***
Линч уже много раз приходил в себя после того, как сознание выскальзывало из его тела. Драки, алкоголь, наркотики, сыворотка, различные препараты – многое заставляло его мертвым грузом падать на ближайшую горизонтальную поверхность. И каждый раз было до ужасного противно приходить в себя, вдыхать воздух, сперва не улавливая запахов, прислушиваться к тишине, которая далеко не сразу спешила наполниться звуками окружающего мира. Так было и в этот раз. Ассасин морщит лоб, ощущая все тот же паршивый запах алкоголя и рвотных масс, бьющий в нос. – Пришел в себя? Молодец, – Чарльз, еще недавно любезно запустивший в него почти пустую стеклянную тару, оказывается рядом с диваном, занятый изучением его наручей. Ксавье, кажется, уже далеко не в первый раз проводит кончиками пальцев по острию клинка. – Кто ты? Ты не Он. Каллуму кажется, что, кроме смертельной усталости, в голосе его случайного спасителя он слышит едва заметные нотки разочарования. Язык начинает ворочаться во рту далеко не сразу, как и пересохшие губы не спешат открываться. Впрочем, собеседник его совершенно никуда не торопит. – Каллум Линч. Я думал, здесь никого нет. Мужчина даже не пытается встать. Он не связан, еще жив, ему вроде бы ничто не угрожает, а, значит, нет смысла изображать героя одного из тех боевиков, где в этот момент он должен был бы вскочить с дивана, чтобы скрыться за дверью, эпично вырубив перед этим своего «смотрителя». – А тут вдруг сам хозяин особняка. Неожиданно, да? Чарльз язвительно усмехается, продолжая изучать клинки, словно в этом и есть весь смысл его жизни. Ему кажется, что это успокаивает, помогает отвлечься от мыслей о человеке, которого он так старался забыть все это время, заливая в себя алкоголь в огромных количествах, в тайне от Хэнка увеличивая дозировку препарата, дарующего возможность ходить в обмен на свою силу. А ведь все в этом доме, даже чертова инвалидная коляска, напоминало о прошлом, которое каждую ночь являлось Ксавье во снах, причиняя лишь больше боли. Ведь в этих снах не было всего того хорошего, что еще помогало Чарльзу хоть как-то держаться. Даже Маккой в этих снах оставлял его, добивая напоследок из-за слабости и некогда такого большого доброго сердца. – Я думал, что ты тоже просто влез сюда. Не тянешь на хозяина такой роскоши. Голос слишком хрипит, так что едва ли Линч звучит сейчас так же резко и уверенно, как обычно. Он медленно касается рукой своей раны, переставшей болеть, точно по мановению волшебной палочки. Мало сказать, что он удивлен, когда обнаруживает на себе добротную бинтовую повязку. Кажется, он все же и впрямь будет жить, даже не потребуется тайком пробираться в больницу для переливания крови. - Почему ты принял меня за другого? - Вы очень похожи внешне, я бы сказал, как две капли воды. Но у него нет таких шрамов, немного другое телосложение и… и ты не Он, - последние слова Ксавье кидает резко, словно больно уколовшись воспоминаниями. Снова. - Можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь. Только не разнеси дом. Телепат так и уходит в свою спальню, снова чуть потряхивая головой на ходу. Ему нужно лекарство, как можно скорее. Уж слишком не хочется снова видеть странную машину, которую в мыслях Линча называют Анимусом, и этих людей, ассасинов, образы которых упорно начинали втискиваться в его голову из-за ослабевшего эффекта препарата.***
Спустя некоторое время Чарльз начинает заметно чаще спускаться на кухню, насильно впихивая в себя что-то из холодильника, варит себе раз за разом кофе, хотя особо и не ощущая его аромата. Боже, он даже начинает меньше пить. Он не отдает себе отчет, но делает все это только ради того, чтобы пройти мимо Каллума, который все оказавшееся внезапно свободным время проводит все на том же диване, куда его притащил Чарльз, с книгой в руках. Переброситься парой слов оказывается теперь так важно, что Чарльз даже начинает заводить будильник, чтобы не проспать весь день по привычке. Он проветривает дом и распихивает кое-как грязную посуду по углам кухни, хотя до этого и сам Хэнк не мог заставить его это сделать. Однако каково же его удивление, когда однажды он находит полностью вымытую посуду и еще теплый омлет в сковороде, явно ожидающий именно его. Тем не менее, они ни разу за все это время не сказали друг другу больше десятка слов за день. Даже их спонтанная шахматная партия проходит в полном молчании. Как ни странно, Ксавье даже смог почти не трясущейся рукой переставлять фигуры по старой и побитой доске, еще недавно покрытой толстым слоем пыли. Они играли на ней только с Эриком, и до этого момента Чарльз ни за что не посмел бы достать ее. Но Каллум... Распитая чуть позже на двоих бутылка виски сопровождалась лишь стуком стаканов, которые они ставили на поверхность небольшого лакированного столика. Два совершенно чужих человека, не сказавших друг другу почти ничего за долгое время, ставшие такими близкими. Так думал Ксавье, который постепенно начал оживать, снова ощущая себя человеком. Он был все так же разбит, но, кажется, впервые за долгое время, не было мыслей о том, чтобы вылезть на крышу особняка и испытать на себе силу гравитации. Ксавье действительно верил, что все будет хорошо. Что вполне неплохой омлет со свежим кофе и дальше будут дожидаться его по утрам на кухне, что в доме станет чуть меньше пыли, а свежего воздуха - куда больше. Что однажды он сможет просто сесть напротив Каллума и поговорить с тем обо всем на свете, будто они старые закадычные друзья, как с Эриком. Что однажды они вдруг почувствуют, что всего этого им мало, и между ними потихоньку что-то закрутится. Как с Эриком. Так хотелось верить, что у них обоих все будет хорошо, и они оба будут радоваться новому дню. Не как с Эриком...***
– Да, давай, проваливай! Ты такой же, как и Он! Вы одинаковы, черт бы вас побрал! Чарльз смеется, и это смех сквозь слезы. Они катятся по щекам, и Ксавье знает, что это выглядит жалко, что ОН жалкий. Он слишком слаб, слишком много потерял, едва ли достоин даже капли внимания, хотя бы даже этого ассасина. Линч творил жуткие вещи по мнению Чарльза, но, видя их в короткие приступы телепатических видений между приемами лекарства, Чарльз старался побыстрее все забыть, не говоря своему гостю ничего. Ксавье ведь уже был готов поверить, что все снова начинает налаживаться, что он снова не будет один, что все будет хорошо, что кто-то будет рядом - что Каллум будет рядом. Но нет, Линч уходит, именно так он сейчас и сказал. Сложно ли разбить едва собранное воедино сердце? Вовсе нет, достаточного только одной единственной фразы, чтобы Чарльзу снова почувствовать, как оно разбивается, как обрывается что-то внутри, заставлявшее его бороться за придуманное будущее все последние дни. Телепат резко опускается на пол, ощущая, как ноги перестают его слушаться. Сыворотка, чертова сыворотка! Почему Хэнк оставил ее так мало? Почему она закончилась именно сейчас?! – Чарльз! – Каллум тотчас оказывается рядом с ним, сжимает плечо. – Что с тобой? – он не понимает, что происходит, но остро ощущает неладное. – Что со мной? Что со мной?! Это… это возвращается! – телепат касается пальцами виска, будто Линч может понять, о чем он говорит. Ведь Ксавье так ничего и рассказал о себе. – А когда оно возвращается, ноги отнимаются, и я просто… – Что это? Чарльз? – в голосе ассасина слышны резкие нотки, те самые, которых ему так давно не хватало. Его раздражает то, что он ничего не понимает, что происходит нечто, а он не может помочь Ксавье. – О, ты не знаешь. Как же много ты не знаешь... Чарльз порывисто касается пальцами виска мужчины и видит, как резко у того распахиваются глаза. Линч видит, видит все. Почти точную копию себя в сером спортивном костюме, синекожую девушку, так тепло улыбающуюся Чарльзу, и других мутантов. Поездку в Россию, солдат, смерти, полет на Кубу. Океан, песок… Вот Чарльз лежит на его руках и с такой болью смотрит на него, о, эти бесконечно голубые глаза, полные боли. И нет, дело не только в спине. Каллум ощущает все, что испытывал Чарльз тогда на берегу: разочарование, крушение надежд, тупую боль от обманутых ожиданий. Ощущает, как все внутри сжимается, когда Эрик уходит, просто оставляет его на песке, уводя с собой синекожую девушку. Он чувствует все так остро, будто и сам находится сейчас там. – Теперь ты видишь? Видишь, Каллум?! – голос Чарльза срывается, его потряхивает, когда он убирает пальцы от виска мужчины. – Он значил для меня все, а сам просто развернулся и ушел! Он бросил меня! Ну так проваливайте. Вы мне не нужны! Оба! Ксавье с силой толкает мужчину в плечо, пытается отстраниться, с трудом встает на ноги. Теперь у него будет достаточно времени на самокопания, причитания, на то, чтобы кричать вновь от той боли, которую ему причинили, не ведая того. Опять. – Проваливай, дверь можешь не закрывать, – Чарльз поворачивается спиной и идет к лестнице, стараясь не показывать, что каждый шаг дается ему с огромным трудом. – Чарльз… – Видения твоего предка просто так не прекратятся. Сходи к мозгоправу или так и будешь видеть Агилара, – устало бросает Ксавье, после сжимая зубы. Шаг, еще шаг. Боль прошибает позвоночник, будто он снова там, на Кубе, и вновь в него попадает кусок свинца, разделивший его жизнь на "до" и "после". Каллум едва ли не пулей вылетает на улицу. Ему нужен воздух, нужно время, чтобы осмыслить все увиденное и услышанное. Мутанты, телепатия, человек с внешностью, как у него. Этот взгляд Чарльза… Не нужно быть телепатом, чтобы понять Ксавье. Чарльз падает на лестницу, до побелевших костяшек впивается в ноги, так резко переставшие его слушаться. Голову буквально разрывает от голосов. Больно, слишком больно. Слишком много мыслей, слишком много чужих ощущений и воспоминаний. Это заставляет сжаться на полу в комок и болезненно взвыть, будто эти раны - физические, и кто-то продолжает наносить их невидимым оружием. Хэнка нет, почему его нет? Лекарство, черт бы его побрал! – Не кричи. Успокойся и дыши. Чарльз даже не сразу понимает, что его бережно поднимают на руки, крепко прижимая к себе. Голос Линча бесконечно спокоен, будто ничего и не происходит. Ксавье лишь вцепляется в его плечи, крепко сжимая ткань, едва не до треска. – Катись ко всем чертям! Убирайся из моего дома! – он почти рычит, жалея, что не может снова оттолкнуть мужчину, ведь тогда его и самого уронят. Хотя, какая теперь уже разница? – Я не ухожу, Чарльз. Я здесь, слышишь? А теперь дыши и успокой свой мозг. – Я калека, инвалид! Я не могу сам даже душ принять нормально! Не могу передвигаться по собственному дому! Я тебе не нужен, убирайся отсюда! – сейчас даже телепатия не нужна, чтобы понять, что испытывает Каллум, почему вернулся, почему бережно опускает Ксавье на кровать, накрывая легким одеялом. – А я убийца и отсидел не один срок, что ж теперь? Чарльза трясет, но он все же открывает глаза, чтобы посмотреть на спокойного ассасина. Он цепляется за разум Линча, пытается успокоиться, перенимая его уверенность. – Ты уверен в своем решении? – Чарльзу не нужно слышать ответ, достаточно лишь одного короткого поцелуя и участившегося сердцебиения ассасина, чтобы понять, что он наконец действительно не один.