Правильные поцелуи

— Это было ужасно, клянусь, — Ямамото рассмеялся и утер глаза аккуратно. — Гокудера, ты худший подающий в мире. — Да пошел ты! Близился выпуск, ребята всё чаще собирались вместе. Уже не ради очередной важной миссии, а просто потому, что понимали: дальнейшее будущее уже не будет таким беззаботным и веселым. Сегодня все завалились к Гокудере: Шамал уехал, и можно было остаться на ночь, не рискуя выслушивать его недовольный бубнеж по поводу девушек. Ямамото довольно сопел и потягивал пиво из банки — неожиданный подарок от отца. С тех пор, как Бьякуран буквально вытащил его с того света, руководствуясь какими-то неясными мотивами и личными прихотями, Ямамото словно старался прожить жизнь в двойном объеме. Бесконечные конфликты и поединки, тренировки и уроки, сражение за судьбу Аркобалено или мытье полов в ресторанчике отца — оказывается, после продолжительной комы любое событие стало наполняться для него особым смыслом. Словно он и не жил до этого. Порой, глядя по утрам на свое отражение, Ямамото иронично улыбался: ну как он мог когда-то даже думать о самоубийстве, решив, что простая жизнь — это скучно? Простая жизнь была тем и хороша, что он не умирал, не существовал в постоянном напряжении, а точно знал, что завтра ему предстоит контрольная по физике, вскоре — прощание с бейсбольным клубом, выпускные экзамены… Ничего кровавого и трагичного. Иногда Ямамото фантазировал о том, что же ждет их в будущем, которое изменилось: станет ли он обычным человеком? Будет носить строгий костюм, пить по будням за успешные контракты, снимать маленькую квартирку для холостяцкой жизни? Или окончательно уйдет в мир мафии, будет пересекаться со Скуало время от времени, защищая Тсуну до конца жизни? Ямамото покачал головой. Пиво немного кружило голову, напротив смеялся Гокудера, блестели очередные его кулоны, заманчиво покачиваясь из стороны в сторону. Он смеялся над Тсуной: рисуясь перед Киоко, Савада залпом осушил банку, и теперь едва мог сидеть ровно. Киоко смущенно поджимала губы, цеплялась за Хару, Рёхей невнятно ворчал одобрение: пить толком пока никто из них не умел, но и отказываться не стали из принципа. Даже Хибари слегка «поплыл», хотя по нему так сразу и не скажешь: Ямамото бы и не понял, не заметь, как блестят темные глаза. Ближе к ночи ребята стали понемногу расходиться. Рехей с Киоко собрались проводить Хару по пути домой, за Хибари приехала машина из главного дома. Гокудера уговорил Тсуну остаться на ночь: Нана и Иемитсу отправились в Италию, к Дино, а Реборн вызвался в сопровождение. Ямамото подозревал, что Реборн просто соскучился по родной речи и знакомым, но не мог позволить себе уехать, не придумав достойного повода для перерыва в занятиях с Тсуной. Сам Тсуна для порядка попытался отказаться еще пару раз, уверяя, что будет стеснять своим присутствием, и согласился, когда Гокудера, скрипнув зубами, пообещал оставить Ямамото у себя. — Совместная ночевка — здорово же! — Отозвался Ямамото с кухни, — Как будто мы снова в лагерь поехали: до утра рассказывать страшилки, всем вместе спать на полу… — Десятый на пол не ляжет! — Гокудера заглянул на кухню и недовольно скорчился, добавив: — И никаких страшилок. — Н-но, Гокудера-кун! — Тсуна зашел следом. Его все еще слегка шатало, поэтому посуду мыл Ямамото, уборка кухни после помощи в ресторане у него была доведена чуть ли не до автоматизма. Тсуна встряхнулся, взлохматил и без того растрепанные волосы и расстроенно протянул: — Если я на полу спать не буду, то… Как же мы все ляжем? У тебя маленькая кровать. Я не хочу быть особенным и спать на кровати, пока вы будете на полу. — На рояле, — с улыбкой поправил его Ямамото, на секунду обернувшись, чтобы подмигнуть Тсуне. Эффект был немного неожиданным: Тсуна вопросительно приподнял брови, а Гокудера вдруг пошел красными пятнами румянца. — Только подойди еще раз к моему роялю, и я тебя взорву, извращенец! — Он весь ощетинился и моментально хлопнул Ямамото по плечу, утаскивая Тсуну в свою комнату: — Не беспокойтесь, Десятый. Вы ляжете на моей постели, а я с этим придурком как-нибудь разберусь. Ямамото стряхнул воду с последнего стакана и потер плечо — наверняка будет синяк. Это выглядел Гокудера тощим, но силы в замахе рук у него было едва ли меньше, чем у лучшего питчера команды. Другое дело, что мячи бросал так, словно пытался ими убить, а не в подачу отдавал. Ямамото как раз смеялся сегодня, в красках расписывая, как попросил Гокудеру постоять на замене (ну, как сказать «попросил», скорее, гнусно шантажировал обещанием показать следы внеземной цивилизации в Намимори, о которых приезжие не могут знать), и Гокудера своими подачами распугал всех новичков. Зато Ямамото мог не беспокоиться за свою репутацию после ухода из клуба: тренер сообщил, что новички его уже как только не прозвали. Варианты там охватывали весь спектр стальных изделий, от биты до яиц, над чем Гокудера издевался всю дорогу до дома. В душе Ямамото едва не уснул сперва, но, пока чистил зубы, увидел засунутый под корзину уголок журнала, из любопытства потянул за край и обнаружил, что достал подшивку порнушки. Сначала это даже взбодрило. О том, что журнал мог принадлежать Шамалу или Гокудере, он старался не думать, а вот манящие формы обнимающихся девочек на обложке неплохо так подстегнули фантазию. Ямамото выключил воду и прислушался: Гокудера все еще обустраивал Тсуну в своей комнате, поминутно предлагая ему то кофе, то воды, то дополнительные подушки, а значит, можно спокойно полистать журнальчик. Девочки оказались так хороши, а Ямамото так давно не расслаблялся как следует, что встало у него едва ли не с четвертой страницы из шестидесяти. Журнал был европейским, поэтому модели не прикрывались, и размытая цензура отсутствовала, подстегивая буйство фантазии. Ямамото крепко зажмурился, когда дошел до последней странички, убрал журнал обратно под корзину, разделся максимально быстро и шагнул под душ, в мыслях все еще любуясь последней девочкой с разворота, ее покатыми бедрами и упругой грудью. Он едва не кончил, как снаружи раздался укоризненный голос, и вместо развратного секса с воображаемой девчонкой в его голове вдруг возник образ недовольного Гокудеры, этих его звонких подвесок на шее и острых плеч. Крикнув, что он не уснул и сейчас выйдет, Ямамото уцепился за ускользающий женский образ и все же кончил, но не так ярко, как хотелось бы. Смыв за собой все следы, натерев губкой до красноты наливающийся уже синяк от удара, он накинул спортивные штаны и вывалился из ванной, широко зевая. Спать хотелось ужасно. Свет в комнатах не горел: Гокудера в душе был первым, Тсуна — вторым и уже наверняка спал. Ямамото помнил, что ему обещали местечко в комнате Шамала, поэтому свернул во вторую дверь. Перешагнул через горы каких-то вещей на полу и упал в кровать, подмяв под себя большой кусок одеяла. Уснул он моментально, как только голова коснулась подушки. Наступление утра Ямамото не оценил. Во-первых, его разбудил тычок локтем под ребра, а во-вторых, он сладко спал. Ему снился то гокон с бывшими сенпаями клуба, то база из будущего, где он бегал по пустому тренировочному полигону с Джиро, пока не поймал его и не принялся гладить и мять колючую собачью шерсть. Джиро-из-сна таким обращением не был доволен, за что и пнул лапой. Лапа оказалась чужим локтем, и Ямамото проснулся. Под ним вертелся Гокудера: он запутался ногами в одеяле, ворчал и пытался выкрутиться, не открывая глаз. Второе одеяло валялось на полу. Ямамото зевнул и упал на подушки. Двигаться не хотелось: такое чувство, будто Гокудера даже во сне дрался, хотя до этого они спали в одной комнате не раз, и Гокудера спокойно сопел в подушку, не ворочаясь. Ну, поговорил пару раз с инопланетянами, с кем не бывает. Как-то на сборах сам Ямамото проболтался во сне о проблемах с проклятием Аркобалено, и все в клубе решили, что он сходит с ума по арт-хаусу. — Подвинься, — буркнул Гокудера, спихнув комок одеяла с себя. — И тебе доброго утра, дорогая, — Ямамото лениво улыбнулся, подхватил скинутое одеяло ногами и поднял его повыше, теперь уже расправляя и укрывая обоих. Краем глаза он заметил часы: восемь утра. В такую рань можно было и не вставать. Тсуна наверняка проспит до часа, если не больше — он уже напивался однажды, и долго потом отсыпался. — Дебил, — Гокудера все еще не проснулся, а уже огрызался, и Ямамото нашел это забавным. Сунувшись под одеяло, он попытался пощекотать между лопаток, но, видимо, через футболку не чувствовалось. Извернувшись, Ямамото дернул футболку с Гокудеры повыше и осторожно провел кончиками пальцев по пояснице. Гокудера дернулся и шлепнул пяткой. Ямамото провел еще раз, получив второй удар по ноге, и убрал руку. Это было забавно, но опасно: квартира доверху динамитом напичкана наверняка, и получить по лицу даже дезактивированной втулкой от бомбы ему бы не хотелось. Но сон уже не шел, вылезать из теплой кровати и идти в душ Ямамото ленился, да и Гокудера, смешно чмокнув губами, перекатился и улегся прямо на него, перекинув руку через грудь. Ямамото с трудом удержал смех, жалея, что новенький телефон с камерой остался где-то в соседней комнате: такое милое фото бы вышло. Как бы Гокудера потом орал и грозился подорвать всё Токио, начав с Намимори. Девчонки бы и вовсе с ума сошли. У них обоих в школе набрался приличный фан-клуб, и в связи с грядущим выпуском многие поклонницы готовились прощаться с таким размахом, будто Ямамото и Гокудера уходили как минимум на войну, и вернуться не планировали. Существовал и третий клуб, закрытый для посторонних, плоды их «творений» Ямамото как-то полистал на досуге: чудесные истории о взаимоотношениях мальчишек школы. Очень близких и интимных взаимоотношениях. Жаркая любовь, драма, тайные романы с учителями из других школ… Пожалуй, по популярности истории об отношениях Ямамото и Гокудеры могла переплюнуть только редчайшая книга, передаваемая из рук в руки, собравшая в себя сразу все девичьи грезы: запретные отношения ученика и учителя, мужская любовь, разные положения в обществе, иностранец и японец, блондин и брюнет… Ямамото совершенно случайно наткнулся на эту книгу: менеджер забыла ее в клубе. Как же у него горели руки, пока он спешно снимал ксерокопии для Дино. Хибари такого знать не следовало: его персонаж в книге был строг, ревнив и убивал потенциальных поклонников пачками. Что же сделает с нарушительницами дисциплины настоящий Хибари, обнаружив эту чудесную книгу, Ямамото даже представить боялся. Дино тогда подарок оценил, и Хибари, который после выпуска из школы не перестал строго следить за делами школы, посещая ее с прежней частотой, начал время от времени прилюдно получать какие-то мелкие подарки от курьеров, с анонимными любовными посланиями, но на итальянском. Как говорил Дино: «Для поддержания имиджа и популяризации этой забавной книжки». Ямамото знал, что так они и документами деловыми порой обменивались, но школьницы млели, а книга продолжала путешествовать из рук в руки, обрастая новыми подробностями. Гокудера поерзал, прижимаясь к нему всем телом. Ямамото спешно отодвинулся: утренние реакции — дело естественное, но он еще со своей не разобрался, а тут уже в бок упирался Гокудера. Далеко уползти не получилось: во сне они поменялись местами, и теперь лопатками он прижимался к стене, а член Гокудеры — к животу, и Ямамото чувствовал себя загнанным в угол. Он обещал себе жить на полную катушку и больше ничего не стесняться после порога смерти, но в эти обещания входил алкоголь до совершеннолетия, побеги из школы и уроки стрельбы с Реборном, а никак не акробатические трюки в постели и моментальная смерть от динамита. Гокудера крепко прижался к нему, и Ямамото затих, замер всем телом: если вот он сейчас двинется, даже слегка… Гокудера двинулся. В сторону — откатился и перевернулся на другой бок, и Ямамото выдохнул с облегчением ровно до той минуты, пока Гокудера не подполз обратно, вжимаясь в него уже задницей. Мелко вздрагивая, Ямамото мысленно костерил себя последними словами, но, не удержавшись, вжался в Гокудеру всем телом, крепко зажмурился и обхватил поперек груди, с силой проехавшись по его заднице стояком. Пошло оно всё, в конце концов. Было удивительно хорошо. А когда дрожь и вспышки рассеялись, он осторожно приподнялся на локте, заглядывая через плечо: подозрительно тихо и ровно они лежали. Гокудера медленно моргал, явно только-только проснувшись, и таращился на руку Ямамото. Сообразив, что все еще обнимает его, Такеши дернулся, неловко усмехнувшись: — Ой, прости… Мне такое снилось, знаешь, ну, дев… — наткнувшись на злобный взгляд, Ямамото поспешно прикусил язык. Гокудера молчал, только глазами сверкал, словно злой кот, и Ямамото предпринял вторую попытку: — Что-то не так? — Всё, — хриплым шепотом сообщил Гокудера, — начиная с того момента, что я сказал тебе лечь на футон на полу, а ты свалился на меня ночью, и не спихнешь ведь! — всё так же тихо зашипел он. Ямамото зажмурился. Будь у него уши, как у Джиро — прижал бы и их, но пока лишь убрал руки подальше и сгруппировался, на всякий случай приготовившись к защите. — И вдобавок, ты обнимаешься как какой-то медведь. Как с тобой вообще девчонки спят, это же перелом ребер заполучить можно… — добавил Гокудера спокойнее, и отполз к краю кровати. Ямамото незаметно выдохнул: с его штанами мокрого пятна не было видно, но он вчера как чувствовал, что так будет, и не зря прихватил с собой две пары сменного белья. Оставалось лишь в душ незаметно смыться. Гокудера вдруг встряхнулся, словно вспомнил о чем-то, натянул футболку пониже и, пробормотав про душ, первым сбежал из комнаты, оставив Ямамото в одиночестве думать о случившемся. С тех пор в их отношениях словно что-то поменялось. Внешне всё оставалось прежним: Гокудера ворчал, читал нотации, помогал с домашкой. Ямамото шутил, искренне любил мир и всегда поддерживал Тсуну. Но иногда они то и дело бросали друг на друга долгие, словно вопросительные или непонимающие взгляды. Порой Ямамото замечал в отражении, как Гокудера рассматривает его спину, покусывая губы, порой сам Ямамото залипал, заметив светлые ключицы в обрамлении черных кожаных шнурков. Даже Тсуне становилось неуютно: он так и говорил, заглядывая каждому в глаза, что слишком уж сильно ощущает возникшее напряжение. — Чертова интуиция, — Гокудера криво улыбнулся и стряхнул пепел в жестянку, — Десятый всегда чувствует всё слишком хорошо. Ямамото пожал плечами и посмотрел в небо. До выпуска из школы оставалось всего ничего, и Хибари уже не запрещал им бродить по крыше или курить — был слишком занят подготовкой в комитете. После школы Ямамото так и не решился, что будет делать со своей жизнью: поступит в старшую школу, профессионально займется бейсболом или поедет в Италию по приглашению Скуало, например. Он перебирал свою жизнь, словно странички в записной книжке, что завел на первом году, для записи всех событий и странностей в жизни. Вот серая обложка, начало, где отца почти всегда нет рядом, и умный маленький Такеши сам разогреет себе поесть, сам польет цветы и приведет форму в порядок к начальной школе. Средняя, где появляется сперва бейсбол — и это первые страницы, с именами одноклубников. Чуть позже листочки станут ярче, распухнут от наклеек и пометок: это Ямамото познакомился с Тсуной. Книжка станет ненужной уже после конфликта колец, она попросту кончится, но начнется целая история семьи Вонгола, и Ямамото точно знает, что он всегда будет одним из хранителей этой семьи, и не важно, какой путь выберет сейчас. Наверняка Гокудера думает о том же. Шамал иногда ворчит, что Гокудера станет сумасшедшим ученым-уфологом и будет навсегда потерян для мира, но Ямамото видел, как тот шел домой с коробочкой из местной итальянской кондитерской каждый раз, когда Гокудера оказывался в высших строчках школьного рейтинга. — А мне везет, — вдруг заявил Гокудера недовольно. Он сидел со слишком мрачным выражением лица для человека, которому только что не мешали курить и наслаждаться видом с крыши, — как утопленнику, — здесь Гокудера скривился и еще раз осмотрел свою булочку. — Шамал опять перепутал пакеты и унес мой обед, — пояснил он, протягивая на обмен начатый сок и тайяки. Ямамото в ответ подвинул бутылку ячменного чая и коробку с суши, утянув себе сладкую сдобу в форме рыбки, лучезарно улыбнулся, отпивая вишневый сок: — Непрямой поцелуй от самого Гокудеры Хаято. Ах, где мои девчонки, когда они так нужны, сейчас бы от зависти и горя попрыгали с крыши, как… — Заколебал, — тихо шепнул Гокудера. Ямамото сбился и вопросительно уставился на него. Он вроде начал хорошую шутку, но Гокудера крепко стиснул палочки в руках — еще немного, и сломаются. — Я? Палочки полетели в сторону, вместе с коробкой сока, когда Гокудера подскочил, схватил Ямамото за рубашку и дернул на себя: — Ты! Черт возьми, ты заколебал! Дебила кусок! Тупая бейсбольная башка!!! — рявкнул он как можно громче, и резко, с силой прижался губами. Ямамото затих. Гокудера целовался жёстко — сухие, обкусанные губы, никакой медленной девчачьей ласки. Злобный поцелуй, колючий — очень в его духе. Ямамото не сразу и понял, что так сильно зазвенело — школьный звонок или у него в ушах от удара, когда Гокудера вдруг прервался и отпихнул в сторону, утирая губы. — Мерзость какая… — пробормотал он. Ямамото потер затылок и из чистой вредности заметил: — А я бы повторил. Гокудеру это явно сбило с мыслей — он остановился в полушаге, несколько раз моргнул, и выжидающе посмотрел в ответ. Ямамото тяжело сглотнул. Проверка ли это на прочность, дурная шутка или Гокудера все же поехал крышей вопреки заверениям Шамала, он тоже от своих слов отступать не собирался. Да и надо бы показать, что такое — правильные поцелуи.

ЭПИЛОГ

Свадьба Тсуны и Киоко была событием, которого ждал, казалось, весь мир. Во всяком случае, большая часть посвященных в эти робкие и нежные отношения уж точно. Рёхей как-то даже заявлял, что если бы Тсуна не был его боссом, он бы давно «разобрался с ним по-мужски», но Ямамото знал, что упиралась до последнего тут Киоко: слишком уж переживала, что брак неравный. Семья Нео-Вонгола была крупным конгломератом, имя Савады Тсунаеши нередко всплывало в газетах в связи с успешными сделками или щедрыми благотворительными пожертвованиями. Конечно, они по-прежнему были известны и в мире мафии, но многие семьи опасались ссориться с теми, на чьей стороне выступали такие команды, как Занзас с Варией, Мукуро и его Кокуё, Каваллоне и другие влиятельные лица. Тсуна уверял Киоко, что любит и ценит ее вне всей этой мишуры, но с просьбой отложить свадьбу до окончания ее первой рабочей стажировки все же смирился. — Хорошо тут, — Скуало лениво потянулся и поправил спрятанный за волосами наушник. По такому поводу он даже на подобие торжественной прически расщедрился, но Ямамото знал, что под расслабленностью скрывается готовность к отражению любого нападения: основной состав хранителей вместе с Варией сегодня отвечал за безопасность церемонии. Исключение сделали для Рёхея — старший брат каждые полчаса рассыпался рыданиями по поводу взросления сестренки, и Реборн счел его непригодным для работы. Церемонию решили проводить в Италии, как дань традициям, и Ямамото очень нравилась эта идея: во-первых, Киоко была невозможно прекрасна в европейском свадебном платье, во-вторых, после церемонии Тсуна и Киоко улетали в частную резиденцию семьи Савада где-то на южных островах, а оставшиеся гости могли со спокойной душой кутить на итальянских пляжах. Ямамото достаточно было лишь представить Гокудеру — загорелого, со светлой полоской кожи над линией пижамных брюк по утрам — как улыбка сама собой возникала на лице. Скуало, замечая его попытки сдержать эти ухмылочки, закатил глаза и хмыкнул ехидно: «Голубок», но не отошел, когда рядом встал Гокудера. Варийцы были сумасшедшими убийцами, психами без границ, но, что удивительно — они и других людей по границам не оценивали. И когда Ямамото понял, что все эти поцелуи и объятия из шуточек перерастали в нечто серьезное, он испугался и пришел за советом именно к Скуало — как знал, что там его поймут. «Жизнь слишком коротка, чтобы сожалеть о всяком дерьме, парень» — порекомендовал ему тогда порядком нетрезвый Занзас, как свидетель разговора: «Будь собой или сдохни, вот и все правила». В наушнике, щелкнуло, раздался предупреждающий сигнал, после которого все хранители выстроились вдоль ковровой дорожки, а следом голос Реборна (слегка дрогнувший) объявил: — Всем приготовиться. В конце концов, мы начинаем историю первой семьи Нео-Вонголы.