что должен уметь глава, по сути, целой отрасли — даже если сам он этим занимается не всегда. Хотя бы ради того, чтобы, в случае чего, иметь возможность проверить собственных управляющих — и иметь возможность делать собственные выводы, не завися от чужого мнения. — Что, рассчитываешь, какие из подешевевших из-за войны активов можно будет скупить? — лениво поинтересовался слизеринец, воплощая злость от того, что его прервали, в ехидстве. Забавно… год назад он избегал говорить с Абраксасом на такие темы, не переступая черту. Два года назад, до патронажа — он вряд ли бы начал язвить старосте. Однако со временем, общаясь с Малфоем всё чаще и чаще по деловым вопросам, по мере того, как лицензионное заклинание Мракса приносило Малфоям прибыль… Абраксас начал отвечать, постепенно раскрывая всё больше и больше деталей. До конца в подробности деловой жизни семьи блондин «коллегу» не допускал. Пока что. Но Том явно узнавал больше, чем другие. И со временем — рассчитывал узнать ещë больше — тогда, когда его маленькая тайна станет явью, тогда, когда Малфой будет воспринимать его как равного. А там, как знать… может и до свадьбы с Лицинией дойдет, ха. — Можно и так сказать, — блондин издал смешок, за которым последовало ещё несколько поскрипываний пера, после чего откинул упавшую на глаза серебряную прядь. — Хотя время сейчас не самое удачное, учитывая, что приходится поддерживать образ истовых борцов за магическую Британию. Мы, конечно, не Блэки с Поттерами, которые что в ту Войну, что в эту, ведут себя как истинные патриоты, — сарказмом в голосе Малфоя можно было резать. — Но, тем не менее, заниматься откровенным мародёрством во время войны мы всё же не станем. — Во время войны. Ясно, — хмыкнул маг. Цинизм Абраксаса нравился ему. В отличии от жажды его и его семейки нажиться буквально на всем — в том числе и на Марволо. — Но нельзя не признать, что спасённая магическая Британия просто не имеет права забыть о тех благородных героях, что не щадили ни жизни своей, ни кошелька. В особенности, если спасение адресное. — О нескольких сырьевых разработках уже договорились. После окончания войны и окончания военного производства их передадут нам от Министерства… В награду, — ехидно отозвался Абраксас, продолжая скрипеть пером. — А у Министерства они откуда? — глаза Мракса «невинно» захлопали. — Насколько я помню, у нескольких владельцы погибли во время налетов Грин-де-Вальда, — по тону Малфоя явно становилось понятно, что то была лишь официальная версия. — Несколько с собой покончили, а другие передали мастерские Министерству в порыве патриотических чувств. Всё для войны, всё для победы, — блондин, наконец, захлопнул книгу, блаженно потянувшись и повернув лицо к собеседнику. — Конечно, нам отдадут не всё. Попытайся мы проглотить такой кусок — и другие семьи подняли бы вой. Большинство активов пустят с молотка. И всё же куш будет весьма приличным. Слизерин хмыкнул про себя. Как всегда. Смерти, боль и грязь — а в выгоде далеко не те, кто страдает. Не в последний раз в своей жизни он убеждался, что сделал тогда правильный выбор, предпочтя комнату с цветами на окнах на втором этаже Дырявого Котла жизни в военном лагере. А Малфой между тем продолжил, слегка пустившись в философские рассуждения. — Знаешь, Том, мне ведь почти жаль эти несколько семей. Почти. Не пытайся они стать чем-то большим, чем мелкие поставщики сырья, не лезь они наверх, стремясь откусить кусочек рынка, согласись они сотрудничать — жили бы, не тужили. Гребли бы галеоны лопатой. Увы, они не усвоили законов нашего мира. — Абраксас… Ты не начал леветь? — раздался притворно-озабоченный голос с окна, где сидел Мракс. — Ты же сейчас буквально цитируешь агитки коммунистов. Пусть и рассматривая с другого угла. Ты, в случае чего предупреди, если ты решишь провозгласить Министерство — Советам, мётлы — волшебникам, а носки — домовикам. Блондин тихо рассмеялся, откинув голову назад и демонстрируя белоснежные зубы. Даже Марволо, мало интересовавшийся сплетнями и слухами, слышал немало россказней об «красных магах» из СССР. С одной стороны, именно на территории Страны Советов, согласно одной из наиболее правдоподобных теорий, находился Дурмстранг, одна из немногих школ магии, где, по слухам, почти свободно практиковались Тёмные Искусства. Там же учился и Грин-де-Вальд в своё время, несмотря на то, что сейчас его родина схватилась с обладателями красного флага насмерть. Это вызывало в слизеринце интерес. С другой же, слухи были один другого страннее. Поговаривали, что там совершенно нет денег. Поговаривали, что местная власть, что в магическом мире, что в магловском — фонтанируют совершенно безумными идеями, вроде всеобщего равенства и уничтожения всех, подобных Малфоям, Блэкам и остальным, как «буржуазного элемента». Поговаривали даже, что Статут Секретности там соблюдается весьма своеобразно — настолько, что многие волшебники служили во внушающем ужас обычным добропорядочным жителям НКВД… — Если я дойду до этого, Том, даю тебе личное разрешение на то, чтобы отправить меня жевать картошку в Сибирь, — закончив смеяться, Малфой, наконец, ответил. — Но говоря об этом, я бы потом попросил тебя на выходных посмотреть одну из мастерских. Они проводили первичную обработку древесины для метел. — Идёт, Абраксас. Но если ты решишься податься влево — говори. Отведу тебя в Мунго. — Кстати. Лестрейндж просил передать тебе приглашение на вечеринку в честь дня рождения. Советую поесть, у него алкоголя больше, чем еды. Намного больше. Так что, если не хочешь на утро проснуться в одной постели с тремя-четырьмя девушками — а моя сестра тебе этого вряд ли простит, — улыбка блондина стала чуть жёстче. Отношения его протеже и Лицинии были больной темой для Абраксаса, но он ничего не мог поделать. Отец позволял дочке развлекаться. — Лучше поужинай в Хогвартсе. Суббота, семь вечера, доберëмся через камин. — Вот как, — одними губами улыбнулся Марволо. Семена, посеянные на том памятном вечере правильным выбором, понемногу начали давать всходы. Абраксас, его невеста, Нотт, Крэбб, Гойл, Эйвери… Улыбки, умные слова к месту и достойное поведение при некоторых намëках от Абраксаса — и вот перед вами не уличная крыса Реддл, а Том, которого зовут на вечеринки и на кого смотрят как на почти равного. Почти. До настоящего равенства было ещё далеко. Тем более — до возможности в открытую смотреть на это сборище так, как они того заслуживают. Но это изменится со временем. У бывшего приютского заморыша Тома Реддла есть своя маленькая тайна. Маленькая чешуйчатая тайна.***
Он глубоко вздохнул, стоя перед нужной раковиной. Мракс уже увидел отчетливый знак змеи, обозначавший вход в Тайную Комнату. Оставалось лишь открыть, пройти по тайным ходам — и маг прикоснется к прошлому, что принадлежало ему по праву рождения. И плевать, что величие момента портила неподходящая обстановка! — Откройся, — голос чародея звучал несколько взволнованно, выдавая то, насколько важно было для него то, что происходило. Насколько существенно. Насколько желанно… Двери в Комнату Салазара Слизерина, скрытые Корвином Мраксом, открывались. Тайная Комната, тайна тайн, один из величайших секретов замка Хогвартс. Наследие, оставленное его семьей. Она открывалась перед волшебником, распахивала двери и ждала. Его. Тома Реддла, Тома Мракса, Тома Слизерина. Губы молодого чародея дёрнулись в презрительной усмешке. Как неуместно звучала эта поганая магловская кличка, данная ему от матери, в этом величии, в моменте его триумфа. Ничего… однажды он заслужит себе иное имя, смыв с себя всю грязь. Заслужит называть себя Марволо Мраксом в открытую, а не в мыслях. Или же ещё лучше. Изберёт себе иное имя. Сам! То имя, которое будут произносить с трепетом, страхом, восторгом и вожделением. И Мракс спустился внутрь, приземлившись после короткого полета по трубе. Несколько равнодушно он прошёл мимо огромной змеиной кожи, мимо многочисленных скелетов животных, оставленных после трапез василиска, тех, что скопились за тысячу лет и ещё не рассыпались в прах. Что ему до кожи редчайшей в мире змеи, если василиск будет склонять голову, признавая в нем хозяина? «Однако выбираться отсюда надо будет по другому ходу. Взобраться здесь без метлы или летающего животного просто невозможно» — Откройся, — вновь приказал он, кожей чувствуя сырость подземелья, каплями воды оседавшую на металлической двери входа в святая святых. В обитель Салазара. С трепетом смотря на то, как стальные змеи, изображенные на вратах, изгибаются, открывая замок. Она была величественна. Она была прекрасна. Она была великолепна — словно осколок великого магического прошлого, над которым не властно время. Зеленоватые магические огни, тысячу лет не гаснущие, языки пламени из пастей змей, что смотрели обсидиановыми глазами на вошедшего. Гробница из белого мрамора, украшенная изумрудами и сапфирами, стоявшая у гигантского бюста Салазара. Величайший маг обладал худым, острым, хищным лицом, обрамлëнным густыми волосами. И, на удивление Мракса, выглядел весьма молодо. Подлинный Слизерин, взиравший на пришедшего к его обитель потомка, не имел ничего общего с той карикатурой древнего старца, каким фантазёры изображали его в учебниках. Именно фантазёры — прижизненных изображений Основателей так и не было сохранено. Кроме одного. Этого. Марволо глубоко вздохнул, отчётливо понимая, насколько глупо, наверное, сейчас выглядит. И всё же продолжая в восхищении осматриваться. Тайная комната была прекрасна. Именно тут — Марволо был уверен, Марволо знал! — Слизерин тысячу лет назад постигал самые глубокие тайны магии. Именно этот мрамор хранит его боль и стремления, именно здесь он понял, что магловскому распространению надо препятствовать, что глуп тот хозяин, что не травит мышей и тараканов в своём доме. Кто знает, что испытал от них он сам прежде, чем стал Основателем? Как отравили его жизнь эти тараканы? Учитывая, какие тогда были времена — кто бы поручился, что между не было самой настоящей войны? — Говори со мной, Салазар, величайший из Хогвартской четверки! — шелест губ Мракса, ведомого записками Корвина, отдался вибрацией в стенах Тайной Комнаты. Едва слышные сигналы парселтанга достигнут чешуи той змеи, который предназначены. Пусть услышит, пусть придёт! — Хозяин, — раздалось едва заметное шипение, шелест и шорох. Василиск появился. Волшебник задрожал от радостного волнения, сцепив руки за спиной, дабы не потерять лицо. В восхищении смотря на это чудо. Древний змей, помнящий самих Основателей, реликт давно минувшей эпохи, когда магия была дикой, необузданной, таинственной и не изученной. Представитель времени, когда чародеям и колдунам не создавали шоры уставы, законы и приказы, когда магия не была опошлена, когда её не пытались ни с чем смешать или скрестить. Марволо заметил, что василиск смотрит на него, и встретил взгляд спокойно, помня о заметке Корвина. Для тех, в ком текла кровь Салазара, взгляд василиска, в отличие от его яда — безвреден. Великий маг позаботился о своих потомках. — Я ждал тебя. Ты пришшшëл. Рад. — Есть ли у тебя имя? — первым делом спросил чародей, всё ещё держа палочку за спиной. Раздалось шипение, и василиск склонил голову, признавая в потомке Слизерина повелителя. — Меня зовут так, как того пожелает хозяин. — И как же тебя звал твой первый хозяин? — Шшшшшипик, — прошелестело шипение, и Марволо недоумëнно выгнул бровь, думая, что ослышался. Или не ослышался… Величие момента со звоном разлетелось на куски, уступив место изумлению. — Это что… Шутка? — волшебник явно чего-то не знал о Салазаре, а ведь тот явно обладал ехидным чувством юмора, назвав Короля Змей так… ласково? — Шшшшипик. Хозяин, — василиск положил голову рядом с потомком Слизерина, и выразительно посмотрел умными желтыми глазами, словно настаивал на том, чтобы его погладили. Не такой приём ожидал Том от Тайной Комнаты, не такой! Делать нечего. Зверюшка просит ласки — пришлось ему её дать, будь это жирный пёсик или гигантский змей. Если так подумать — ОСОБЕННО, если это гигантский змей. Для такого зверя, коим василиск являлся, у него была нетипично мягкая чешуя, мягкая и гладкая. Но поскольку заниматься Мракс в Тайной Комнате планировал многим, а наглаживание… Шипика в те планы не входило. — Салазар отдавал тебе приказ? Перед своей смертью. — Сссстеречь. Дом. Хозяйку. Детëнышшшшей. Друзей Хозяина, — василиск повел огромной головой с мощными челюстями. — Я ссстерёг, а когда приходили другие хозяева — помогал им. Посследний приходил, когда надо было ссспрятать Комнату. Чародей хмыкнул про себя. Он, конечно, предполагал, что легенда во многом врет. Слизерин вряд ли бы оставил в школе тварь, которая могла порвать на куски, превратить в камень или отравить страшным ядом не только грязнокровок, но и чистокровных. Сейчас же получалось, что Салазар, любя эту школу по-настоящему, своей душой, даже уйдя, даже прекратив контакт — оставил в ней Стража, стерёгшего школу все это время. Это могло объяснять отсутствие жертв василиска тысячу лет. Зверь выдрессирован змееустом, и без приказа — действовать не станет. А вот от кого был Страж — догадаться было не трудно, учитывая, в какие времена жил великий маг. Маглы, будь они прокляты. Тогда ещё и вовсе мало отличавшиеся от животных. Выходило, что в легенде всё же было зерно истины. Только направлен Ужас Слизерина был на внешних врагов. — А чем ты питаешься? — Лессс… Охочусссь на животных. Олени. Единороги. Иногда маленькие пауки. Вкуссно, — василиск посмотрел на Мракса, будто спрашивая, нет ли у того в карманах парочки. Так уж вышло, что Марволо пауками не обедал и не ужинал и как раз сейчас с собой ни одного не оказалось. Поняв, что лакомства не предвидится, змей положил голову на камень обратно. — И всё это время ты стерёг замок? От чего? — решил проверить слизеринец свою догадку. — Я ссстерегу замок от погромов, от нападений, от внешшшней угрозы. Раньшшше приходили, хозяин и его рыжий друг дралисссь с ними. И завещщал битьсся мне. И сстеречь хозяйку, — Шипик с грустью посмотрел в сторону мраморной гробницы. — Гроб? Это хозяйка? — Марволо бросил взгляд на усыпанное изумрудами и сапфирами каменное ложе, гадая про себя, кем была женщина, которой Салазар выделил почётное место в своей Тайной Комнате. Он догадывался, но не спешил выдавать догадку за правду. Любовь… в исполнении простых смертных весьма жалкое чувство. Заставляющее неглупых людей сходить с ума, совершать идиотские поступки. Превращая гениев в полных кретинов. Но Салазар — был поистине велик. И потому в его случае даже такое низменное чувство, как любовь, было велико, как и полагается масштабу его личности. И женщина — наверняка была выдающейся личностью. Такой, что он признавал её достойной. — Хозяин принёссс её. Холодную, — шипение василиска стало печальным, словно ему, ежедневно переживавшему то воспоминание и сторожившему гробницу, было довольно больно вспоминать это. — Сказал, что детёнышшш умер. Старшший изз двух. И хозяйка умерла, — печальные глаза змея вновь повернулись к гостю, — Проклял виноватых и ушшёл. Навсссегда ушшел… — Ясно, — сказал слизеринец и выдохнул. Опустился на холодный мрамор комнаты, прислонившись спиной к гладкому чешуйчатому боку и машинально почесывая довольно шипящего змея по голове. Итак… Тайная Комната, которая оправдала все ожидания. Прекрасное место, впитавшее в себя дух Слизерина. Такое, как и представлял себе он в своих мечтах. И василиск, который не оправдал ни одного. Это тонко чувствующее создание совсем не годилось для того, чтобы регулярно выполнять приказы об убийствах. Точнее… не так. Марволо не сомневался, что, если надо — змей выполнит приказ. И когда это касалось кого-то вне школы — выполнит не задумываясь. Но внутри неё? Да, василиск признал Мракса своим хозяином. Но что будет, когда приказ нового господина вступит в конфронтацию с приказом самого Салазара, завещавшего охранять школу? Не начнёт ли Страж… подчиняться формально, но стараться саботировать приказы? К тому же он был огромным, и если в дальнейшем наследник Слизерина будет формировать себе компанию, которая будет следовать за ним, крайне желательно, чтобы они не превратились в камень от случайного взгляда. Всё это приводило Марволо к мысли, что василиска Салазара придётся оставить на его законном месте, а для себя выбрать совсем иную змею. Более хищную и злую, менее любящую детишек — и без взгляда, способного окаменять, кого не надо! Волшебник со вздохом посмотрел на доставшуюся в наследство зверушку. И всё же… несмотря на истинное величие, в одном Салазар допустил ошибку. Небольшую. Но допустил. Настоящий, а не тот кто был в легенде. Слизерин оставил в замке прекрасного Стража против маглов. Того, кто костьми ляжет, но не даст напасть на школу извне. Но маглы не были подобны волкам или львам, с которыми можно было драться. Они были подобны крысам. Тысячу лет назад будучи жестокими уродами, жёгшими колдунов на кострах, в этом отношении они не изменились ни на миг. И что же было сейчас? Они наплодились, и заполонили собой замок, оскверняя своим присутствием как стены творения Салазара, так и кровь его потомков. Голову начали поднимать губительные вещи, в частности, идеи о союзах с ними, об использовании плодов их жалких мыслей. Даже Грин-де-Вальд, при всём своем могуществе Тёмного Лорда, пропагандировал эту мерзость! Недолго ждать прежде, чем и Тайная Комната, святая святых, душа Салазара Слизерина, место, где он оставил своё сердце — и она будет осквернена их грязными ручонками. Наследник Основателя рывком встал с места, стиснув зубы и сжимая пальцы на рукояти волшебной палочки. В этот момент он принял решение. За Тайную Комнату, за истинную магию — стоит сражаться. И убивать. И Марволо знал — ради этого он убивать будет часто и много. И первая из его жертв — должна ещё и дать ему бессмертие. Мраксу предстояла долгая жизнь, если он собирался очистить их мир от этой мерзости. А он собирался. О! Для этой жертвы была уготована особая судьба!***
Всё было почти готово. Оставалась лишь одна вещь. Чтобы расколоть душу, необходимо было совершить убийство, ведь «какое преступление может быть страшнее». Чародей едва хмыкнул, с лёгкостью представляя себе как минимум десяток. Вспоминая то, что он видел своими глазами. Всё время приготовлений он чувствовал странную прохладцу в голове. Некая оторопь, что хотела было сковать его мысли и движения, мешала думать и действовать, хотевшая не допустить его становления, его усиления. Его слабость, отличавшаяся от той, что терзала тогда, у зеркала. Те кошмары набрасывались на мага, мучили и впивались в голову, в мысли, в разум. Этот неприятный холодок же тонко просачивался в кровь, когда Марволо был один, когда вокруг была тишина ночи, освещённой звёздами. Он видел те звёзды, и в его разум едва заметным гостем приходил холод. Он просачивался в кости мага, пробегал между лопаток и подтачивал изнутри. Был ли волшебник готов сделать то, что намеревался? Мог ли он оступиться? Не будет ли он слаб, недостоин великих предков? Является ли он презренным маглом, или имеет право называться Наследником Слизерина? Нет. Нельзя об этом думать. Не сейчас. Он — маг. Потомок и Наследник величайшего из Четвёрки. Он — справится! Глубоко вздохнув, маг поднял свою палочку, смотря на её покрытое лаком дерево в лучах вечернего солнца. Палочкой — нельзя. Ведь если в школе кто-то умрёт, палочки точно будут смотреть — и его раскроют с легкостью. Азкабан с дементорами — туда Марволо пока не стремился. Было рано, ибо взять под контроль он смог пока лишь зародыш дементора. Убивать василиском, поставленным охранять учеников — тем более. Даже если он выполнит приказ как надо — взгляд Короля Змей обращал в камень. Яд василиска остался бы в теле. Одна пробирка крови — и тысяча обысков школы, миллионы расспросов, и — быть может — закрытие школы, когда ничего не найдут. Или найдут… и тогда всё будет хуже. Нагонят мракоборцев и постараются убить змея. Не факт, что получится, отнюдь не факт. Но всё же. Несмотря на то, что Шипик ожиданий не оправдал, его смерти Мракс не желал. Змей был свидетелем славы Слизерина. Хранителем гробницы его возлюбленной. Смерти от рук министерских крыс он не заслуживал. Глаза упали на тысячу раз спрятанный дневник, ранее хранимый в надёжном сейфе в Выручай-комнате, испещрённый многочисленными записями. Пока что лишь эта вещь попадала под понятие «чрезвычайно личное» — одно из двух возможных условий для вместилища крестража. Конспекты, описания заклинаний, зелий, ритуалов. Размышления, контакты для связей и планы. Не приведи Слизерин хоть кто-то это увидит. Такое количество рун и заклинаний на его страницах, тёмных и уже откровенно чёрных — уже превращало книгу в весьма интересную вещицу, но если ещё наложить на него особые чары… можно сказать, что в этом дневнике — Том Реддл, Марволо Мракс на шестнадцатый год. Логичным завершением было бы, если бы его страницы впитали ещё немного от хозяина. Однако было пора приступать. — Serpensortia, — прошептал чародей, ясно представляя себе результат и выпуская из палочки змею. Огромную — куда крупнее обычной, могучую, с двумя мощными клыками — и большими жёлтыми глазами. Почти как у Короля Змей. Только в камень эти глаза не обращали. После чего — приказом заставил её раскрыть пасть и как следует смазал неядовитые клыки своего оружия жëлтоватой жидкостью из хрустального флакона. Тонкие губы волшебника раздвинулись в хищной улыбке. Это глупый полувеликан и сам не понял, какой бесценный подарок сделал будущему Тёмному Магу. Планировал ли Мракс его поблагодарить? О… безусловно. Проложить своей жизнью дорогу к его восхождению — это честь, о которой тупой полукровка вряд ли мог мечтать. Яд паука, который Марволо нацедил, пока Хагрида не было рядом, отлично заметет следы и отведет подозрения. А вот и жертва. Девчонка даже не заметила, что кто-то вошёл, рыдая в одной из кабинок туалета. Маг облизнул сухие губы, взмахивая палочкой и запирая дверь комнаты. Холодок скользнул по лопаткам, сжимая своей рукой что-то внутри. Вот оно. Совсем немного — только протяни руку. Осталось только малявке выйти из кабинки — и они встретятся. Он был готов. — У тебя будет попытка. Сонная артерия. Кусай быстро и не промахивайся. Вцепись покрепче, яд должен распространиться по телу… — на змеином шипении наставлял своё создание Мракс, держа палочку. На всякий случай. Умная змейка решила, что прыгать будет сподручней с умывальника. Того самого, за которым находилась святая святых Слизерина. — Выходи… пора. Я заждался, — шепнул парень жертве и самому себе, начиная говорить заклинание над дневником. Холодок между лопаток вновь пробежал, а вслед за ним — капли пота, выступившие от напряжения. Всё было готово. Ритуал — проведён и совершён в Тайной Комнате — Марволо перестраховался. Осталось лишь одно, завершающее действие. — Убирайся вон! Это женский туалет! Пришёл посмея… — только и успела крикнуть девочка, выходя из своей кабинки, когда змея, забравшаяся на умывальник, совершила молниеносный, неуловимый, быстрый и почти незаметный прыжок, вцепляясь в шею дуры. Осела та довольно быстро, и её тело ещё немного дергалось, но этого маг уже не видел, стиснувший зубы и прислонившийся к стене, чувствуя резкий и болезненный удар в солнечном сплетении. Острая боль начиналась от груди и распространялась дальше, словно его рубанули клинком. Марволо запрокинул голову, стараясь дышать. Дышать… Он всё сделал правильно. Он справится! Всё закончилось резко. Резко, внезапно и неожиданно. Боль отступила, дневник изменился: вместо испещрённых записями листов — белые, словно и не тронутые, но готовые вновь стать испещрëнными по приказу господина. Тело девушки лежало на холодной плитке, постепенно отдавая той своей тепло. Волшебник, ещё пошатываясь, подошёл и наклонился над ней. Коснулся рукой её щеки, повернул на себя склоненную набок голову трупа и смотря спокойным, изучающим взглядом. В конце концов, он впервые видел смерть так близко. Надо же. Как легко поддалась, как покорно повернулась. Какое удивительное расслабление царило в этом теле, ещё недавно так глупо о чем-то думавшем… стеклянные глаза, только тронь — и поплывёт радужка, только коснись — и изменится узор. Глаза не были закрыты — она не успела, умирая. В книгах обычно глаза закрывали, но чародей смотрел в них, смотрел и видел, что они выглядят так, как должно. Никакой суеты, мелочности. Она совершила сегодня самую главную вещь в своей жизни, и вряд ли она могла потратить её более правильно, не могла и мечтать стать чем-то большим. Чего могла добиться грязнокровка? Стать очередной грязью у подножия таких, как Малфой? А так — послужила великой цели. Так она даже была красива. Да. Кажется, теперь он отчасти понимал Экриздиса. Вскрывать людей, пытать их — наверное нет. Это было слишком, по крайней мере пока. Но смерть может быть красивой, да… Марволо и сам поразился тому, как ровно и спокойно думает. Никаких сомнений или эмоций, порывов. Это спокойствие и непоколебимость — оно пронизывало его, чем-то похожее на красивую тишину этой девчонки. Он взял дневник и вышел. Ему оставалось ещё одно дело… он не уловил или просто не обратил внимания на чуть слышный тонкий плач привидения, едва заметный, тихий и горький. Душа, что навсегда лишилась покоя. Когда Мракс смотрел в глаза великана, никакой холодок по спине уже не бежал: он знал, что делает. Его голос был другим — куда более жёстким и властным. Теперь он знал, как должно быть, теперь у него не оставалось сомнений. — Это неправда! Арагог никого не убивал! — В глазах Хагрида замирали слезы, мольба, страх и желание защитить. Как импульсивно. Не так делаются дела. Величественный жест волшебника заставил этого половинчатого отойти в сторону, а крышку — распахнуться. Пусть бежит. Пусть найдут и поймают. Впрочем, это необязательно, так как правда оставалась за ним. Войдя в гостиную, чародей обвёл её глазами, осматривая и подмечая детали. Она была такой же, всё так же изумрудной, весьма уютной и дорогой. Призывными глазами смотрела на него девушка, словно приглашая. Возбуждение привычно вспыхнуло на несколько мгновений — но быстро пропало. Сейчас было не до этого. Глаза стали блуждать дальше, и наткнулись на уверенный взгляд лиловых глаз. Изучающий. Ламперуж не отводил глаза… странно. Раньше всегда избегал контакта. Впрочем, вспыхнувший интерес не принёс ни волнений, ни страха. Он был спокойным, холодным, словно сталь и острым, словно нож. Холодок, что раньше бежал по спине — теперь просочился и дальше, влился в сердце и душу. И мимолётом, но Марволо ощутил некий страх от этого холода. Он теперь будет всегда? Но и страх этот, как и интерес, и возбуждение — ускользнул быстрым склизким рыбьим хвостом — только успей протянуть руку. А холод пришёл, заняв права в груди. Пришёл нарастающим снежным валом. Влился холодной водой осеннего ливня. Влетел ветром ледяной пустыни, где одинокому путнику некуда деться. Пришёл — и свернулся изысканной коброй у сердца.