Часть 1
9 апреля 2017 г. в 23:23
Хикару Сулу видел мир в оттенках серого.
Такова была несправедливость их реальности: ты мог увидеть что-то или кого-то в цвете лишь тогда, когда твой соулмейт, твоя родственная душа была рядом, ну а… Родственная душа Сулу была на расстоянии нескольких световых лет от него.
И он ничего не мог с этим поделать – разве что уйти с Энтерпрайза, но Бен бы сам его отругал, если бы узнал, что Сулу хотя бы думал об этом.
Вот Чехов, который Павел Андреевич, спокойно жил себе и не тужил, даже не заботясь о том, что это такое – видеть мир в цвете. И вдруг к нему подошел доктор Маккой – и все изменилось. Сулу был там, когда это впервые произошло.
Когда Чехов узнал, что такое синий, красный и желтый, бирюзовый и фиолетовый, солнечно-золотой и звездно-серебряный. Лицо у него было такое, что Сулу захотелось обнять беднягу и успокоить – а доктор Маккой молча смотрел на него, просто осознавая, наверное, что вот это вот мелкое русское кучерявое существо – тот, кого ему определила судьба.
Чехов видел мир в цвете каждый день и счастливо улыбался, когда вечно чем-то недовольный доктор заходил на мостик и начинал спорить с Кирком, нет-да-нет поглядывая в сторону своего юного соулмейта.
А Сулу – нет.
Он видел черное в космосе. Видел белое в звездах. Многие планеты были цвета грифеля, кончики ушей коммандера Спока – откровенно серым, а собственный значок с воспаряющей на нем звездой был для него циркониевым, пусть Сулу и знал, что он на самом деле серебряный.
И даже фотография мужа казалась ему безжизненной после того, как он увидел мир таким, каким тот был на самом деле. Ярким. Светлым. Полным красок и разнообразия, счастья и улыбок… Ему было сколько, семнадцать?
Когда он впервые встретил Бена.
Когда в самый первый раз посмотрел на свои руки, узнал, что глаза у людей бывают не только темные и светлые, и понял, что Бену очень идет бледно-васильковый. Когда впервые осознал, что на сей раз влюбился по-настоящему, на всю жизнь – и почувствовал, что ему хочется парить над землей, лететь к голубому небу – так легко стало ему на душе.
Но вместо этого он полетел к звездам, которые на расстоянии сотен километров стали для него еще более безжизненными, чем там, на Земле, когда до этих самых звезд были световые годы.
Доктор Маккой дарил Чехову кактусы, и они цвели у него в каюте. Павел говорил, что их лепестки золотые, алые и нежно-розовые.
Сулу видел только серые.
Мистер Спок называл капитану цветовые показатели шкуры очередного вида опасных животных, проживающих на новой планете, и Кирк слышал не набор цифр, а «лазурный», «рубиновый» и «пурпурный».
Сулу никогда в жизни не видел пурпуры.
Чехов смотрел на фотографию Деморы и улыбался, обнимая друга тонкой рукой. Ее волосы были иссиня-черные, по словам Чехова, а Сулу не видел разницы между цветом волос дочери и глубиной Вселенной, мертвой и недвижимой.
- Мистер Сулу, вам это понравится, - произнес вдруг капитан Кирк, удобно устраиваясь в кресле и закидывая ногу на ногу.
- Что, капитан? – спокойно спросил у него Сулу.
Чехов же, зашедший на мостик вместе с Кирком, почему-то скромно улыбался, хотя рядом даже не было Маккоя, и Сулу, сам того не понимая, заерзал на своем месте.
- Мистер Чехов, будьте добры, - подмигнул навигатору капитан, доставая из кармана яблоко и отворачиваясь. Сулу резко посмотрел на друга, возившегося тем временем в настройках панели.
Чехов, казалось, радовался, но не за себя, и осознание этого чуть не сбило Сулу с ног.
- Мы летим на Землю после завершения этой миссии, Хикару, - произнес он мягко-медово, а затем посмотрел на Сулу так, словно это он впервые за целый год получил счастливую весть.
А Сулу показалось, что еще немного – и он сам сможет опять увидеть, какие же невероятные, по словам Маккоя, у Чехова глаза.
И, в принципе, он был прав.