Флояра

А ночь выдалась прохладной. Горная, звёздная, пьяная. Поднимешь голову – и словно полетел, нырнул в объятия усыпанного яркими искрами черного неба. Запах стоит дурманный, хвойный. Тут тебе сосна, тут ель, тут смерека. И всё завораживает, чарует, околдовывает зелёными чарами. Карпаты хранят свои тайны от чужаков, но не прячут под замок. Захочешь – узнаешь. Услышишь в шёпоте ветра, почувствуешь в силе горных стежек-дорожек, ощутишь в дыхании ночи. Проводник твой сидит напротив, смотрит сквозь пламя потрескивающего костра. Вот поднял руку, подбросил душистых трав, вспыхнул огонь зеленоватым светом. Окатил волной жара, приласкал лицо и руки. А проводник всё смотрит. По виду – не разобрать, кто таков. Не особо высок, ладно сложен, в вышитом жилете. Глаза вроде серые, а повернет голову – жёлтые, что полная луна. Черты лица будто вырезаны из дерева, русые кудри рассыпались по плечам. И смотрит с еле скрытой улыбкой. Ничего не боится. Хоть и чувствует, что ты не просто мальчик, заплутавший в горах. Может, и не догадывается, что могучий Хранитель Равновесия, но не обманывается слишком сильно. - Что, - говорит, - шановный, замерз? Замерз. Хоть лето, да только ночи в горах холодные. И внутренний огонь хоть и греет, а всё равно – не жарко. Проводник вынимает из тайстры, пестрой квадратной сумки, длинную, сантиметров шестьдесят, флейту. Она вырезана из светлого дерева, всего шесть отверстий просверлено. Проводник… как же его имя? Ах, Богдан. Богдан задумчиво смотрит на флейту, потом снова на тебя. Говорит вдруг глухо и странно, будто в человеческий голос вплетается звездный звон и шелест ветра: - А хочешь, согрею? Моя флояра и не такое может. И подносит флейту к губам. Флояра. Какое певучее название. Местное, сочное. Тихо льётся мягкая мелодия, забирается с воздухом в лёгкие, целует и гладит кожу. И кажется уже, что стоишь посреди бездонной тьмы, пересыпанной золотистой пылью. И где-то далеко виднеется очертание странного существа, от которого исходит лунный свет. Оно сидит, скрестив ноги, и держит на коленях цимбалы. Вроде далеко ж, а видна каждая деталька. Длинные пальцы перебирают золотистые струны, которые звенят-оттеняют музыку флояры. - Здесь – перекрёсток ветров. Здесь – Тропа Сновиев. Здесь… можно быть собой, - шепчет музыка. Невидимые пальцы касаются щеки, гладят скулу, проводят по подбородку. Посылают по телу россыпь мурашек. Чье-то дыхание опаляет шею. И хочется возмутиться, отодвинуться, но губы вдруг накрывают чужие, настойчивые и нежные, нечеловеческие и сладкие. - Забудь о холоде и ветре, - заставляет вздрагивать хриплый шёпот. – Забудь о бездонной ночи. Здесь только ты и я. Чужие ладони проходятся по спине, замирают. Дыхание опаляет шею. И будто уже сам уже смотришь в бездонные звёздные глаза и сжимаешь в объятиях гибкое сильное тело. И кружится над головой хмельная ночь, напоенная запахами горной свежести и хвои высоких смерек. А желание накрывает ярким пламенем и непроницаемой тьмой ночи. Не разобрать уже, чьи поцелуи обжигают и жалят, а руки сжимают и гладят. Всё меняется, не стоит на месте. И разливается сладкая истома по телу, которая только бывает после того, как обладал и тобой обладали. А флояра вздыхает и убаюкивает, утешает, после… Тш-ш-ш, да кто же знает, после чего. Только хорошо так, до безобразия просто. Это всё ветер-безобразник да костёр-шалун. И горят ярко-страшно глаза твоего проводника, а губы улыбаются ласково и мягко. Трещит огонь, шепчут травы. И кажется, что нет ничего невозможного. Особенно, после того, что было… не сном.