running through my head with a bolo knife

Джен
PG-13
Завершён
18
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
3 страницы, 1 часть
Метки:
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
18 Нравится 0 Отзывы 3 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
он бы скорее умер, чем дал себя схватить, но все выбирают за него — неудачный прыжок в сторону, от собственной гранаты, врезавшаяся в лицо стеклянная банка, осколки, разорвавшие ткань и кожу, впившиеся в глаза и эта пыль о, он знает, что делает эта пыль. он теряет сознание от боли. он приходит в себя в кромешной темноте, с раскалывающейся головой, с текущими из глаз слезами — пытается остановиться, но они все льются и льются, стекают по маске, по ранам у губ. это не так страшно. это даже почти привычно. только он в плену у этих еретиков. только он не может открыть глаза, не закричав от боли. только он даже с открытыми глазами ничего не видит. время вокруг него застыло, тьма плотная и пустая, и не выходит сосредоточиться из-за пылающего в глазницах пламени; поэтому он не сразу слышит шаги, поэтому чужая речь, разорвавшая черную вечность, оглушает и ошеломляет его. у стенателя произношение бедняка. у всех стенателей такое. стенатель бьет его в живот. потом приносит воды. потом говорит, что они подружатся. расскажи мне о ваших постах, говорит стенатель. расскажи, где вы храните улики, говорит стенатель. расскажи, откуда берете воду. расскажи, где ваш арсенал. в ответ он плюет стенателю в лицо. кажется, даже попадает: его снова бьют в живот. начнем сначала, говорят ему. начнем сначала. стенатель уходит. потом возвращается. потом уходит снова. чтобы не сойти с ума, он считает секунды и повторяет запреты, затем — литанию, затем — собственное имя: когда стенатель уходит, с ним остается только тьма, пустая и гулкая, мертвая. сверху доносятся чужие голоса, приглушенные досками; он не открывает глаза и перечисляет погибших братьев. его тоже считают мертвым. он уверен. он считает — раз, два, три, — и думает о Терренсе, Ихаросе, Тае, Эстебане (он помнит, как закрывал эти черные глаза ладонью и думал, что не выдержит их мертвого взгляда), о многих других; вспоминает без разбора, все подряд — темные и светлые волосы, черные (зеленые, серые, голубые) глаза, тяжелый тивийский акцент и вязкий — гристольский, острые носы, нахмуренные брови, нетерпеливые жесты, общую казарму, пыльные бури, форму и безразличные маски, лицо наместника, его мощную спину и широкие плечи, скрытые под тканью, мягкие, нежно-розовые рассветы, заколоченные окна пустых домов, алое сияние разъяренных трупных ос он вспоминает все в горячечной дреме он прячется от пустоты и шепчет свое имя. ему промывают глаза и смеются крикам — мы же не хотим, чтобы ты умер, верно? в тебе слишком много стекла, — и больше не дают воды, и не отвязывают; он помнит, что человек не простоит неподвижно больше полусуток, но кажется, что прошло гораздо больше, а он все не падает и не падает. наверное, тогда его напоили не водой. наркотиком. зельем. чем-то еще. три вечности спустя он уже не боится пустоты и одиночества; пустота — дважды повторить литанию, одиночество — десять раз повторить запреты. тогда стенатель возвращается. тогда все начинается снова. смотрителя не сломить болью, но стенатель этого не знает. смотрителя не сломить жаждой, но этого стенатель не знает тоже. наверное, поэтому у стенателя начинает получаться. он повторяет запреты. потом — литанию. потом — вспоминает лица павших и еще живых, и рассвет над пыльным кварталом, и низкое гудение сияющих трупных ос. потом — отключается, согнувшись почти пополам. не дождавшись, пока стенатель уйдет. его будят ударом в живот, и все продолжается. попей, говорит стенатель, разбудив его в третий раз; попей, а потом мы продолжим. ты же сейчас загнешься. пей. пей! удивляться щедрости (или глупости) нет сил, и он пьет — жадно, проливая воду на себя, слепо тянется за стаканом; у воды странный привкус, но ему все равно. наверняка кажется. лимоны. молоко. мед. странное сочетание. ему не кажется. лица братьев вытягиваются, оборачиваясь оскаленными мордами, наместник Бирн пожирает собственного волкодава, трупные осы смотрят на него человеческими лицами, злыми алыми глазами, дома стекают на землю, плавясь, будто стекло, сапоги проваливаются в горячую и липкую брусчатку по лодыжку, слова литании искажаются и дрожат, запреты звучат мертво и пусто, он пытается схватиться за голову, но руки связаны связаны руки и ноги и он сам слишком тяжелый для этого мира дрема предает его реальность предает его крысы грызут его ноги от сапог и выше, он не может кричать, потому что горло пересохло, пыльная буря бьется в его голове, пытается вырваться через глаза, спина и ноги пылают, чужие шаги грохочут в висках он не может уснуть и не может проснуться повисает на веревках и ждет, не в силах пошевелиться мы узнаем все и так, говорит стенатель, и его резкий голос прогрызает в голове дыру, въедается в уши. нам не так уж интересно тебя допрашивать. узнаем все сами. нам просто нужны подопытные. вечность спустя (теперь "вечность" — это досчитать до тысячи и сбиться, и снова, и снова и забыть, в какой это раз) стенатель (огромное и тяжелое чудовище с тысячью подкованных лап) падает на пол. бьется стекло. хрустят кости. кто-то вынимает клинок из тела. подходит ближе. шаги мягкие, почти беззвучные (как его крик, как писк крыс, прогрызших сапоги насквозь, как стон плавящихся от жара зданий, как шепот ереси, как набегающие на берег волны); он поворачивается на звук. он хочет спросить, где он. что с ним. не Бездна ли это. не Чужой ли за ним пришел. пахнет морем — сильно, знакомо, — и пылью, и металлом, и китовой костью, и ересью; незнакомец хмыкает — приглушенно, хрипло, — и подходит ближе, и невесомо прикасается к его плечу. море и волны несут покой, усыпляют воющую в висках бурю, накрывают, словно тяжелым тивийским одеялом; ему становится легче. он не помнит, встречал ли кого-то опасней. свистит клинок. веревки поддаются. он падает на пол, не удержавшись на ногах, падает в орду жадно пищащих крыс, теряет сознание. (его несут на руках, словно женщину, через пустоту и тьму, через грохочущую пыльную бурю, через пустые улицы и зараженные дома, а потом — наконец оставляют, уложив возле крепкой деревянной баррикады; он не запоминает это.) он приходит в себя в кромешной темноте, с раскалывающейся головой, с пересохшим горлом; он приходит в себя, потому что кто-то тащит его по улице, сняв маску, закинув руку себе на плечо, повторяя "потерпи, почти пришли, все будет хорошо" все будет хорошо все будет хорошо он узнает голос — брат Себастьян, самый младший из них, с самым мягким сердцем, сейчас пахнущий ворванью и кровью, хромающий; он узнает место — их база, их форт, знакомые шаги, знакомые речи, звучащие вдалеке выстрелы и крики; он не сразу понимает, что плачет. он не сразу понимает, что повторяет литанию. он не сразу понимает, что шепчет свое имя. "Илан Мур," шепчет он снова и снова, и пытается идти, хоть и не чувствует ног; "брат Илан Мур".
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.