Even the stars look brighter

      — Введите индивидуальный номер, — в который раз прогнусавил ВИ.              Последовала тоскливая пауза.              — Отказано в доступе.              — Пропусти меня, тупая железка! — прорычал Авитус, с трудом поборов желание заехать по панели кулаком.              — Введите индивидуальный номер.              — Да какого… Я должен быть в базе!              Бушующий турианец вернулся к попыткам дозвониться до адресата, но автоответчик на том конце только бубнил о необходимости завершения предыдущего разговора. Время неумолимо приближалось к пяти; еще немного — и будет совсем поздно.              Усилием воли скрутив поднимающееся отчаяние, Авитус несколько раз глубоко вздохнул, прошелся по коридору и вернулся к терминалу. Может, барахлит сканер, может, его собственный номер не внесен в список этого отсека…              Но ему необходимо туда попасть. Он должен видеть…              Двери разошлись с мягким жужжанием за мгновение до того, как он вновь активировал терминал.              — Джакана, где тебя носит? — прошипел Авитус.              — Если ты думаешь, что мне больше нечем заняться, кроме как открывать двери для всяких нарушителей, то ошибаешься, — турианка смерила его скептическим взглядом и щелкнула мандибулами. — Идем, а то Мейсен меня уже достал.              Перешагнув порог отсека криостазиса, Авитус на мгновение остановился, всем телом прочувствовав накатившее ощущение дороги. Почти такое же, как в детстве, когда он с семьей отправлялся в соседний город к двоюродным братьям, но сильнее и глубже, пробирающее до самых костей. Странно — он не думал, что в таком возрасте сможет вдруг вернуться к совершенно забытым чувствам. Когда он подписывал документы, официально отказываясь от должности Спектра; когда пришел к офису «Инициативы» впервые, не в силах избавиться от ощущения, что все на него смотрят; когда закончил все тесты и получил официальное подтверждение участия в программе — ни в один из этих моментов не было этого тянуще-прекрасного, одновременно сладкого и жуткого чувства, вытесняющего все заботы и переживания о настоящем и грядущем и оставляющего только настоящее. И что с того, что «настоящего» осталось всего несколько суток и последних тестов, а дорога пройдет незаметно для покоящихся в криокапсулах путешественников?              Но главным — самым главным, — оставалось не это.              Лежавший на кушетке Мейсен скованно махнул рукой, увидев приближающегося турианца.              — Дальше дорогу найдешь, — фыркнула Джакана за спиной Авитуса и ушла в кабинет, не дожидаясь просьбы. Рассчитанный на осмотр сразу нескольких пассажиров, бокс остался пуст.              — Ты просто чудо! — крикнул ей вслед Мейсен, поднимаясь на ноги. Ответа не последовало.              — Хэй, надеюсь, финальные проверки не слишком утомительные? — усмехнулся Авитус, внимательно осматривая стоящего перед ним турианца. Даже сейчас, на самом последнем этапе, он не мог задушить опасение, что все пойдет не по плану. Поэтому он плохо спал — и все равно пропустил утренний уход Мейсена. В памяти остались только легкие прикосновения и теплое дыхание возле уха.              — Не сложнее проблем с блоком научников, из-за которого меня подняли с кровати еще ночью, — Мейсен передернул плечами. — Не хотел тебя будить.              — Ну, теперь-то ты выспишься, это я тебе гарантирую, — с нервным смешком ответил Авитус.              Они оба медлили, даже сейчас не в силах убедить себя, что теперь — можно, теперь всем уже точно все равно, и некому их осудить в пустом гулком зале, полном лишь молчащих приборов и запаха медикаментов.              И преодолели это тоже оба — шагнули навстречу, привычно и верно сжимая объятия.              — Шестьсот лет, а? Я так и не смог этого представить, — со смешком пожаловался Авитус.              — Два миллиона световых лет, — тем же тоном отозвался Мейсен, обхватывая его затылок. — Андромеда не имеет права нас подвести.              — Пусть только попробует! — Авитус храбрился, не замечая, что объятия становятся все сильнее похожи на попытку удержаться. Они вцепились друг в друга, словно мир вокруг рушился — хотя так оно и было. За стеной в камерах спали несколько тысяч турианцев, к которым они должны присоединиться. Слишком странно, чтобы понять.              Оба молчали. Все уже было сказано за последние дни, месяцы и годы, сказано и неоднократно подтверждено. Они вместе пришли к этому и справятся с разлукой в шесть сотен лет ради новой жизни.              Мейсен едва ощутимо дрожал, и только заметив это, Авитус понял, что его самого бьет озноб. Он сжал руки сильнее, впитывая, разделяя всю невыразимую бездну эмоций, угрожающую разорвать их на части.              — Ави, мы правда делаем это? — Мейсен не поднимал головы от его плеча, отчего голос звучал глухо и сорванно.              — Кажется, да. По крайней мере, похоже на то, Первопроходец.              Мейсен укусил его за шею.              — Просил же не называть меня так!              — Я должен был напомнить, — Авитус потер кожу на месте укуса. — Интересно, след останется после разморозки? Я так и не разобрался в принципах…              — Ради духов, заткнись! — Мейсен схватил его за подбородок, притягивая ближе.              *       — Выглядит не так уж жутко, — поцокал языком Авитус, оглядывая открытую криокапсулу. — Мягкая, — он потыкал пальцем в покрытие.              — Убери лапы, — беззлобно буркнула Джакана, выключая сканер. Сколько раз она за последние пятнадцать минут проверила показатели турианского Первопроходца — не счесть. Авитус втайне надеялся, что с ним возиться будут меньше.              — Ты меня, наконец, отпускаешь? — вздохнул Мейсен, поправляя форму.              Джакана кивнула.              — Ложись.              Мейсен встал рядом с Авитусом, переплетая их пальцы.              — До встречи на той стороне, — прошептал тот. — И только попробуй меня кинуть.              Время шло отвратительно быстро. Мейсен уже лежал в капсуле, ерзая в поисках удобной позиции, будто в этом был хоть какой-то смысл. Авитус продолжал держать его за руку — кажется, больше для себя, чувствуя, как возвращается постыдная дрожь. Он смотрел в лицо Мейсена, словно пытаясь приметить что-то, уходившее от взгляда все это время, по-новой запоминая очертания пластин и узора на них, утопая в прищуренных зеленых глазах, смотрящих только на него, словно остальной мир уже перестал существовать. Авитус не сомневался, что выглядит точно так же.              — Не очень хочется вас прерывать, но я слышала, что мы отправляемся в какую-то Андромеду…              Авитус кивнул, чувствуя, как ноги становятся ватными. Медленно расцепил пальцы, освобождая ладонь Мейсена, и улыбнулся так широко, как мог.              Капсула медленно закрылась, отчетливо разрезая время на «до» и «после».              ***       Он смотрел на темное, неживое небо каменистой планеты, так и не ставшей для них домом.       «Ави, звезды!»              Слепяще-яркие размывающиеся точки, холодные и далекие. От них будто тянуло льдом — даже сквозь толстое стекло базы, — и Авитус не мог убедить себя в том, что это только иллюзия.              Высоко на орбите планеты сквозь пустоту наверняка еще плыли обломки спасенного ковчега. Космос не забывает и не прощает, космос, в отличие от копошащихся в нем созданий, если не вечен, то максимально близок к этому. Но прежде, чем он заберет их, пришедших из глубин, обратно, Авитус сделает все — и даже больше — для того, чтобы смерть Мейсена не была напрасной.              В тяжелый, отдающийся в черепе пульс вновь вплетался хриплый неверный голос, зовущий: «Ави, Ави!» Просыпалась глухая, безысходная и бесцельная ярость, смешанная с непреходящей ноющей болью. Это было так привычно, что почти становилось приятным — стабильность в не прекращающем меняться мире, в котором так и не нашлось места для одиночки.              — Дождись меня там, — пробормотал Авитус, откупоривая бутылку и не отрывая взгляда от россыпи звезд.              С момента последней записи, созданной Мейсеном Барро, прошло пять лет.