***
— Ах, Генри, это так интересно! Значит ваша сыворотка влияет на вот эти части головного мозга? И она улучшает память, потому что... — Потому что происходит вот эта реакция... Эмма, посмотрите сюда, пожалуйста! — Я смотрю, я... Из-за приоткрытой двери послышались звуки страстных поцелуев, и Саймон, побледнев, машинально отступил на несколько шагов, но от этого действия он очутился прямо напротив двери и увидел, как этот ненавистный доктор касается своими руками ее лица, как он целует ее, как их губы соприкасаются, как прикрыты ее глаза и как она прекрасна. Саймон вздрогнул. От увиденного ему стало нехорошо; тошнота подступила к горлу, он весь позеленел и метнулся прочь со второго этажа, на ходу сшибая какую-то раритетную вазу. Он не помнил, как очнулся в ванной от этого наваждения, не помнил, как плескал холодной водой в пылающее от душащих слез лицо и едва ли помнил, как говорил с сэром Дэнверсом. Саймон не помнил ни своих обвинений в адрес развращающего Эмму молодого доктора, не помнил и просьб гнать его вон из госпиталя... Он держался за эту надежду, что Эмма забудет о Генри, стоит тому покинуть дом, но... Саймон помнил, как сэр Дэнверс рассмеялся и сказал что-то вроде "она еще ребенок". Саймон знал, что держаться больше не за что.***
— Ты не поедешь со мной на благотворительный прием у леди Бэконсфильд?! Но... Эмма, неужели ты хочешь испортить репутацию отца? Ты появлялась там каждый раз именно со мной! — Саймон, но ведь все изменилось с прошлого приема... — Эмма накручивала прядь волос на палец, задумчиво глядя на юношу. Они были в парадной гостиной, и уже зажгли свечи. Летний вечер был тихим, и Саймон многократно пожалел, что завел этот разговор. — Я же... — Ты — что? Вешаешься на своего доктора, как последняя... — Как кто? Ну же, скажи это! — ее глаза метали молнии, но Саймон не мог остановиться. В нем вновь закипал отчаянный гнев. Ревность и страсть смешивались в нем, разъедая разум, как кислота. — Хочешь сказать, что я веду себя как содержанка?! — Эмма, ты выше его по статусу, и ты не можешь его содержать, равно как и быть его содержанкой! И ты не можешь пригласить его на прием, это же смешно! Хочешь, чтобы над вами смеялись? — Да, хочу, хочу! Генри — мой гений, я не вижу смысла скрывать свои чувства! Я люблю его! Мы скоро поженимся, Саймон! Я знаю, знаю, что он сделает мне предложение, и тогда я буду с ним счастлива! Ее запал, по-детски наивный, не угасал ни на миг, и Саймон не выдержал. Он кинулся к ней, хватая за плечи и легонько встряхивая. — Эмма, я молю тебя, очнись! Он ничего тебе не обещал. Ты живешь мечтами, как ребенок, а твой отец полон иллюзий о твоей детской наивности. Пожалуйста, не делай глупостей... Ты не будешь счастлива с ним, это неуравновешенный и нетерпеливый фанатик своей работы, но ведь ты заслуживаешь большего, Эмма... Она не вырывалась, только смотрела на него тихо и печально, качая головой. Саймон готов был держать ее за плечи вечно. Вот сейчас она поймет... Сейчас... — Говори все, что хочешь. Тебе никогда не удастся опорочить его в моих глазах, ведь ты просто завидуешь. Отпусти меня, Саймон, и не приходи ко мне больше. Я не пойду на этот прием ни с кем, кроме Генри. Она мягко попыталась отстранить его руку, и Саймон тяжело вздохнул, отпуская ее. — Ты пожалеешь о своем выборе, Эмма. Ты очень пожалеешь. Он встал и вышел прочь. В тот вечер он впервые пошел не домой.***
Саймон знал, что ад царит на земле, но он никогда не думал, что жизнь может сплетаться в такой чудовищный клубок злобы и ревности. Днем — язвительные перепалки с Джекиллом на собраниях, вечером — дешевый алкоголь и хрупкая шлюха с кротким взглядом, похожая на ребенка так же сильно, как и Эмма. Он представлял Эмму на ее месте, и от бессилия ему хотелось взвыть. Помолвка состоялась, и все его увещевания были абсолютно тщетны. Эмма попросила его вновь больше не подходить к ней, и он не мог защитить ее. Генри Джекилл стал затворником, Эмма страдала из-за его поведения, а ее отец места себе не находил. Саймон больше всего хотел не видеть заплаканных глаз Эммы и ее худого, печального лица. Больше всего хотел увидеть доктора Джекилла и хорошенько избить его. Он знал, что ему придется держать свои эмоции в узде. Знал, что ему предстоит выдержать ненавистную свадьбу. Знал, что жить после этой свадьбы ему будет незачем.***
Когда она спрыгнула, Саймон был первым, кто подбежал к ней. Он не успел поймать Эмму, но только прижимал ее к груди, пытаясь услышать биение сердца. Он не видел того, как два полицейских уводят Аттерсона прочь, не слышал, как потерял сознание сэр Дэнверс, он всего лишь хотел почувствовать тихий удар ее сердца. Этот звук прозвучал громче колокола. Эмма осталась жива. Саймон держал ее за руку, когда ее везли домой: бледную, готовую вновь упасть в обморок или забиться в истерике. У нее была вывихнута лодыжка, но юноша знал, что девушка получила куда более страшные травмы. Он знал, что Эмме придется учиться жить заново.***
Все улеглось к концу декабря. Закончился суд над мистером Аттерсоном, завершившийся для него лечебницей для душевнобольных; успокоился сэр Дэнверс, который председательствовал над новым советом госпиталя святого Иуды, оказавшимся более образованным и делавшим очень многое для госпиталя; зажила нога у Эммы, и она смогла спокойно ходить везде одна; похоронили Генри Джекилла на тихом и сонном кладбище рядом с его матерью; в "Красном крысе" теперь солировала Нелли, но Саймон переступил порог этого заведения лишь один раз, когда информировал Спайдера об отказе от финансовой поддержки данного предприятия. Жизнь текла своим чередом, но Эмма заперлась от всего мира. Она не желала покидать свою комнату, отказываясь от любой помощи и от любых приемов, куда их приглашали с отцом. Приближалось Рождество, когда Саймон понял, что он больше не сможет выносить ее болезненное молчание. — Жизнь продолжается, Эмма, — шептал он, когда девушка рыдала на его плече. — Тебе придется жить дальше, слышишь? Саймон обнимал ее и был готов поклясться, что будет держать ее в своих объятиях вечно, если ей это поможет. Эмма всхлипывала. — Он должен был жить, Саймон... он был таким, таким... таким хорошим! — Не все складывается так, как нам кажется правильным. Эмма, пожалуйста, посмотри на меня... Ее глаза встретились с его взглядом, и Саймон тихо поцеловал ее в лоб. Он не знал, имел ли на это право, но Эмма не дернулась. — Я рядом. Я никуда не уйду. Я всегда буду твоим лучшим другом, как ты и хотела... Эмма кивнула, робко глядя на него. Саймон верил, что он сможет ее помочь, ведь он всегда будет держаться подле нее. Он сможет провести ее по жизни и защитить от всего мира, ведь ему никогда не придется защищать ее от самого себя. Она не сможет любить его, но юноша знал, что они станут отличным примером идеальных супругов. Саймон обязательно будет рядом.