***
Уже целых два месяца. Два месяца, как я ушёл из спорта. И даже не спрашивайте почему, ведь я в любом случае не смогу дать вам точный ответ на этот вопрос. И пусть я больше не могу участвовать в чемпионатах, выходить на лёд, ожидая того, как озвучивают твоё имя, а люди затаив дыхание ждут когда начнет играть музыка. В это время по телу пробегают миллиарды приятных мурашек, а ты видишь знакомые лица, чьи взгляды устремляются на тебя, и, уже по окончанию ты будто бы находишься в каком-то другом пространстве, уже не слышишь вздохи, различные крики и какие-то бессвязные слова, смысл которых разобрать ты уже не в силах, всей толпы и изумленные взгляды в твою сторону. Но все-таки я продолжаю быть связан с фигурным катанием, хоть и косвенно, всего лишь просматривая выступления фигуристов. Вернее, одного из фигуристов… Выступления Виктора Никифорова. Да уж, он действительно откатывает программы безупречно. Я спрашивал мнение о них у Юко, но сначала она ответила, что я лишь считаю его кумиром и ничего особенного в этом нет. Впрочем, я не думаю что это действительно так, ведь я-то знаю что именно чувствую к кумирам, а что — к Виктору, и это абсолютно не два одинаковых ощущения. Его выступления, с самого их начала, заставляют меня все больше восторгаться этим человеком. Когда я попытался объяснить это Юко, то она лишь робко кивнула, хихикнув и опустив голову, но ее щеки заметно покрылись румянцем, что меня, если честно, очень смутило, но я не предал этому какое-то особенное значение. Это обычное поведение Нишигори, и даже с годами оно не изменилось и не думаю, что когда-либо будет меняться. 18:36. Мой телефон завибрировал, подавая признаки жизни. Я-то думал, что он уже успел разрядиться… Мне кто-то звонил. Я был поражён этим. Кто-то ещё не забыл о моем существовании. Я беру трубку, одновременно думая над тем, кто же это мог быть. В скором времени эта задача была решена, на другом конце провода оказалась Юко, она сказала, что зайдёт за мной через пять минут и предложила прогуляться по Хасецу, хоть и выбора у меня в любом случае не было, но я был бы не против сходить куда-нибудь и взять Вик-чан, моего верного друга, названную в честь, собственно, самого Никифорова, с собой.***
Вся наша компания неторопливо двигалась по улице, бурно обсуждая разные вещи на совершенно разные темы, в то время как мне пришла в голову мысль сходить за угощениями в ларёк напротив, а чтобы пройти к нему стоило лишь перейти дорогу. Я не думал, что может случиться что-то плохое, да что уж там, я вообще не думал что что-то может случиться. Но это случилось. Заговорившись с Юко я совсем не заметил, как отпустил поводок Вик-чан, которая побежала прямо к мимо проезжающему автомобилю. Он не затормозил. Водитель автомобиля не затормозил… Я не могу пошевелится. У меня нет сил даже закрыть глаза, чтобы не видеть этой картины. Вик-чан лежит на асфальте, а из её пасти потихоньку струится кровь. Ч-что? «ВИК-ЧАН ЕЩЁ ЖИВА!» пронеслось у меня в голове, хоть это и не было так, но мне хотелось верить. Я и Юко быстро подбежали к ней, я приподнял её голову, чтобы мы могли смотреть друг другу в глаза. Она так жалобно скулила, точнее, пыталась скулить, но она была слишком слаба чтобы сделать это. Я дрожащей рукой глажу её голову и говорю ей, что всё будет хорошо. Я опять соврал. Ничего не будет хорошо. Она сделала свой последний вздох, уткнулась своей мордашкой мне в руку и… и закрыла свои глаза. Всё, её больше нет со мной. ЕЁ БОЛЬШЕ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, НЕТ. Нет нет нет, этого не может быть. Она не могла умереть. В ушах стоял гул, а этот день казался мне каким-то серым и мрачным, да и все дни после него тоже. Я просто не мог спокойно смириться с мыслью, что моего любимого пуделя больше нет в живых. Нет в живых того, кто был со мной так долго. Знаете, когда люди впадают в депрессию они справляются с ней по-разному. Некоторые не выходят из дома и слушают музыку, некоторые весь день проводят в кровати, уткнувшись лицом в подушку… Ну, а я решил заедать свои плохие эмоции от случившегося недавно. Именно едой. Да, именно так и вы не ослышались. Естественно, ни к чему хорошему это не привело, естественно, мне приходилось испытывать душевную травму, но я понимаю, что это действительно было не самое лучшее решение из принятых мной. А чтобы хоть как-то меня взбодрить, видевшая всё это Юко похлопала меня по плечу и сказала, что в мире есть куча разных вещей и не стоит зацикливаться только на одном, тем самым портить свою жизнь, а потом предложила посмотреть новые выступления нашего общего «кумира» по телевизору. Нехотя мне пришлось согласиться, ведь она совсем и не заметила, как сделала выбор за меня.***
Прошло уже несколько часов, а я всё ещё не могу расстаться с чувством того, что Виктор чувствовал себя практически так же подавленно, как и я сейчас. Впрочем, так и оказалось. Вместо прекраснейших, трогающих душу выступлений мы увидели лишь объявление о том, что Виктор хочет бросить спорт. Навсегда. Я, конечно, знаю, что сложно продолжать выступать, да и к тому же с таким количеством фанатов… Но я уже допустил подобную ошибку, которую никогда себе не прощу и не хочу, чтобы он сделал то же самое, а потом жалел… Нет, я ни за что не позволю ему допустить такую ошибку, никогда! Напряжение в комнате растёт, я сжимаю подол сорочки до боли в пальцах и кисти руки. Юко замечает это. Она торопливо подходит ко мне, берёт за руку и начинает успокаивать, говоря разные смешные вещи. Вернее, те, что были бы смешными в любой другой момент, но никак не сейчас. Я еле сдерживаюсь, чтобы не зарыдать, да и Нишигори, видя, что её уговоры никак не помогают мне, а только делают, как она потом объяснила, «хуже», она тоже готова была разрыдаться прямо здесь. Ближе к ночи, когда Юко уже покинула меня, пожелав на прощание что-то вроде «Береги себя!», но я уже не слышал ее слов к этому времени. Я был слишком опустошён и запутан. Однако, я вспомнил некоторые слова, которые она говорила, пытаясь хоть как-то остановить мою подступающую истерику, успокоить меня. Это была фраза: «Да ладно тебе, ты будешь писать ему письма! Подбадривающие письма специально только для него, только для твоего кумира, для твоего Виктора!» И мне действительно запомнились эти слова. А что если…***
Уже почти пять часов утра, я почти закончил писать. По столу были разбросаны клочки скомканной бумаги — «неудачные варианты», несколько чашек, в которых когда-то, несколько часов назад, находился обжигающий тёмно-коричневый напиток, именуемый кофе. Что я закончил писать, спросите вы. А я отвечу: Письмо. Как говорила Юко, письмо специально только для него, только для твоего кумира, только для твоего Виктора. По-моему, спустя несколько тысяч попыток, это самый лучший вариант из всех. Сегодня же отправлю его.***
Итак, перед тем, как отправить письмо я каким-то образом упустил очень важную деталь. Не знаю, было это из-за усталости или из-за чего-то еще в этом роде, но я таки забыл. Дело в анонимности самого письма, Виктор никогда не должен узнать откуда это письмо и кем написано, только при этом условии я и решился, но дело в том, что конверт уже закрыт и мне никак не проверить содержание, тогда хотя бы подписаться как-нибудь, вроде «Анонимный фанат», пусть и банально, но времени на выдумки большего у меня совершенно нет.***
Письмо оказалось отправлено и теперь меня волнует только то, как Виктор получит его… Наверное, от этого тоже может многое зависеть. Вдруг ему не понравится цвет? Что если почерк окажется слишком уж неразборчивым? А если я вдруг ошибся в слове и не узнаю этого, то он, наверное, сочтет меня за безграмотного кретина! Да, Юри всегда говорили о том, что он слишком уж себя накручивает и очень много волнуется о том, о чем совершенно не стоит волноваться, но он всегда был таким и остается даже сейчас. Пытаясь, видимо, успокоиться, чёрноволосый рисовал тучи на полях старой записной книжки, которая была настолько исписана, что некоторые листы просто-напросто выпадали из нее, а старый переплет был наполовину порван, вторая же половина его была сильно потерта, поэтому эта книга уже не годилась для дальнейшего использования, но зато всё в ней вызывало сильную ностальгию. Даже когда Юри лишь брал ее в руки, он уже вспоминал те моменты, которые были записаны, а в особенности его любимые, а когда открывал в нос забивался приятный запах, так обычно пахнут все книги, которые смогли «прожить» уже достаточно продолжительное время. Безусловно, сегодня для Кацуки Юри самый лучший день в жизни. Неприятностей точно не должно случиться.***
И, как всегда говорила бабушка Кацуки: «Если есть хоть какая-то вероятность неприятности случиться, то она обязательно произойдет». Собственно, так и случилось. Вернее, не совсем…***
Время близилось к вечеру, солнце уходило все ниже и ниже, под землю, оставляя за собой алые пятна, будто бы напоследок решило раскрасить небо так, чтобы каждый мимо проходящий удивился этой красоте и застыл, наблюдая за этой картиной. Скоро начнется осень, а, собственно, прошло около трёх месяцев с отправления письма его «лучшему-на-свете-кумиру» — такие небольшие правки Юри решил внести в фразу Юко, однажды, совершенно случайно сказанную девушкой, но которая запомнилась чёрноволосому очень надолго. Он, любуясь прекрасным закатом в Хасецу, двигался к заветной точке, куда каждый день, с момента отправления его письма, приходил и узнавал не пришел ли ответ. Но в этот раз ответ был иным, а не просто обыкновенное: «Извините, Кацуки Юри, для вас ничего нет. Это, наверное очень важное для вас письмо…» и ещё много других бессмысленных фраз, которыми Юри как будто пытались успокоить. Но он не боялся, он сам пытался успокоить себя тем, что Виктор, возможно, занят, он ведь как-никак и живет не в соседнем квартале, а в другой стране. Ответ может и даже должен идти долго. Но сейчас… Сейчас паренька буквально охватила, сначала паника, а потом и, самое, что ни на есть, счастье и неудержимая радость. Таких эмоций он не испытывал с детских лет, что сильно сказалось на эмоциях Юри сейчас, он не обращал внимания на остальные слова, ведь сейчас ему была важна только фраза: «Да, действительно, для вас есть кое-что. Всё верно, Юри Кацуки…». Он, разобравшись с долгожданным ответом быстро помчался в сторону дома, чтобы скорее распечатать ответ Виктора и, наконец, прочитать… Подумать только! Он ведь правда ему ответил!***
Сразу после того, как чёрноволосый прибыл домой он мигом взялся за письмо. Сначала он взял его в руки и начал рассматривать все, что только мог увидеть. Он проводил пальцами по бумаге, которая пахла совершенно иначе, по-новому, да и на ощупь была другой, отличной от той, из которой делали конверты в Хасецу. Юри, распечатав письмо первым делом провёл указательным пальцем по подписи, которая красовалась в правом нижнем углу самого письма. Написано было «Victor Nikiforov», а сами слова были соединены между собой различными крючками и завитками. Наконец, налюбовавшись на красивый почерк своего «самого-лучшего-на-свете-кумира» или же Виктора Никифорова, или, опять же, «моего Виктора». Сначала улыбка не сходила с лица Юри до, почти, самого конца письма, но тут он вспомнил о том, что обычно писал письма только нескольким своим знакомым-фигуристам и, конечно же, упоминал свой город, выходит, что всё это время Юри пытался успокоить себя тем, что Виктор не заметит этого, но он, даже наоборот, придал этому особое значение, и написал о том, что его последнее выступление пройдет в Хасецу! Как же, черт возьми, так?! Конечно, с одной стороны это очень даже хорошо, Кацуки ведь всегда хотел, чтобы Виктор приехал и всегда был рядом, а с другой… он ведь даже толком не представился, вдруг его «лучший-на-свете-кумир» представляет его совсем другим, коим он не является на самом деле, ведь тогда и Виктор, и, даже сам Юри, будет разочарован, а чёрноволосый очень не хотел такого первого впечатления. Он обязательно будет на выступлении Виктора. В самом лучшем своём свете, он придет. Обязательно и безоговорочно. И станет тем Кацуки Юри или же «Анонимным фанатом», которого Никифоров даже и представить себе не может!***
Обыкновенный декабрьский денёк, ещё лишь начало зимы, поэтому сильных морозов до её середины не бывает, а если и есть их вероятность, то она крайне мала и, наверное, такое бывает очень редко. Но сейчас меня не сильно волнует погода в городе, нет, для меня важнее предстоящее событие. А, точнее, последнее выступление Виктора Никифорова, которое, как он сам написал, во что я до сих пор не могу поверить и безумно счастлив, пройдёт в Хасецу. И я тоже буду там, ведь… Ведь я так долго ждал встречи с ним… Да, он сразу заметит меня, ведь не сделать этого будет невозможно. И я буду настроен решительно до самого конца, до того самого дня выступления.***
Я уже решил для себя, что для Виктора это выступление действительно станет незабываемым, а тем более для меня самого. Юко стоит позади, говоря мне что-то, но я не слышу её. Не из-за криков и радостных визгов толпы, а из-за того, что я просто не хочу отвлекать себя от мысли грандиозного выступления, которое должно начаться уже через пару минут, а может уже и считанных секунд… Виктор на льду выглядит великолепно, если это действительно его последнее выступление, то он постарался на славу. Я чувствую насквозь пронизывающее чувство счастья и радости, но одновременно и сильного разочарования в себе, ведь Никифоров за время всего своего выступления даже и не взглянул в мою сторону! После выступления Виктора прошло чуть меньше получаса, а я не мог пробраться через километровую толпу фанаток, чтобы хоть раз увидеть его! Казалось даже, что сама толпа не уменьшается, а увеличивается. Чёрт. Мне туда не пройти, а значит… А значит всё было напрасно. Я чувствую, как по щекам скатываются слезы, а перед глазами всё перемешивается между друг с другом и я ничего не могу хорошо разглядеть. Вдруг я чувствую сильный толчок в спину и чуть ли не бессильно падаю на пол, но немного сил, чтобы удержаться на ногах, все-таки, остается. Я оборачиваюсь, завидя перед собой какие-то плывущие пятна: сначала серый, потом чёрный, голубой, жёлтый и ещё куча различных пятен, имеющих разный цвет и оттенок кружатся перед глазами, не позволяя развидеть что-то. — Почему ты плачешь? — Одно из пятен на этой сумасшедшей картине задвигалось, явно обращаясь к Кацуки. Слишком знакомый голос, но… Я не мог ответить. По крайней мере, точно не сейчас, мне не хотелось никого видеть, даже находиться здесь. Было тяжело дышать, как будто со всех сторон тебя зажимает что-то невидимое, будто желая того, чтобы ты задохнулся. Я чувствую кто-то аккуратно проводит по тыльной стороне моей ладони, а потом берёт её, видимо, в свою руку. Я продолжаю оставаться на месте, смотреть и наблюдать за одним из этих пятен. Второй рукой некто проводит, сначала по моим волосам, а затем начинает осторожно, чтобы, будто бы, не помешать мне, большим пальцем вытирать слёзы с моих щёк. Теперь я могу разглядеть этого человека. Виктор, кто бы мог подумать! Но… Он ведь даже ни разу не посмотрел на меня, как же тогда было можно видеть именно среди всей этой, просто нереальных размеров, толпы? Пока я пытался разгадать причину поступка Никифорова, я вспомнил, что именно сейчас наступил тот самый момент неловкого молчания, мои щёки мгновенно стали пунцового оттенка, когда я ещё и заметил то, что Виктор всё это время смотрел на меня. Таким непринуждённым взглядом, что мне хотелось стать ещё ближе к нему. Нет, не через письма, именно быть ближе в жизни. В этой жизни. Каждый день приходить к нему, обсуждать что-то, совершенно не важно что именно. Самым главным бы стал именно сам процесс, когда начинаешь сближаться с таким прекрасным человеком хотя бы даже и на духовном уровне… — Так позволишь ли узнать твое имя? — Быстро спрашивает улыбающийся Никифоров, абсолютно не скрывая своего, даже в каком-то роде, по-детски заинтересованного и любопытного выражения лица, чем-то напоминая мне сейчас ту беззаботливую Юко, что мне сейчас не хватает… Я оглядываюсь назад, в попытках взглядом найти её, но мой собеседник оказывается гораздо настойчивей и осторожно поворачивает мою голову обратно, чтобы я мог смотреть ему в глаза. — Я… Я Кацуки Юри. — Я пытаюсь изобразить на своём лице улыбку, но получается нечто, лишь смутно напоминающее какой-то жалобный оскал. Времени действительно поговорить с Виктором по душам, ведь сразу после моего ответа его, в буквальном смысле, облепила куча фанаток, но он успел одарить меня подбадривающим взглядом и положить в мою ладонь какой-то листок, на котором красовалась уже знакомая подпись.***
Как оказалось по приходу домой, это было небольшое «письмо», если таковым его можно назвать, а на другой его стороне находилась надпись: «для моего Анонимного фаната ❥»***
«Солнце, не мог не заметить, что твое письмо было совсем не таким, какие обычно пишут кумирам. Словно ты писал его любимому человеку, подбадривая его. Как я смотрю, ты действительно мой фанат, не так ли? Но совсем не такой как остальные. Поэтому я хотел увидеть тебя на своем выступлении, но совершенно не представлял где тебя искать и как ты вообще мог выглядеть. Но с твоим поиском мне помогла твоя подруга.;) К слову, на обратной стороне листка мой номер. Можешь звонить на него в любое время. Может быть, еще встретимся? Как будешь готов, можешь позвонить или написать мне.;)» Я перевернул листок, убедившись в том, что Виктор действительно оставил на его оборотной стороне свой номер. От этой приятной, создающей какое-то тепло в области живота, надежды, мне и правда хотелось верить, что в моей жизни ещё что-то наладится, я больше не буду один и со мной будет замечательный фигурист…***
После этой мысли я и погрузился в царство Морфея, всё так же сжимая в руках этот листок, с посланием от Никифорова и всё думал над тем, почему он обратился ко мне «солнце». Вроде бы одно из уменьшительно-ласкательных, но оно вызывает вовсе не такие чувства как обычно, когда так тебя называет совершенно другой человек, нет. Даже наоборот. когда ты знаешь, что это действительно было написано твоим «самым-лучшим-на-свете-кумиром», даже смущаешься. Но… «Лучше было бы, если бы он назвал меня так во время нашей встречи» Подумал я и сразу же удивился сам своим мыслям. Хотя с одной стороны, было бы просто замечательно услышать это милое прозвище в реальной жизни, а не прочитать на бумаге, а с другой стороны я совсем не думаю, что Никифоров сам станет меня так называть, хотя… Хотя он же, в конце концов, ответил, да что уж там, даже не то, что он прочитал моё письмо и ответил на него меня удивило, а то, что он мимолётом заметил пару предложений про мой родной город, когда я бы на его месте, наверное, не обратил бы внимания, он даже приехал сюда. Был рядом и я мог даже уловить тепло его тела, почувствовать его запах… В конце концов, я хотел превзойти все его ожидания и стереотипы (конечно же, в лучшую сторону и в хорошем смысле), сложившиеся во время чтения письма, целиком и полностью, не считая пролога о городе, естественно, посвященного только ему, только Виктору и моему восхищению им. Да, наверное, любой бы человек воспринял это письмо как письмо любимому человеку, написанное ему в поддержку, да, впрочем, изначально так и было, но пока сам Виктор не указал мне на это в своем небольшом втором письме, я бы ничего такого и не подумал. Итак, ситуация постепенно проясняется, становится ясно и изначальное поведение Нишигори после моих рассказов о пятикратном чемпионе, его жизни и выступлений. Впрочем, меня действительно совершенно не смущает то, что Виктор может быть тем, кого обычно и называют любимым человеком. Нет, абсолютно никак. А на вопрос «Почему же?» я так и не смогу дать ответ, как и на многие другие, которые я сам мысленно задавал себе самому и пытался сам же и ответить. К сожалению, или, может быть, даже к счастью, я не могу. Просто не могу ответить. Бывают же такие вопросы, о которых ты никогда бы даже и не задумался, если бы тебе их не задали. Это одни из таких и это совершенно нормально, верно? Так, думаю, будет проще — просто не думать о тех вопросах, на которые ты не в силах ответить, ведь если забивать ими свой, и без того полный всяких ненужных и глупых вещей, разум, то так и до приёма у психолога или, того хуже, психиатра не так уж и далеко. Всё ведь хорошо сейчас? Я ведь счастлив? А что есть это счастье?***
Всё таки, собравшись с мыслями, я решился на звонок Никифорову. Всё же, терять мне в любом случае нечего. Так, ладно. Я набрал в лёгкие побольше воздуха… Вдох. Выдох. Сейчас просто необходимо успокоиться и собраться с мыслями, коих накопилось уже немалое количество.***
Я тщательно проверил набранные цифры по десять раз и, вроде бы, всё верно и точно. Сначала слышались длинные гудки и я уже решил выдохнуть, ведь как только Виктор поднимет трубку я сразу же забуду о чём вообще говорил, но нет же, спустя достаточное количество времени кто-то таки ответил на мой звонок. — Юри, верно? Кацуки Юри? — Даже по голосу я мог определить, что человек, разговаривающий со мной, улыбается. Я был уверен, что это действительно Виктор, его голос было не так уж и трудно узнать среди остальных. Наверное, он ждал моего звонка и это… Хм, смущает? — Да, ох, Вы запомнили. — Протараторил я, стараясь как можно более скрыть смущение. И, серьёзно, «Вы»? О, с каких пор я обращаюсь к нему таким образом? Если в момент ответа я хотел как быть как менее взволнован, точнее, не показать этой взволнованности, то у меня точно плохо получилось. Наверное, стало даже хуже. — Может, на «ты» перейдем, Юри? Вроде бы, моё имя ты уж точно знаешь. — Он тихо хихикнул. Именно тихо, но звонко, что заставило меня улыбнуться, будто бы боялся каким-то образом заставить меня чувствовать себя ещё хуже. И ему это, готов признать, удалось, скорее «солнце» больше подошло бы Никифорову, чем мне, он, словно и правда маленькое солнышко, пытался заставить меня чувствовать это тепло. — Конечно. — Теперь и в моей интонации отчетливо можно было бы услышать улыбку. — Так что, куда же ты хочешь пойти, солнце? — Опять то прозвище, заставляющее мои щёки покрываться пунцовым оттенком. Пойти? Ах да, он же писал, что когда я буду готов сходить куда-нибудь с ним, то должен позвонить. Из-за этого смущения и волнения я совершенно позабыл саму даже тему нашего разговора и причину моего звонка! — Я… Не знаю, Виктор… — Думаю, по моей интонации можно было представить, что я медленно опускаю голову, потупив взгляд и, уже смотря в пол произношу «Виктор» ещё раз, но уже гораздо тише. Я слышу тихий смешок, похоже, он все-таки услышал и это заставляет меня покраснеть ещё сильнее и прикрыть рот рукой, дабы больше не допустить таких неловких пауз, но это не слишком помогает, потому что они встречались на протяжении почти всего нашего диалога. В итоге мы решились встретиться возле замка Хасецу, а там уже и решить куда пойти дальше. Завтра.***
Я выхожу из дома чуть раньше и уже, почти бегом, направляюсь к замку. «Почему бегом, ведь мне некуда опаздывать» пронеслось в голове и тут же нашелся ответ. Вероятнее всего, Виктор, не так часто бывая в этом городке, наверное, тоже пришел раньше, чтобы если что осталось время на поиски верной дороги к этой «городской достопримечательности» и, по крайней мере, мне хотелось верить. Хотелось верить, что это так, что я сейчас лишь заверну за угол и увижу его… Так и оказалось. Моему счастью не было предела, из-за чего улыбка невольно, хотя сейчас это было, наверное, к месту, появилась на моём лице и я бежал ему навстречу. Скорее всего, он ещё не заметил моего появления, так как находился ко мне спиной, но меня это вовсе не пугало, не хотелось убежать, наоборот же. Хотелось остаться тут и целую вечность провести именно так. Никифоров оборачивается и, одаривая меня взглядом прекрасных удивленных голубых глаз, тоже улыбается. Я подбегаю ближе, бросаясь на Виктора с объятиями и громко смеясь, как будто подражая тому нашему разговору, когда Виктор так же звонко смеялся после того, как я повторял его имя манерно растягивая гласные. Я услышал что-то. Ровный ритм, услышав который было страшно даже не то, что шелохнуться, было страшно дышать, спугнуть его. Спустя пару минут было ясно, что я слышал его сердцебиение. — И почему я не встретил тебя раньше? - Никифоров смотрит в мои глаза всё так же улыбаясь, задавая, опять же, один из тех вопросов, на которые я не могу ответить. И действительно... И почему я не встретил тебя раньше?