Его напарник

Сказать, что следователь старшего класса Мадо был странным, было бы некоторым преуменьшением. Однако Амон решил не обращать внимания на сочувствующие взгляды новых коллег и шепот за спиной. Он надеялся выяснить все самостоятельно. Мадо-сан производил жуткое впечатление: худое лицо напоминало обтянутый кожей череп, с губ не сходила странная усмешка, а глаза горели лихорадочным огнем. Уже одно это настораживало — Амон считал работу в CCG слишком важной и ответственной, требующей ясного ума и холодного взгляда — предположить, что следователь Мадо обладает этими достоинствами, было сложно. Он представлял своим напарником кого-то вроде Аримы-сана — рассудительного, точного, беспристрастного. Мадо-сан был совсем другим. В нем угадывалось какое-то неистовое внутреннее пламя — совершенно неуместное на взгляд Амона, но делать выводы на основе одного только впечатления неправильно, это он знал точно. — Мадо-сан, я изучил материалы по делу, которые вы мне дали. Прошу прощения, но я не увидел здесь убедительных доказательств причастности Мурамацу-сан. Все они косвенные. Я думаю, не мне вам напоминать, что полагаться только на показания свидетелей опасно. Мне кажется, мы рискуем ошибиться. Позвольте поискать другие… — Амон пытался по возможности вежливо выразить свои сомнения и предложить другие пути, но Мадо прервал его: — Нет-нет, Амон-кун, — Мадо-сан по-прежнему улыбался. Казалось, он вовсе не слышал слов Амона. — Это она. Пусть доказательств маловато — мы их раздобудем очень скоро. Поверь мне, мальчик. — Амону показалось, что во всем облике Мадо проступило что-то зловещее, а искры в глазах разгорелись ярче. «Может быть, не так уж неправы те, кто называет его чокнутым, помешанным на гулях?» — Амону стало не по себе от этой мысли. — Как вы собираетесь это сделать? — нужно было учиться всему, что знает его наставник, но сейчас Амон уже не был уверен, что хочет знать ответ на свой вопрос. — Сам все увидишь. Это будет интересно. Никакая это не тихая старушка, а самый настоящий гуль. Интуиция никогда меня не подводила, — в его голосе не было ни капли сомнения, только азарт охотника и предвкушение. — Инту… что? О какой интуиции вы можете говорить, когда на кону человеческая жизнь? — услышанное не укладывалось в голове Амона. Он ненавидел выходить из себя, но сейчас был близок к этому. Мадо только захихикал в ответ. Жуткая привычка. Это было похоже на безумие. Амону захотелось немедленно развернуться и уйти, но в последний момент он заставил себя остаться — если все зайдет слишком далеко, он должен будет остановить своего напарника. Все это было совсем неправильно. Вместе с возмущением Амон чувствовал разочарование, что было намного хуже. Не этого он ждал от CCG, не за этим пришел сюда. Все должно было быть совершенно иначе. Амон так долго шел к этому дню, к этому назначению. Работа в CCG много лет была единственной его целью, его надеждой оправдать свое существование. Из-за нелепого стечения обстоятельств он все еще жил, ходил по земле, дышал воздухом, хотя должен был умереть давным-давно. Он не знал почему: почему умирали другие, но не он. Когда-то ему мучительно, невыносимо хотелось найти хоть какой-то смысл, и он нашел его в попытке искупить свою непоправимую вину. Долги, которые не отдашь мертвым, нужно отдавать живым. Он учился, тренировался, он стремился быть лучшим во всем — это меньшее, что он мог сделать для погибших страшно и бессмысленно детей. Он обязательно остановит другого убийцу, не позволит разрушить другие жизни. Он страстно, неистово, до боли желал исправить все, исправить искаженный мир, где природа одних — причинять боль другим. Пусть этого не достичь силами одного человека, но он сделает все, что сможет, чтобы приблизить этот день.

***

Солнечный свет проникал под кроны деревьев, играл под ногами светлыми пятнами, меняющимися от каждого дуновения ветра. Из-за преграды кустов доносились обрывки веселых разговоров, смех и собачий лай. На душе у Амона было темно: ему казалось, он снова очутился в дурном сне, который на самом деле не кончался никогда. «Нет, все это глупо» — одернул он сам себя. Если действительно Мадо такой псих, каким кажется ему сейчас, Амон сделает все, чтобы не работать с ним — согласится на понижение, отправится в любую глушь, но будет делать то, зачем пришел сюда — останавливать руку убийцы. Он поморщился от того, как пафосно это прозвучало. Он знал главное: у него нет права на ошибку. Не теперь. Ему жизненно необходимо было понимать, кто перед ним — человек или гуль, жертва или убийца. Он знал, слишком хорошо знал, как под маской добра может скрываться настоящее беспримесное зло. Понимал и то, как на самом деле тонка грань. То дело, которое он избрал для себя, — защитить людей от боли, потери, несправедливости — в конечном счете превращало в убийцу его самого. Это было единственно возможное, допустимое убийство — ради защиты тех, кто не может противостоять страшной нечеловеческой силе. Он мог сохранить свою правоту, только пока был орудием правосудия. Он не мог позволить себе догадки, не мог довериться интуиции и даже опыту Мадо-сана. Он должен был знать точно. В парке они встретились с той самой женщиной. Она производила впечатление самого обычного человека и вовсе не казалась обеспокоенной. Амон был окончательно сбит с толку: у следователя Мадо имелось доказательство ее непричастности к убийствам, но он не только не оставил свои подозрения, но, похоже, собирался затеять какую-то грязную игру. И тут, будто этого было мало, Мадо-сан обратился к нему с совсем уж неподобающим вопросом. Терпению Амона пришел конец — он, кажется, сказал что-то резкое и ушел. Это было такое же нелепое расследование, как Мадо-сан — следователь. Он, Амон Котаро, не собирался больше участвовать в этом фарсе. Он шел не разбирая дороги, думая о том, что не продержался на службе и месяца. Амон спрашивал себя, не предает ли он свое дело. И если на то пошло, каким решением предает больше — уйти или остаться. Что-то вырвало его из задумчивости, он поднял глаза и увидел ее — Мурамацу-сан. Благообразная старушка мирно стояла на перекрестке. Это было похоже на знак свыше, ответ на его сомнения. В этот момент он ощутил спокойствие — все было правильно. От радости Амон даже предложил ей помочь с тележкой. Обратная дорога прошла за приятной беседой. Амон гнал мысли прочь, но беспокойство почему-то возвращалось. Мурамацу-сан шла домой из парка с нагруженной сверх всякой меры тележкой. Не странно ли? Когда сквозь плотную ткань ее сумки начали проступать темные пятна крови — Амон не спутал бы их с другими — в голову пришла неуместная мысль: и все же это знак свыше. Несколько секунд он был совершенно спокоен. Потом глаза милой старушки вспыхнули жадным огнем, взметнулось кагуне, и она бросилась на него. Он сделал самое сложное — успел блокировать первый удар и нанес ответный, остановив атаку. Амон понимал, что следующий удар должен стать смертельным и… не мог решиться вот так, в один момент перейти невидимую черту — превратиться из жертвы в охотника. В убийцу. Отнять чужую жизнь и стать таким же, как они. Мгновение растянулось неимоверно, а он все не мог поднять куинке и нанести один единственный удар, хоть это и было просто, так ужасающе просто… Он так и не ударил — отлетел назад и со всей силы ударился спиной о стену. «Неужели это всё?» — успело мелькнуть в голове за секунду до того, как появился Мадо-сан и все действительно закончилось.

***

Амона трясло. Он чувствовал себя таким неуклюжим, таким глупым, таким нелепым… В который уже раз. Его обманули. Снова. Как он мог так попасться? Он откинул голову к бетонной стене и закрыл глаза, надеясь успокоить нервы, взять себя в руки и справиться наконец с постыдной слабостью в ногах. Где-то глубоко внутри него, далекий приглушенный, но все еще слышный, заходился в неистовом хохоте гнусный голос. «Ты повелся опять. Глупый маленький птенчик. Ты ничему не учишься. Ты мой, только мой». «Нет, нет, проваливай, старый лжец!» — Он схватился за голову, будто мог руками вытащить оттуда неприятный голос. И открыл глаза. Совсем близко от него стоял следователь Мадо. Он нарочно склонился, вглядываясь в его лицо прищуренным глазом. Амон отшатнулся от неожиданности и чуть не стукнулся затылком о ту же бетонную стену. Глаз внимательно изучал его лицо, рот кривился в непонятной усмешке: сейчас Мадо-сан напоминал сумасшедшего больше, чем обычно. — Что-то сказал, Амон-кун? — Нет-нет, простите. Это я сам с собой… — поспешил отказаться Амон, вспоминая, что же он там болтал. Наконец Мадо сжалился и отпустил его взгляд, подошел к гульему телу, разглядывая останки, и, будто бы продолжая прерванный разговор, сказал: — Не верь им, Амон-кун. Никогда не верь им. Они рождены убийцами. И чтобы жить рядом с нами, будут притворяться всегда, будут лгать. Они могут казаться добропорядочными гражданами: милыми старушками и славными детьми, юными девушками или простыми работягами — это всегда лишь маска, игра. Они надевают маски, когда выходят на охоту — и только тут они настоящие. Их жизнь, их суть — охота на людей. Все остальное — обман. — Его глаза сверкали удовлетворением охотника, взявшего хорошую добычу. Он почти с вдохновением осматривал свой трофей. — Они коварны, как черти. Им нельзя верить ни в чем, Амон-кун. С ними нельзя сомневаться. Никогда. Одно лишнее мгновение — и ты добыча, а не охотник. Помни об этом, мальчик. — Он снова странно захихикал. Видимо, отмечал, что сегодня у старой Мурамацу этот номер не прошел. Мадо обошел тело вокруг и вернулся к Амону. — Вставай, Амон-кун, — он протянул ему руку, все еще довольно хихикая. — Давай, иди вызови лабораторию, всех кого положено. А я пока присмотрю за этим сырьем для куинке, хе-хе. Амон с трудом поднялся на подкашивающиеся ноги и пошел прочь от перехода, где его подкараулила коварная старуха, к свету. «Он был прав, этот чокнутый Мадо. Не такой уж он псих, каким кажется. Просчитал все ее действия. Да и мои тоже, стоит признать. Неужели он прав и в остальном?» Он вспомнил гуля, которого больше всего хотел бы забыть, того кто уничтожил все хорошее, что было у него в жизни. Так легко было поверить Мадо, думая о нем — он был непревзойденным лжецом. Так просто, так заманчиво. Но тот же гуль преподал ему самый ценный урок в жизни — нельзя быть слабым, глупым и наивным. Нельзя никому верить на слово, нельзя идти за авторитетом. Не то завтра окажешься соучастником злодейств, о которых и подумать не мог. Нет, он должен был во всем разобраться сам. Он больше не имел права слепо идти за кем-то, не зная дороги. Что бы он ни делал, он будет делать с открытыми глазами. Только так. — Лаборатория? Это следователь второго класса Амон Котаро. У нас тут труп гуля, пришлите, пожалуйста, бригаду экспертов.