dulce et decorum est

Он без особого труда запоминает планировку «Пегаса», несмотря на все внутренние повреждения, полученные крейсером за время войны — «Атлантия» была спущена с верфей в один год с ним, создавалась по тем же чертежам и была рассчитана на автоматизированную систему управления. Корабль, на котором он должен был умереть, и тот, на котором он действительно умрёт, повторяют друг друга почти во всём. Кейн всегда славилась своим педантизмом — даже до войны «Пегас» содержался в безупречном порядке. Никаких отступлений от правил, никаких послаблений; все процессы отточены, все шероховатости отполированы, все люди заменимы — для неё они не имеют значения. («Мы, — поправляет себя Ли, — не они».) Он легко находит дорогу и, не разбирая, закидывает свои вещи на пустую и безликую койку с надписью «Пистоль». В другое время Ли попытался бы узнать, что стало с его предшественником, счёл бы чем-то вроде своего долга отдать тому дань памяти. Но здесь, на «Пегасе», это не его дело. Не думать об этом оказывается просто, слишком просто, и Ли чувствует себя ещё большим лицемером, чем когда-либо. Побудка на «Пегасе» ровно в пять, как и на «Галактике». Он открывает глаза и видит яркий свет, невольно напоминающий ему об «Олимпик Кэрриэр». Ли ненавидит себя за то, что эта мысль больше не причиняет ему мук совести, что он способен просыпаться каждое утро как ни в чём не бывало, словно его руки не обагрены невинной кровью. Словно они все просто забыли о том, что случилось. Пилоты совершают утреннюю пробежку вместе — все, кто не находится в этот момент на дежурном вылете, молча строятся по старшинству званий, затем по алфавиту. Ли стоит первым среди лейтенантов — его фамилия начинается на «А», — и он мрачно усмехается про себя над этим. Какая честь. Зато так он может не встречаться взглядом с Карой и не думать о том, что им предстоит сделать. Он смотрит прямо перед собой, стараясь не обращать внимания на мелькнувшую за головой Волька светлую прядь. Сегодняшняя пробежка ничем не отличается от всех остальных, но он постоянно ощущает шеей чужое дыхание, чужие локти мелькают на периферии зрения, и Ли задыхается, ощущая себя окружённым, отчаянно мечтает оказаться в кабине вайпера, в одиночестве. Он бежит, и грохот собственных ботинок едва не оглушает его; он кажется сам себе вероотступником, посмевшим вступить в храм Марса (нет, просто еретиком; чтобы стать вероотступником, он должен был быть верующим прежде — он же, как понимает теперь Ли, не верил никогда). Он принимает душ — обжигающий кипяток, ест свой завтрак — жёсткий безвкусный картон, и какой-то частью сознания отмечает, что на «Пегасе» нет ничего, что расслабляло бы и отвлекало от задачи; корабль сосредоточенно движется к своей цели, словно им управляет не человек из плоти и крови, а метроном. На предполётный инструктаж они приходят вдвоём — было бы странно, если бы люди «Галактики» не держались на борту «Пегаса» вместе, особенно они, Аполло и Старбак, Старбак-и-Аполло. Вместе они одновременно больше и меньше, чем просто люди. И Ли это кажется правильным. Всё идёт по плану (по крайней мере, его часть задачи). Стингер даёт ему разрешение взять «Дрозда» и даже удерживается от снисходительной усмешки, и вытягивается в струнку, когда в помещение входит командир. Кейн (нет, адмирал; нет, всё же Кейн — ему не становится проще, если не называть её по имени) входит и терпеливо ждёт, пока они оба встанут и отдадут честь. Она останавливается перед кафедрой, спиной к микрофону, с совершенно прямой спиной и твёрдым взглядом. — Я не собираюсь оскорблять вас лекцией о патриотизме и доверии, — начинает она, и Ли не нужно смотреть на Кару, чтобы знать, что она стискивает зубы одновременно с ним. «Нас бы сейчас за покерный стол», — думает он и тут же одёргивает себя. Какие сейчас, к чёрту, шутки про покер! — Эта миссия обладает огромной стратегической важностью. Кроме того, это наш уникальный шанс нанести ответный удар. Сайлоны отняли у нас всё, и мы наконец-то можем тоже что-то у них забрать. Их бессмертие. Это, быть может, не то, что вы назовёте высшей справедливостью, но у нас нет других вариантов. (Ли всегда хотел верить в то, что у каждого человека есть душа, что после этой жизни будет другая; сейчас он вспоминает об этом и почти с облегчением думает о том, что его брат мёртв — одним человеком, перед которым ему было бы стыдно, меньше.) — Вы асы, вы знаете своё дело и знаете природу нашего врага. Вы оба одинаково хорошо обучены и одинаково жаждете победы. — Кейн смотрит на них тяжело и неподвижно. — Вы сделаете то, что должно. И Ли (тело становится непослушным и словно ватным, и только поэтому он не вздрагивает, встречая её знающий взгляд) действительно сделает это.