Dream On

      — Я… — Ацуши кашляет, отхаркивает кровь. Он пытается прижать рукой сочащуюся красным рану на животе, сломанное ребро, кажется, проткнуло легкое. — Я умираю… — Если не от болевого шока, то от потери крови, думает Ацуши, но озвучить это уже не в силах.       В волосах комки грязи, а по некогда белой рубашке ликорисом распускаются ярко-алые подтеки. Накаджима вспоминает, как пули зубами ловил, как взрывами задевало... А тут арматурой задело да балкой придавило – и всё. Финита ла комедия. Будь тут Акико… Вот только её нет. Добираться до агентства не меньше часа, а тут счет на минуты.       Он обречен.       Ацуши понимает это, но не хочет признавать. Кто же захочет умирать? Кто в здравом уме будет желать собственной смерти?!       — Должно быть, блаженство? — Разве что только он, не может не признать Накаджима. Дазай сидит рядом, опустившись на колени.       И Ацуши мысленно воет. Меньше всего ему сейчас хочется выслушивать бредни этого сумасшедшего самоубийцы-неудачника. Ацуши стыдно за это, но на мгновение он желает семпаю своей участи, ибо становится обидно. Обидно, что он, кто только начал жить, а не существовать, вынужден умереть, не разменяв и двадцати лет. А тот, кто ищет смерти, тот, кто при первой же возможности бросается к костлявой в объятия, тот, кому ладан – лучшее из благовоний, продолжит жить. Как ни в чем не бывало. Накаджима не хочет его ненавидеть. Не хочет, но ненавидит. И ничего с этим не может поделать.       — Я так завидую тебе, Ацуши-кун, — продолжает Дазай, наблюдая за тем, как стекленеют когда-то сияющие глаза. — Я всегда стремился к этому. И буду стремиться. — Осаму мечтательно прикрывает глаза на пару секунд. А после успокаивающе гладит Ацуши по плечу, постепенно спускается ниже, убирает руку паренька и сам зажимает рану, пачкая ладони. — Чувствовать, как через прижатые к ране пальцы сочится кровь. Видеть, как замирает мир за мгновение перед смертью. И уже даже не осознавать, не отдавать себе в этом отчет, но понимать, что душа покидает тело… Что может быть прекраснее? — Восторженно выдыхает Осаму, безумно улыбаясь.       Что угодно, думает Ацуши. Что, мать вашу, угодно.       Только ответить не может.       — Нужно только подождать, — продолжает Дазай, — и я найду ее. Свою смерть. А то всегда что-то мешает, — сокрушается он, качая головой. — Будь то стечение обстоятельств или спасение кем-то сторонним. Видно, Боги меня берегут, раз выжил даже после выстрела в упор. Несносные Боги! — Осаму недовольно цокает. — Но однажды это случится. Все равно случится. Тогда и я получу удовольствие, — Дазай снова маниакально улыбается, словно тот полосатый лилово-розовый кот из американского мультика, что Ацуши видел на позапрошлой неделе.       И почему такие люди только существуют?       — Даз… — Судорожно выдохнул Ацуши, в очередной раз чуть ли давясь собственной кровью. Он хочет сказать, что с удовольствием превратил бы пресловутое «однажды» в треклятое «сейчас».       — Ш-ш-ш, — Осаму с трепетом прижимает палец к губам протеже, призывая того замолчать. — Не надо. — Он улыбается. По-отечески, до противного тепло и нежно. А после ерошит волосы на прощание, измазав и без того грязные волосы еще и в кровь. Встает. И уходит, небрежно бросив на прощание:       — Наслаждайся.       И в данный момент Ацуши наплевать на боль, кровотечение и сломанные ребра. Всеми фибрами души он сейчас желает лишь одного… Чтобы Дазай оказался на его месте.       Осаму думает о том же.