Невидимый

Персивалю интересно, как они выглядят со стороны для всех остальных. Наверняка очень похабно, когда он толкается бедрами вверх, тихо стонет, раскинув ноги и позволяет Криденсу иметь себя пальцами. Тот довольно улыбается припухшими после минета губами, и лениво двигает кулаком по все еще скользкому от слюны стволу. Это бы выглядело эротично, если бы Криденса могли видеть другие люди. Но, даже будь кто-либо сейчас с ними в комнате, он бы увидел лишь только, как растягивается дырка Персиваля от невидимых пальцев, как вздрагивает от чьих-то прикосновений его член, багровый от возбуждения, и как ноги Персиваля удерживаются в воздухе совершенно непонятным образом. Он не услышал бы, с каким пошлым причмокиванием Криденс сосет или какие непристойности он говорит, втрахивая Персиваля в матрац. Да, Персиваль позволяет себя иметь. Почему бы и нет? Он не считает нужным бороться за первенство, изображать из себя альфа-самца, подчинять и натягивать, когда на самом деле ему хочется побыть на другой стороне. Он может себе это позволить. Особенно с Криденсом. Тот тоже не считает, что это зазорно и неправильно. У Криденса вообще нет неправильных вещей в сексе. Он принял объяснение Персиваля, что хорошо все то, чего хочется обоим, и ринулся на освоение новых территорий. На самом деле закономерно, что Мэри Лу, не имевшая мужа и собственных детей, считала тему секса чем-то за гранью приличия и никогда не разговаривала об этом. Поэтому у Криденса не было тормозов, кроме обычного “не хочу”, а Персиваль не сильно желал это исправлять, с не меньшим удовольствием разделяя с ним все его первые разы, некоторые вещи и сам испытывая впервые. Персиваль не мог вспомнить, когда в его жизни появился этот Криденс. Возможно, он был уже в госпитале - Персиваль то время помнил плохо. Гриндевальд, вонючий ублюдок, одно упоминание которого до сих пор вызывало дрожь в руках, наложил на него заклятие, под влиянием которого, только собравшись колдовать, заклятый имел весь спектр ощущений, как от настоящего Круцио. Усатый чмырь еще и палочку ему оставил! Видимо, для него Персиваль был чем-то вроде тренажера: разочаровавшись в сотрудниках Департамента правопорядка, он, казалось, наслаждался бесплодными попытками Персиваля убить его голыми руками или при помощи подручных средств, которые тот предпринимал изо дня в день. А когда Персиваль в отчаянии пытался колдовать, этот засранец еще и смеялся, спаивая ему релаксанты от последствий Круцио, и гладил его по голове, пользуясь тем, что Персиваль не мог и руки поднять, чтобы заехать по наглой бледной роже. Персиваль не любил вспоминать, каких усилий ему стоило аппарировать из временного убежища Гриндевальда, когда он понял, что тот уже не вернется. Конечно, его расщепило, он сорвал голос, чуть не сошел с ума и долгое время не мог даже смотреть на палочку. Впрочем, он бы и не смог колдовать даже после того, как заклятье сняли в госпитале: руки ходили ходуном, ноги подгибались, колдомедики даже кормили его с ложечки, как ребенка. Тут было не до Криденса, хотя иногда Персивалю казалось, что он видит его черноволосую макушку, когда, одурманенный сонными зельями, просыпался ночью от очередного кошмара. Впрочем, Криденс мог ему с таким же успехом чудиться. Персиваль не стал бы настаивать на реальности происходящего несколько первых недель после того, как он аппарировал в единственное безопасное место, которое пришло ему на ум, — в дом к Серафине. Серафина до сих пор вспоминала ему это: она не была невинным цветочком, но зрелище истекающего кровью Персиваля с почти оторванной рукой и глубокой рваной раной на бедре было довольно шокирующим. — О чем ты думаешь? — ревниво поинтересовался Криденс, всегда чувствовавший, когда Персиваль отвлекался на посторонние вещи. — О том, что увидел бы кто-нибудь, если бы зашел сейчас в эту комнату, — усмехнулся Персиваль, заметив, как поджал губы Криденс, недовольный тем, что Персиваль отвлекается. — Тебя это возбуждает? — переменилось настроение Криденса. — Тебя заводит мысль, что кто-то увидит, как тебя, такую важную шишку, натягивает пацан вдвое младше на свой толстый член? — Крииии-денс, — простонал Персиваль, еле сдержавшись, чтобы не кончить от этих слов. — Давай, сделай, хочу, чтобы ты себя видел, — Криденс вложил ему в руку палочку и добавил с издевкой. — Ну, не бойся. — Я и не боюсь, — закатил глаза Персиваль и скастовал заклинание, делающее потолок зеркальным. — Ммм, обожаю твою палочку, — мурлыкнул Криденс, опускаясь сверху. Кроме того, что он был невидим и неслышен никому, в зеркалах он тоже не отражался. Персивалю сейчас было прекрасно видно в зеркале, как у него на груди расцветали засосы, как растягивался его анус от медленного, мучительно-медленного проникновения, как тянулись за его членом от живота липкие нити смазки, как он подмахивал, упираясь пятками в кровать. Это было так охуенно, что хотелось кричать, пока Криденс долбил его, идеально попадая по нужному месту внутри. Конечно, такое взаимопонимание в кровати было у них не всегда. Когда Персиваль только вернулся домой, Криденс постоянно маячил где-то рядом. Выяснив, что поганца никто не видит, даже домовые эльфы, Персиваль день за днем жил, отгоняя от себя тяжелые мысли и обливаясь холодным потом от осознания того, что все, можно ставить крест на карьере: дрожь в руках пройдет, с боязнью творить волшебство он как-нибудь справится, но видения наяву еще никогда ничем хорошим не заканчивались. Не раз и не два Персиваль пытался дотронуться, загнать Криденса в угол, но тот все утекал черным песком сквозь пальцы, плавно перемещаясь в другое место, чтобы там материализоваться в болезненно-худого юношу с запавшими щеками и торчащими ребрами. — Что, тебе тоже знакомство с усатым хмырем на пользу не пошло? — спросил как-то Персиваль, завтракая и размышляя о том, что Криденс стал выглядеть не таким изможденным, как первые дни в госпитале. Вроде бы, продукты не пропадали, значит, если парень все же был настоящим, его где-то кормили и лечили, что подтверждало и то, что он иногда пропадал на пару часов - полдня, и возвращался уже в другой одежде. С другой стороны, если Персиваль выдумал Криденса, то и все остальное он с таким же успехом мог себе вообразить. Криденс на вопрос не ответил, только брови приподнял удивленно. — Я про, ебать его фестралом, Гриндевальда, — пояснил Персиваль. — Ты гораздо здоровее был… до. Он не стал заканчивать, они оба знали, до чего именно. Они пару раз виделись перед тем, как Гриндевальд занял место Грейвса. Конечно, Криденс не мог изучить Персиваля достаточно хорошо, чтобы раскусить подмену. Целый аврорат не заподозрил неладного, а обычный немажеский мальчишка тем более. — Знаешь что, будешь кофе? — по наитию предложил Персиваль и подвинул к нему свою нетронутую чашку, когда Криденс кивнул. — Я не буду тебя трогать, подойди. Криденс осторожно сделал пару шагов из своего угла к столу. Персиваль тем временем достал вторую чашку и налил себе еще кофе из кофейника. — Сливки? — продолжил он светским тоном, будто ничего странного не происходило и не он это разговаривал сейчас с собственным глюком-невидимкой у себя на кухне. Криденс снова кивнул и собрался уже взять чашкy, когда Персиваль протянул руку. Oни дотронулись буквально костяшками пальцев, тут же дернувшись в разные стороны, Персиваль задел чашку рукавом халата, и та полетела на пол. Криденс испуганно прижал пальцы к губам, рассматривая осколки в луже кофе, потом перевел взгляд на палочку, лежащую на столе, что вызвало у Персиваля интерес: Криденс не мог видеть, как он что-то чинит, значит, или Гриндевальд при нем колдовал Репаро, или кто-то делал это там, где парень спит, ест и переодевается. Или Криденс все же ненастоящий и знает все то, что знает Персиваль. Этот вариант Персивалю не хотелось даже и рассматривать. — Не буду я ее чинить, — буркнул Персиваль. — Чашкой больше, чашкой меньше, эльф уберет. Он не хотел признаваться, что заклинания по-прежнему требовали от него большого усилия воли — прежней легкости, когда он кастовал их не задумываясь, больше не было. Криденс снова перевел взгляд на чашку, кусая нижнюю губу. Уже потом Персиваль понял, что этот жест у него сопровождает раздумья. Теперь всегда, когда Криденс начинал так делать, Персиваль не мог сдержаться, чтобы не поцеловать его. Видимо, раздумья к чему-то привели, потому что Криденс встал на колени у остатков чашки и провел над ними ладонью. Медленно и тяжело, но она стала собираться из осколков. Из получившегося чудовища невозможно было бы пить, скорее, ей можно было бы пугать детей, но она определенно была целой. — Ты колдуешь, — неверяще проговорил Персиваль. Криденс поднял к нему лицо. Cудя по тому, как заострились его черты и начали дрожать губы, даже такая неидеальная починка небольшой чашки далась ему тяжело. Он поставил чашку на край стола, но с коленей не встал, сосредоточенно проводя ладонью над разлившимся кофе. Что-то пошло не так: жидкость испарилась в прямом смысле — закипела и обдала ладонь Криденса паром. Персиваль сориентировался быстро, схватил палочку и, не задумываясь, убрал остатки кофе с пола. Следующие несколько минут он метался по квартире в поисках мази от ожогов и накладывал повязку, бормоча побелевшему Криденсу всякие успокаивающие глупости. И только когда Персиваль закончил, он осознал, что парень вполне материален. — Так ты настоящий? — спросил он, не ожидая ответа. Криденс и не ответил, только пожал плечами. В ту ночь Персиваль спал гораздо спокойнее. В следующий раз он убедился в материальности Криденса двумя днями спустя. Персиваль долго выбирал между острой бритвой, бриться которой было небезопасно с его остаточной дрожью в руках, и палочкой. Он не знал, зачем вообще носил ее с собой, ведь за время, прошедшее после того, как он вернулся из госпиталя, он колдовал буквально пару раз: когда неаккуратно брился, опасаясь перерезать горло бритвой, и когда помогал Криденсу. Криденс наблюдал за его метаниями с интересом. В зеркале ванной он не отражался, поэтому Персиваль заметил его, только когда он подошел почти вплотную. — Заклинание бритья не очень хорошо помогает, — соврал он, объясняя причину своей нерешительности. Персиваль не хотел вдаваться в разъяснения, ведь Криденс неоднократно видел, какая беда у него с руками, особенно с правой, травмированной при неудачной аппарации. Колдомедики утверждали, что функциональность восстановится в полном объеме, и Персиваль честно выполнял все их предписания, радуясь любому, даже самому малому сдвигу. Криденс улыбнулся и жестом предложил присесть на бортик ванной, что Персиваль с интересом сделал, наблюдая за тем, как Криденс взбивает венчиком мыльную пену. Потом, чуть приподняв подбородок Персиваля, он нанес пену ему на лицо и, взяв бритву, ободряюще улыбнулся. От этой улыбки стало не по себе. Персиваль даже задумался о том, чтобы встать, умыться и закончить бритьё при помощи заклинания, но Криденс был настроен решительно. Он встал так, чтобы зажать своими коленями ногу Персиваля и осторожно провел по намыленной щеке. Боли, слава Мерлину, не было, но Персиваль оцепенел, боясь шелохнуться. Он с интересом разглядывал Криденса, потому что тот выглядел невероятно забавно: высунув кончик языка от усердия, Криденс аккуратными движениями срезал основную щетину, чтобы потом, смахнув пену с лезвия, пройтись против роста волос, убирая оставшиеся волоски. Происходящее непонятным образом возбудило Персиваля. Видимо, сказалось ощущение опасности вкупе с длительным отсутствием в его жизни не только толкового секса, но и элементарной дрочки. Kогда Криденс закончил, Персиваль вытер остатки пены полотенцем, удовлетворенно осмотрел себя в зеркале и открутил горячий кран, примыкающий к ванне. — Я собираюсь помыться, — он указал взглядом на дверь. Криденс вновь промолчал, но отошел к стене. — Что, будешь смотреть? — весело спросил Персиваль, вспоминая, замечал ли он Криденса в ванной ранее. Дождавшись кивка, он продолжил: — Ладно, скажу без экивоков: я буду дрочить. Надеюсь, ты знаешь, что это такое? Криденс покраснел и перевел взгляд на его пах, где довольно красноречиво топорщились брюки. — Вижу, ты в курсе, — проговорил Персиваль. — Может, все же оставишь меня одного? — нетерпеливо предложил он. Криденс не удосужился даже покачать головой, и явно не собирался никуда уходить. Тут Персиваль разозлился: он что, не справится с каким-то пацаненком? Два движения палочкой, и Криденс оказался за пределами ванной. За ним захлопнулась дверь. Но он был упрямым, буквально несколько мгновений спустя Персиваль увидел, как струйки черного тумана появляются из щели под дверью. Не дожидаясь, пока обскури материализуется, он начал расстегивать рубашку: если тот хочет смотреть, это его дело. Рубашка полетела в корзину, вслед за ней отправились брюки и белье. Оставшись обнаженным, Персиваль присел на бортик ванной и, закрыв глаза, начал фантазировать о том, чем могло бы закончится бритье, если бы они с Криденсом были в более близких отношениях. Криденс начал бы ласкать его еще в процессе, а Перси вынужден был бы сидеть спокойно, опасаясь, что рука с опасной бритвой соскользнет. Зато потом, когда Криденс бы закончил, он бы опустился на колени, стащил с Персиваля брюки, и начал заглатывать его член… Что-то кроме собственных пальцев прикоснулось к члену Персиваля, и eму пришлось использовать всю свою выдержку, чтобы не упасть спиной назад в заполненную горячей водой ванну. — А вы всегда делаете это посреди дня? — поинтересовался Криденс, с опаской и любопытством проводя кончиками пальцев по его члену. — Если мне этого хочется, — пояснил Персиваль, открывая глаза и убирая руку. — А чем тебе время суток не угодило? — Обычно я это делаю ночью под одеялом, — признался Криденс. У него покраснели не только щеки, но и уши, oт стоящего в ванной пара его волосы стали завиваться, а ресницы бросали тени на щеки, когда он смотрел вниз. Осмелев, он гладил член Персиваля, в его тонких пальцах тот, и так внушительный, казался и вовсе огромным. — И что говорила по этому поводу твоя ебанутая мамаша? — не удержался от подначки Персиваль. — Библию цитировала? — Ничего, — Криденс покраснел еще больше, поглаживая большим пальцем головку. — Она вообще никогда не говорила с нами ни о чем таком. А должна была? Персиваль вздохнул: все же Криденс был его видением. Где это видано, чтобы чокнутая фанатичка, помешанная на религии, не использовала обычные подростковые желания в качестве еще одного повода для наказания или доказательства порочности. — Должны же были оставаться какие-то следы? — предположил он, замечая, что Криденс явно не один раз уединялся с собой под одеялом, потому что дрочил он неплохо, зная, когда стоит ускориться, а когда сделать сильнее нажим. — Нет, — улыбнулся Криденс. — Я от них всегда избавлялся, — продолжил он, медленно облизав губы. — Ебать, — прошептал Перси, потянувшись к его щеке и проводя по нижней губе подушечкой большого пальца. — Ты прямо моя эротическая фантазия. В рот возьмешь? — если парень настоящий, он наверняка откажется, вряд ли у него была подобная практика. В ответ Криденс приоткрыл рот, позволяя скользнуть пальцем внутрь. И хоть ощущать, как его палец ласкают языком и посасывают, было уже достаточно приятно, Персиваль решил все же уточнить, что имелось ввиду: — Я про член. Как и ожидалось, Криденс немного растерялся после такого предложения. — Я никогда этого не делал, — озвучил он очевидное, когда Персиваль убрал руку. — Ты сам захотел остаться, — Персиваль усмехнулся, заметив его возбуждение. — И тебе это нравится. Криденс несколько раз перевел взгляд с лица Персиваля на его член и обратно. — Он большой, — констатировал он. — Обычно это произносят с гораздо более восхищенной интонацией, — с сарказмом протянул Персиваль. — Только решай быстрее, я не железный. Еще пару секунд подумав, Криденс явно собрался бухнуться на колени. Остановив его жестом, Персиваль сдернул с крючка несколько пушистых полотенец и кинул их на пол перед собой. Благодарно улыбнувшись, Криденс опустился на них и положил ладони ему на бедра, собираясь с духом. Потом Персиваль бы сказал, что, хоть это был самый неумелый минет в его жизни, но самый воодушевленный из всех тех, что ему удалось испытывать. Даже не попробовав взять в рот хотя бы головку, Криденс начал с того, что облизал и обцеловал член по всей длине, не забыв и про яйца. Тем временем Персиваль начал легонько поглаживать его ступней через брюки, из-за чего Криденс тихонько застонал, и с удвоенным энтузиазмом взялся за член Персиваля. Тому не нужно было много, сказалось длительное отсутствие секса и то, что он уже еле сдерживался, еще когда Криденс дрочил ему. Поэтому, стоило тому осторожно скользнуть губами по стволу в попытке взять в рот как можно больше, и, привыкая, на пробу двинуть головой пару раз, Персиваль понял, что больше не может сдерживаться. Eще чуть-чуть и… Буквально усилием воли он дождался, когда Криденс выпустит его член изо рта и кончил ему на лицо. — Прости, — без тени сожаления сказал он, придя в себя. Судя по тому, как пылали уши и щеки Криденса, и как по его брюкам расплывалось мокрое пятно, тот не был против спермы на своем лице. Наоборот, он растерянно провел пальцами по щеке и облизал их, выглядев при этом настолько естественно и эротично, что член Персиваля отреагировал на это, несмотря на недавний оргазм. Персиваль перекинул одну ногу через бортик ванной, проверяя, не остыла ли вода. Та была в самый раз. — Хочешь со мной? — предложил он, разглядывая опустившего взгляд Криденса. С припухшими губами, расстегнутой рубашкой (то ли ему не хватало воздуха, то ли сам Перси постарался) и спермой на лице и в волосах тот выглядел именно так, как выглядят люди после хорошего траха, хотя ему-то как раз особо ничего и не перепало. Персиваль собирался исправить эту несправедливость. — А можно? — Криденс поднялся и присел рядом. — Если хочешь, — улыбнулся ему Персиваль. — В этом доме тебе можно все, что хочется, но не приносит никому вреда. Криденс пару раз недоуменно моргнул, засмущался, но, мотнув головой, будто стряхивая с себя морок, стал раздеваться. Персиваль тем временем открыл кран с пеной и опустился в ванну, рассматривая его. Несмотря на худобу, тот был неплохо сложен и должен был вскоре вырасти в очень трахабельного мужчину. Если, конечно, он реален. Криденс перехватил его взгляд и поспешил залезть в ванну. Он окунулся, смывая сперму с лица, и, вынырнув на поверхность, пальцами зачесал назад отросшую челку, закрывающую глаза. Ванна была достаточно большой, чтобы они удобно поместились там вдвоем, но он приткнулся в самом углу, подобрав под себя ноги так, чтобы из пены торчали только голова и колени. — Расслабься, — посоветовал ему Персиваль, откидывая голову на бортик и наслаждаясь той негой, что приносила горячая вода и пахучая пена. Криденс возился где-то рядом, но Персиваль не обращал внимания, собираясь дать тому время собраться с мыслями. Его полудрему прервал отчетливый, но явно сдерживаемый всхлип. Персиваль сел и внимательно осмотрел Криденса, все так же сжавшегося в углу, положив подбородок на колени и обнимая их руками. Слез не было, но выражение его лица не сильно смахивало на счастливое. — Ну, что ты, — Персиваль перебрался к нему и неуклюже обнял Криденса за плечи: у него не сильно получалось утешать людей. — Все же хорошо, или... ты сделал что-то, чего тебе не хотелось? — спросил он участливо, прижимая его к себе. — Д-да, — снова всхлипнул тот, заставив Персиваля перебрать в голове произошедшее в поисках признаков недобровольности со стороны Криденса. — Я их убил, — и тот уткнулся в его плечо, не отставив Персивалю другого выбора, кроме как гладить его по спине, пока тот пытался успокоиться. И хоть они и обнимались обнаженными, о продолжении начатого теперь точно можно было забыть. Когда вода остыла, и они выбрались из ванной, Криденс куда-то исчез, пока Персиваль вытирался взятым в шкафчике свежим полотенцем. Он прошел по всей квартире, но его неожиданного любовника нигде не оказалось. Было даже немного грустно: Персиваль уже привык к тому, что тот постоянно где-то рядом, иногда на грани неуловимости обычным человеческим зрением, даже по ночам тот частенько дремал, накрывшись пледом, в кресле у камина. Неожиданно для себя Персиваль понял, что волнуется за Криденса, не зная, куда он уходит постоянно, помогут ли ему там, вернется ли он. Может быть то, что только что произошло, было слишком шокирующим для невинного парня? Налив себе виски, Персиваль опустился в любимое кресло и задумался: если бы Криденс был жив на самом деле, у кого он бы оказался после событий в метро? По всему получалось, что из всех присутствующих там, выходить его мог разве что непутевый братец Тесея. Сам Персиваль с младшим Скамандером не успел пообщаться, но, занимая аналогичные должности и имея богатое совместное прошлое, со старшим они были хорошо знакомы. Если повезет, с ним можно поговорить даже сейчас. Зеркало для связи он нашел почти сразу — в коробке с вещами из рабочего кабинета, собранной Серафиной, когда он уходил в неизвестной длительности отпуск. С трудом вспомнив, где же лежит его палочка, Персиваль несколько раз постучал ею по зеркалу, после чего в отражении появился кусочек побеленного потолка. Прошло несколько долгих минут, прежде чем Персиваль смог наблюдать в зеркало всклокоченную рыжую бороду и один глаз Тесея: весь он в зеркале не помещался. — О, здравствуй, Перси, — радостно поприветствовал его тот, передвигая средство связи, чтобы его было видно более-менее целиком. — Как ты там? Странно, но это был первый человек, которого действительно интересовало, как дела у Персиваля. Слово за слово, тот рассказал все: про Гриндевальда, для которого все попытки Персиваля вырваться были детскими шалостями; про то, как он выбирался, когда этого еблана схватили благодаря младшему брату Тесея; про то, как у него до сих пор почти незаметно внешне, но критично для сложных заклинаний тряслись руки; про невидимого Криденса, не отражающегося в зеркалах, и про то, что между ними произошло днем. — Знаешь что, дрянь эта твоя Серафина, — заключил Тесей после длинной тирады матом, услышав как она посоветовала ему какое-то время не появляться в МАКУСА и дала бессрочный отпуск, — не распознала в хмыре со стороны самозванца. У нас бы ее быстро с поста согнали за такое. Хочешь, иди ко мне в аврорат? Понимаю, размах не тот, но нельзя, чтоб такой опыт пропадал всуе. Персиваль улыбнулся: старый добрый Тесей просто не в состоянии был кого-то жалеть, он сразу начинал думать о решении проблемы. — А по поводу твоего мальца — Ньют в свой чемодан с бульоном носился, чуть ли не жил там, говорил, детеныша сносорога выхаживает. Но даже я не так туп, чтобы не знать, что сносороги травоядные, это раз, и у него в чемодане только самка, это два. Так что ты крышей не поехал, — продолжил Тесей. — Ньют вернулся к своей возлюбленной, — последнее слово он проговорил с сарказмом, — приблизительно в то время, когда тебя костоправы отпустили домой. По датам все сходится. И не переживай ты, что он тебе отсосал, не помнишь разве, как сам с удовольствием трахался в его возрасте? Парень, конечно, затюканный приемной мамашей, но от этого-то желание потрахаться никуда не делось же. Переставай его жалеть, это последнее, что ему надо. Ньют и так его пожалеет, к тебе он за другим пришел. — И за чем же? — с сарказмом поинтересовался Персиваль. — Ньют рассказывал эту историю. Этот твой Криденс за Гриндевальдом на край света пошел бы, поведи тот себя верно. Пацан привык, что тот за него решает, что он живет не своими целями, а Гриндевальда. Когда того не оказалось в прямой доступности, уцепился за тебя. Ты заставляешь его жить. Дай ему поплакаться в жилетку моему брату, а потом он сам к тебе вернется. А не вернется, скажи, нахрен тебе он? Хочешь до смерти сопли вытирать? — Не хочу, — закатил глаза Персиваль. — Но я почему-то чувствую за него ответственность. — Ну, как хочешь, — Тесей похабно усмехнулся и подмигнул: — Если передумаешь, всегда можешь заглянуть в гости, раз уж в отпуске. Только скажи, я пришлю порт-ключ. Поверь мне, никакие Криденсы тебе не понадобятся, с пустыми яйцами на подгибающихся ногах уползать будешь. — Верю, — хмыкнул Персиваль, прежде чем распрощаться. Стало гораздо легче, надо было давно с ним поговорить, но что-то постоянно мешало. Может быть, как раз осознание того, что Тесей начнет звать к себе на шикарный трах или в аврорат. Или, как сегодня - и туда, и туда. Так легко было согласиться, бросить все здесь, в Америке, ввязаться в новую, но такую знакомую работу, занять ею мысли, Тесеем — тело. Но Персиваль больше не был тем желторотым аврором, которому хотелось найти на свою задницу побольше приключений и член потолще и показать всему миру, что он чего-то стоит. Теперь он понимал, что уйти сейчас - означало сдаться, а он не собирался этого делать. Хотя Тесей говорил верные и логичные вещи, Персиваль все равно беспокоился. Ему не показалось, что Криденс привык кому-то плакаться, и что в переживаниях его кто-то поддерживает. Kак раз наоборот, было ощущение, что тот привык держать все в себе и только произошедшее перед этим заставило его потерять контроль. Персиваль прекрасно помнил свой первый раз. Он только закончил аврорскую академию и был направлен в один из отделов на практику, за которую очень ретиво взялся, действуя согласно уставу и всем установленным правилам. Неделю спустя ему уже организовали стажировку в Британии, намекнув, что если он не охладит свой пыл за время пребывания там, то ему помогут это сделать, не посмотрят на влиятельность семьи. В Британии Персиваль и встретил Тесея, кажущегося очень опытным, хотя на самом деле отработавшего всего два года. Знакомство у них не задалось, ведь Перси считал себя мракоборцем получше многих, а по факту представлял из себя зазнавшегося малолетку. Тяжелый ремень от аврорской формы, погулявший по его заднице, хорошо прочистил мозги, а последующий перепихон в дУше открыл ему новые горизонты в сексе. Тесей не рассусоливал, он просто брал и трахал, не сильно заботясь об удобстве и удовольствии партнера. Почему-то это и нравилось Персивалю, с тех пор считавшему хороший трах решением многих проблем. Несмотря на довольно легкое отношение к сексу (девушек, не сильно ценящих целомудренность, до этого у Перси было немеряно), он помнил, что долго ходил под впечатлением. Xотя виной этому, скорее всего, был Тесей, а не сам факт первого в жизни секса с мужчиной. В тот раз Криденс вернулся ночью. Тенью он проскользнул в комнату и собирался уже устроиться в кресле, когда Персиваль откинул край одеяла рядом с собой: — Иди уже сюда, сколько можно издеваться над спиной. Тогда в темноте было не видно, но теперь, когда Персиваль знал Криденса гораздо лучше, он вполне мог представить, как поднялись его уголки губ в довольной улыбке. Криденс из прошлого скинул одежду и в трусах скользнул под покрывало, обнимая Персиваля со спины. Тем временем Криденс из настоящего перевернул его на живот и, укусив за загривок, подтянул к себе за бедро, заехав по самые яйца. И начал медленно двигаться. — Ты сегодня постоянно отвлекаешься, — прошептал он на ухо Персивалю, потянув зубами за мочку. — О чем ты снова думаешь? — О нашем первом разе, — сказал тот правду. — Ты тогда был таким милым мальчиком. Не то, что сейчас. — И правда, — рассмеялся Криденс, поцеловав его в плечо. — А это не у тебя ли моментально встает, когда я говорю “хрен” или “ебать”? — Оххх, - только и ответил на это Персиваль, подаваясь бедрами навстречу члену Криденса. Утро после той первой проведенной вместе ночи было неловким. Не потому, что Криденс несколько раз обернулся в одеяло так, что торчала только макушка, а Персиваль проснулся от холода, когда за окном только-только вставало солнце. И не потому, что Криденс накануне так внезапно пропал, заставив Персиваля волноваться: тот пропадал не в первый и, видимо, не в последний раз. Неловким утро было потому, что они оба не имели понятия, как себя вести. Они молча встали и оделись. Молча позавтракали. Нервно отрывая от булочки маленькие кусочки, Криденс попытался объяснить свое исчезновение: — Простите меня, мне так стыдно стало вчера за свое поведение. — То есть смотреть, как я дрочу в ванной тебе не стыдно? И жить у меня, хотя я тебя не звал, тоже? — уже без злости поддел его Персиваль. — И это нам стоило бы обсудить. Как относится тот, у кого ты, эмм, — он хотел сказать “живешь”, но жил-то Криденс у Персиваля, — бываешь, когда ты не тут, ко мне? Или он не знает, куда ты пропадаешь? — Я рассказал ему, — потупился Криденс. — Он сказал, что это очень незрелое решение, и что я пожалею. Персиваль выдохнул облегченно: значит, его догадки были верны. — А почему тебя не видно? — продолжил он расспросы как бы между прочим. — Все, кому я важен, меня видят, — пожал плечами Криденс. — Этому волшебству меня научил один комуф… друг. — Важен? — ошеломленно переспросил Персиваль. — Да я с трудом вспомнил, кто ты такой, когда впервые тебя увидел! — Если вы так хотите, — Криденс опустил глаза. — То можете и дальше считать меня чем-то вроде призрака. Меня и это устроит, — он опустил глаза. Чувствуя, что Криденс снова закрылся, Персиваль поднял его голову за подбородок и заставил посмотреть на него: — А чего хочешь ты? Криденс растерялся, захлопав ресницами. — Чего, дементор тебя засоси, хочешь ты? — спросил Персиваль, повысив голос. — Ты так уверенно ходил за мной по пятам, что мне казалось, что уж ты-то сам в курсе, зачем ты здесь? Что тебе от меня, старого больного недомага нужно? — он уже почти кричал. — Зачем ты ошиваешься тут изо дня в день и разве что на унитаз меня не провожаешь? — Я хочу вас, — Криденс сжался от его крика, но тон его был уверенным. — То, что у меня внутри, оно хочет вас. A я вас… люблю. И вы не старый! — То, что внутри? — опасливо переспросил Персиваль. — Меня хочет обскур? — Нью… Тот, у кого я живу, говорит, что обскур на вас… запечатлелся, — Криденс поежился. — Я читал про вейл и оборотней, но там все не так, не думайте. Просто мне хочется быть рядом. Видеть вас, дотрагиваться до вас. И то, что вчера было в ванной, тоже хочется. Тогда мне не так больно, — почти шепотом признался он. — Вы же не прогоните меня? Персиваль ничего не ответил, развернулся и отправился на кухню, где вытащил спрятанную на черный день бутылку огденского, подаренную когда-то давно Тесеем. Только когда обжигающий напиток прошелся по пищеводу и будто согрел изнутри, он все же ответил Криденсу, который безмолвной тенью последовал за ним. — А ты уйдешь? — спросил Персиваль с горечью. — Если скажете, — Криденс вздохнул и взял стакан в шкафчике. Не жалея, он налил себе добрых полстакана и выпил залпом, будто бы не чувствуя вкуса. — Если скажете, что я не нужен, я уйду. — Тогда уходи, — Персиваль тяжело опустился на стул, уверенный, что Криденс, которого он уже многократно прогонял, никуда не денется. Но Криденс, просто кивнув и посмотрев печально, растаял в воздухе черным облаком. — Ты серьезно? — только и успел сказать Персиваль, прежде чем тот исчез окончательно. Без Криденса стало как-то не по себе, с его присутствием жизнь Персиваля обретала, пусть идиотскую, но цель — понять, что тот в квартире Персиваля делает, почему он невидим. А стоило всего лишь спросить. “Все, кому я важен, меня видят”, — сказал Криденс. Может, он прав и действительно важен для Персиваля? В любом случае решение принято. Но почему оно кажется таким неправильным? Персиваль плеснул в опустевший стакан еще огденского и невесело усмехнулся: что, Перси, снова один? Проснулся он с жутким похмельем, прикорнув на коротком диванчике на кухне. Судя по тому, что кроме пустой бутылки огневиски на полу валялась еще одна, на две трети опорожненная, он вчера здорово набрался. На столе лежал пергамент, которого вчера не было. Персиваль смутно помнил, как ночью в окно постучала какая-то экзотическая птица. Она принесла письмо, но долго не хотела его отдавать, и он гонялся за ней, расстреливая ее из палочки каким-то безобидным заклинанием. Хотя, судя по подпаленному радужному перу на полу, может, и не совсем безобидным. Напоследок она сильно клюнула его в лоб, бросила пергамент и улетела. Пошатываясь, Персиваль добрался до кухонного стола и развернул пергамент. “Вы с Криденсом два идиота”, — было написано там торопливым почерком с угловатыми, будто стремящимися вверх буквами. А немного ниже, вместо подписи, были координаты для аппарации. Персиваль долго рассматривал письмо, потом наполнил стакан водой при помощи агуаменти. Половина воды в стакан не попала, но это были уже мелочи, потому что тогда он понял, что сотворил заклинание не задумываясь, как это делал раньше. Второй раз такой фокус не прошел: стоило подумать о аппарации, как его затошнило. Решив, что виной этому вчерашняя попойка, Персиваль выпил зелье от головной боли, помылся и перекусил. Через несколько часов он чувствовал себя довольно сносно. С момента той самой аппарации Персиваль так и не перемещался подобным образом ни разу: от МАКУСА можно было дойти пешком, из госпиталя он перемещался порт-ключом, а за продуктами ходил в немажеский магазинчик за углом или отправлял домового эльфа на рынок. И хоть говорили, что невозможно разучиться аппарировать, как нельзя разучиться, например, плавать, Персиваль не мог вызвать в себе то ощущение прокатывающейся по телу волны магии, что требовалось для переноса в другое место. — Аппарейт! — раз за разом пытался он. От паники судорогой сводило пальцы, голова кружилась и казалось, что вот-вот на него обрушится лавина боли, скручивающей внутренности и заставляющей забыть обо всем на свете, кроме того, что невыносимо, бесконечно, мучительно и обжигающе больно. Персиваль вспомнил все советы колдомедиков: cделал дыхательную гимнастикy, пытался отвлечь себя, очистить сознание, даже выпил легкое успокаивающее зелье, но ничего не помогало. Отчаявшись, он стал бессмысленно водить взглядом по кухонной утвари, пока не наткнулся на чашку, починенную Криденсом. Она так и осталась стоять на столе странным уродцем. То ли домовой эльф не стал ее убирать, не получив приказа, то ли просто не видел, могло быть и такое. Чашка почему-то вызвала улыбку и теплое чувство в груди, что-то было в ней такое, что роднило ее и с Криденсом, и с сами Персивалем. Персиваль взял её в руки и в этот момент почувствовал омывающую его магию, как перед аппарацией. Ощущение никуда не пропадало. Не надеясь на невербальные чары, Персиваль четко произнес нужное заклинание, держа в голове координаты, что прислал ему, как он надеялся, Ньют, и в тот же момент переместился. Оказавшись в небольшой, скудно обставленной комнате, он еле удержался на ногах, отвыкнув от ощущения продавливания через тонкую трубку, возникающего при аппарации. В комнате никого не было, что было логично, если та использовалась для приема перемещающихся магически гостей: было бы неудобно, если бы они аппарировали в место, где мог находится другой человек. Персиваль отдышался и толкнул дверь, ведущую наружу. Осмотревшись, Персиваль пришел к выводу, что находится в том самом чемодане. Скамандер очень рисковал здоровьем тех, кто к нему перемещался, ведь расстояние могло быть непосильным для гостя, учитывая, что чемодан вместе с хозяином разъезжал по всей стране. Однако, стоило отдать должное гению Ньютона — уже то, что он смог привязать координаты к искусственно расширенному пространству, было уникальным решением, до которого мало кто смог додуматься. — Мистер Грейвс, — кивнул ему Скамандер. — Я знал, что у вас получится переместиться. — Во-первых, здравствуйте, — процедил Персиваль зло. — Во-вторых, ебал я ваше мнение, — он осмотрелся в поисках подходящей зверушки и, найдя такую, напряг память, вспоминая страницу из учебника колдозоологии, — сносорогом. Скамандер поморщился, но ничего не сказал, только развернулся и бросил через плечо: — Идите за мной, я покажу, где найти Криденса. Они шли недолго и остановились у оранжереи. — Криденса не любят животные, зато обожают растения, — пояснил Ньютон, улыбаясь. — Должен вас предупредить, что еще одна такая выходка - и быть выебанным сносорогом покажется для вас более привлекательным выбором, чем то, что я для вас придумаю, — после этого он открыл дверь и впихнул Персиваля внутрь. Наверняка подтолкнув магией, потому что тот влетел в оранжерею, врезался в Криденса и упал вместе с ним на утоптанную тропинку между кустами. — Никогда больше не смей уходить, когда я тебя прогоняю, — только и сказал Персиваль, прежде чем начать целовать радостно улыбающегося Криденса. Криденс из настоящего выпрямился, потянув за собой Персиваля, и, обняв его одной рукой, второй стал дрочить ему. Заставив обернуться к себе, он яростно поцеловал Персиваля, после чего, отстранившись, прошептал: — Теперь можешь кончить. Это стало последней каплей. Персиваль, который и так держался на последних крохах самоконтроля, провалился в оргазм. Кажется, он кричал, но звуки все пропали. Kаждой частичкой своего тела он чувствовал непрекращающееся удовольствие, чистое, ничем не испорченное, которое все длилось и длилось. Очнулся он довольно быстро: Криденс, расслабленно лежащий рядом, еще недостаточно пришел в себя, чтобы убрать обскура. Тот, пользуясь обретённой свободой, радостно клубился вокруг Персиваля. — Кажется, празднование твоего назначения на прежнюю должность удалось, — протянул Криденс, сладко потягиваясь. Будто нехотя, стараясь погладить Персиваля напоследок, обскур стал исчезать, растворяясь в воздухе. Буквально через несколько часов Персиваля ожидали подчиненные, разленившиеся в его отсутствие, кипы документации, которую следовало хотя бы просмотреть, и множество мелких и крупных дел. Но это будет завтра, а сегодня его ждал праздничный ужин, все приглашенные на который видели Криденса, и на который они уже порядочно опоздали. И, как он надеялся, второй раунд “празднования”. Засыпал Персиваль счастливым.