Ужин с видом на Осаку

Душный летний день, пропитанный запахами крови, пота и пороха, а теперь еще и набитый дорожной пылью поспешного бегства, обещал превратиться в нежный вечер, остужаемый ветром с залива, и после в сладостную, прохладную ночь. Осака манила отступающих Чошу, словно доступная красавица в ярких одеждах, у которой для каждого гостя есть угощение по душе. Вкусная еда, добрая выпивка, изысканный чай, мягкая постель, ласковое слово и горячее тело. Торговый город у залива славится тем, что там найдется товар на любой вкус и кошелек. Отступающие искали там спасение и дорогу домой. Кусака Гэндзуй выслушал доклад дозорного и выдохнул. Их отряду удалось уйти от преследователей, а значит, можно было дать отдых измученным бойцам. Вот только тот отдых вряд ли мог принести кому-то радость, лишь немного восстановить силы перед продолжением позорного отступления. Картины проигранной битвы вновь и вновь вставали перед глазами. А ведь все так хорошо начиналось! Кусака был счастлив, когда удалось склонить руководство клана к нужному решению, когда старейшины согласились на битву, когда армия выступила к столице. Орудийные залпы, разрывавшие хрустальную тишину летнего утра, звучали музыкой для молодого полководца. Защитники дворца метались как тараканы, не зная ни что делать, ни как обращаться с ружьями. Войска Чошу сумели пробиться, и цель была так близка, дорогу к ней устилали обломки стен и разметанных баррикад, тела убитых и брошенное оружие в лужах крови. Боевыми гимнами пели ружья, и их оттеняли стоны умирающих. Кусака и все истинные патриоты упивались своим успехом… Но вдруг что-то пошло не так. Резко изменилось соотношение сил, и ружья в руках защитников дворца уже не палили без разбору, они находили свои цели в рядах нападающих, заставляя их редеть. Мало того, сзади зашли проклятые Волки Мибу. Раз, другой, отряды не успевали перестроиться, и враги вновь проворачивали коварный маневр, и вот уже в тылу можно было различить знамена верных бакуфу Сацума. Провал. Поражение. Позор. Рука сама тянулась к клинку, и приходилось одергивать себя – еще не время. Но время спасать оставшихся в живых солдат для новых битв, для воздаяния противникам, для победы Людей Благородной Цели. И вот остался шлейф пыли за спиной отступающих, и длиной он превзошел бы самый дорогой покров наряда хэйанской красавицы. Стоило ли удивляться, что за мятежниками выслали погоню, от которой пришлось уходить под палящим солнцем исхода лета, выкладываясь до конца, силой одного лишь долга, борясь с отчаянным желанием смыть позор здесь и сейчас. И вот им удалось. Впереди Осака, с её огнями над водой, шумными компаниями, знаменитыми театрами, искушенными женщинами и широкими причалами. Причалами, с которых можно вернуться домой. Впереди Осака, и враг отстал. Осталось лишь собраться с силами для последнего рывка. Кусака вкушал вечернюю трапезу под косыми пурпурными лучами заходящего солнца. Напротив сидел Маки Идзуми, с которым молодой командир Чошу плечом к плечу прошел эту позорную кампанию. Закат расцвечивал давно знакомое лицо причудливой игрой света и тени, преображая, изменяя, искажая выражение и делая каким-то совсем уж не человеческим. За его спиной открывалась дивная панорама такой близкой Осаки и вожделенный залив. – В Киото отлично готовят угря, – произнес Кусака, чтобы сказать хоть что-то, что не касалось бы их поражения. – Вот только излишне пересаливают. – Это приправа из пота, крови и слез, – без малейшего оттенка эмоций отозвался Идзуми, залпом осушая чарку. – А вот сакэ – дрянное, дымом разит. – Это порох ружей и пушек, – эхом откликнулся Кусака и, не в силах остановиться, продолжил жевать, но только теперь ему казалось, что на зубах у него скрипит пепел, приправленный кровью, слезами и потом. Отчего-то он понял, что это его последний ужин, за миг до того, как дозорный принес весть, что преследователи уже почти здесь. Найдется ли тот, кто передаст Кацуре-сэнсэю отрезанный пучок волос? Клинок вошел в живот, прочерчивая три точные линии, поперек – по диагонали – поперек. За миг до того, как пришла весть о том, что погоня их настигла, Кусака понял, ему не сберечь этих шестнадцать и Идзуми для новых сражений. Преследователям, достигшим стоянки на заходе солнца, предстала кроваво-пасторальная картина. Восемнадцать бойцов с развороченными животами, рухнувшие кто как положено, кто как смог – вбок, навзничь, лицом в собственные потроха. Вокруг тел растекалась кровь, слабо золотясь в отблесках заката, отбрасывали причудливые тени горки внутренностей, словно желали ожить неведомыми ночными тварями, напитанными силой скользящих теней. – Эй, глянь, похоже, это их командиры, – опознал глав мятежников один из солдат. – Ну и любил же этот пожрать, – протянул его приятель, оглядывая самую большую кучу кишок и отмахиваясь от запаха. – Даже перед сэппуку не удержался!