Много лет назад
Грозовые тучи сгущались в ночных небесах, и молнии с треском резали сырой и холодный воздух. Слышались далёкие раскаты грома, свистел порывистый ветер. Крутая скала высилась над неспокойной водой огромного озера, и замок на ней был разрушен. Когда-то неприступные и гордые стены громоздились грудами битых камней, и на одной из них бессильно лежал тяжело раненый рыцарь. Бледное лицо его и длинные волосы были в крови, кровь стекала с изувеченного тела и капала на острые каменные осколки. Вздрагивающей рукой он зажимал огромную рану на груди, но кровь сочилась между пальцами. — Ты — жалкое подобие охотника! — ехидно изрыгнуло косматое чёрное чудовище, с презрением взглянув в его сторону, и мерзко хрюкнуло влажным свиным рылом. — Бесполезное, никчемное создание! Из перекошенной в наглой ухмылке пасти торчали желтые кабаньи клыки, под черной гривой на щекастой башке угадывались рога. В пухлых лапах чудовище сжимало меч — взмахивало им, разглядывало под разными углами, щуря маленькие красные глазки. Из-за обломков стены слышался приглушенный женский плач, и чудище, пыхтя, направилось в ту сторону, колыша шарообразным пузом и толстыми ляжками. Массивные копыта гулко цокали о разбитый мозаичный пол, из лоснящейся шерсти показался мелкий, закрученный хвостик, как у домашнего кабана. — Ты решил со мной сражаться? — с хрюканьем хохотнуло чудище, повернув рыло к умирающему рыцарю. — И теперь смотри, что за это бывает, мелкий червь! Довольно изрыгнув эти слова, чудовище одним ударом разнесло уцелевшую кладку и шагнуло за нее, оказавшись в остатках маленькой комнаты. На полу, среди обломков, съежилась хрупкая дева, вжалась в кучу камней. Не долго думая, чудище схватило ее за длинные волосы и грубо поволокло, пропуская мимо ее визгиливые причитания, крики и мольбы. — Смотри, букашка! — рявкнуло чудище, раскрыв пасть и показав острые зубы. — Ты хотел помешать мне принять жертву! — гад с силой выпихнул деву вперед, и она упала перед рыцарем, сбив в кровь нежные колени. Дева зашлась рыданиями, протягивая исцарапанные руки к тому, кто так и не смог ее защитить, но тварь с хохотом схватила ее за горло, приподняв над полом. Охотник не мог даже говорить — страшный удар чудовища переломал ему ребра, и острые обломки насквозь проткнули легкие. — Я решил, что приму жертвенную овцу прямо сейчас! — чудовище дико захохотало и вонзило клыки в тонкую шею пленницы. Бедняжка истошно взвизгнула, судорожно вырываясь, ее кровь окропила мерзкое рыло чудовища. — Смотри, ничтожная козявка! — торжествовал гад, с хлюпаньем и чавканьем выпивая всю чистую кровь до капли. Вместе с душой жертвенной овцы, которая легким светящимся облачком покидала стремительно стареющее, сморщивающееся тело и окружала гада, постепенно уходя в его тушу и угасая. Насытившись, чудище отшвырнуло пустую мертвую оболочку, и она, иссохшая, глухо шлепнулась под остатки арки, с которой свисали поникшие обрывки плюща. Чудовище сыто отерло кулаком пухлые губы и снова вскинуло меч, любуясь, как клинок сверкает в сполохах молний. — Я мог бы тебя зарубить твоей же глупой железкой, — выплюнул гад вместе с отвратительной отрыжкой. — А то и прихлопнуть, как назойливую муху! — он выждал паузу, многозначительно взглянув на охотника из-под густых, нависающих бровей. Охотник почти не реагировал — лишь скрежетал зубами от невыносимой боли и бессильной ярости к этому отвратительному существу, которое его победило. И которое забрало Её. Рыцарь не сводил с беснующегося чудовища гордого и надменного взгляда, хотя сил у него едва хватало на то, чтобы заставить биться собственное сердце. — Я думал, что такие, как ты хоть чего-то стоят! — гад глумился, несильно, но унизительно пиная копытом поверженного врага. — А оказалось, ты полное ничтожество! Чудовище зашлось хлюпающим хохотом, запрокинув перепачканную в крови башку, хлопая по жирному брюху свободной от меча лапой. Его хохот потонул в оглушительном раскате грома, и с черных небес упали первые капли холодного дождя. — Я не стану тебя прихолопывать, потому что ты для этого — слишком никчемная букашка! Мараться не хочу, — просипело, давясь смехом, чудовище и небрежным жестом выкинуло меч. Он встрял глубоко в камень около головы охотника — меч, украшенный фигуркой распятого Христа.***
Персиво где-то витал. Вроде бы, солнце он видел, а может, огонь. Какой-то свет ярко мерцал и слепил. В голове сами собой родились стихи, какая-то нескладная чушь про свиней в королевских покоях. — Йохан, слазь! — грубый голос ворвался в этот странный светлый мир и мгновенно его потушил. Персиво вздрогнул, вскинул башку… И на плечо ему улеглась другая башка. Сначала в глазах виконта крутились безликие пятна, однако они быстро обрели конкретные черты. Они стояли на коновязи «Хмельного лиса». Привязанные чужие лошади мирно дремали, некоторые медленно жевали овёс. Андалузец д’Арбогаста тоже был уже привязан, а на его морде надета кормовая сума. — Слазь! — буркнул маркиз Деде, дернув фон Кама за ногу, однако тот не реагировал. Тоже как будто дремал в седле, грузно навалившись на Д’Арбогаста. Герцог вздохнул с сочувствием, чего виконт никогда раньше за ним не замечал, ощупал залитую кровью шею Йохана и отрицательно помотал головой. — Пульс очень слабый, — буркнул он с небывалой для себя угрюмостью. — Он без сознания, и не контролирует его. — Стаскивай, — пробормотал Деде, привязывая своего жеребца. — Черт, хоть бы лекарь какой был! Почему этот Доминик не поехал с нами? — Не бывает больше таких лекарей — всех сожгли! — огрызнулся Д’Арбогаст — Доминик ему не поможет. Он спрыгнул с седла и теперь — снимал фон Кама, осторожно и медленно. Башка с плеча Персиво неуклюже свалилась, и тут же его поперек туловища сдавили две руки. Лангедокский задрых и чуть не рухнул — вот и вцепился. — Задушишь! — закряхтел виконт, обернувшись к нему. Аделард медленно ослабил хватку и убрал грязные ладони. В его взгляде пугающе отразилась собачья затравленность. — Ты чего? — шепнул Персиво. — А ты не видишь, что ли? — Аделард с раздражением кивнул головой в сторону охотников. Д’Арбогаст, пыхтя и бранясь, на руках уносил Йохана к трактиру. Деде скользнул вперед и отвалил перед ними увесистую дверь. — Если Зверь поглотит эту несчастную овцу — Йохан уже не сможет его убить, — плаксиво зудел в ухо Лангедокский. В Персиво же точно бес вселился — такая злоба его обуяла. — Трусы! — крикнул он вслед охотникам и соскочил на землю. Он чуть не упал, подвернув ногу, но вовремя навалился на одну из плохо оструганных стоек. Д’Арбогаст успел скрыться во чреве трактира, но Деде застрял в дверях. — Почему вы не помогли ему, а сидели в кустах?! — неистово вопил Персиво, колотя кулаками по стойке. — Какие же тру!.. Деде оборвал его вопли несильным тычком в челюсть и свирепо схватил за воротник. — Заткнись! — прошипел маркиз, встряхнув Персиво хорошенько. — Не ори, если не понимаешь! Мы не способны выдержать энергию Зверя! Только ведьмак может драться с ним на равных! Деде отпихнул Персиво и хотел уйти, но тот вцепился в его плечо. Бес буйствовал — язык виконта развязался окончательно. — А ты тогда кто? — выплюнул Персиво, без страха заглянув маркизу в глаза. Они жёлтые, как у кошки, сатанинские, но вера виконта крепка. — Человек! — отрубил Деде, и убрался прочь, сбросив руку виконта. — Полоумный! — сипло ругнул Персиво Аделард, утаскиваясь вслед за охотниками — бросил его на коновязи. Бес уснул, а может быть, был изгнан молитвой, которую Персиво про себя повторял. Какой же дремучий дурак! Какого черта развёл перепалку с проклятым маркизом? Нужно язык за зубами держать, а то ещё укоротят на голову и скажут, что «придворный охотник» героически пал на охоте. Персиво осознал, что не может отойти от стойки. Ноги подкашивались, слипались глаза и душила мерзкая зевота. Он сдохнет, если не выспится, но как-то страшно стало заходить в «Хмельной лис». Его обязательно узнает трактирщик и отходит ухватом по бокам. Может быть, даже до смерти. Андалузец герцога фыркал да бил копытом — виконт понял, что он съел весь овёс, и решил снять суму. А заодно и большущий мешок, закреплённый ремнями за седлом. Лишь бы хоть что-то делать и не поддаться мракобесию, что вновь подступало к душе. О какой «овце» твердил Йохан? Почему они сделали именно виконта приманкой? Вопросы роились, но сонная больная голова не могла измыслить достойный ответ. С трудом Персиво подтянулся к коню, стащил суму с его морды… Виконту показалось, что мешок шевельнулся — страх к самому горлу взлетел. Но, нет, этого не может быть: в мешке всего лишь, пожитки. Оружие, например. Или плащи. У охотников до неприличия много плащей. — Нннм! — нытье явно раздалось из мешка. Виконт выронил суму от испуга. — Помогите! — взмолились в мешке, и кто-то там отчаянно зашевелился. И упал бы, если бы не ремни. Вот оно что: головорезы схватили некоего человека. — Ты кто такой? — с недоверием спросил Персиво, не подходя, пока что, к «заколдованному» мешку. — Икар, — задергивая носом, ответили из мешка. Икар! Персиво совсем о нём забыл. Однако не знал, выпускать его, или нет. Кажется, неспроста его так плотно завязали в этом мешке. — Отпустите меня… — Икар просился, даже заплакал, но Персиво не стал резать мешок. Пробормотав невнятное «сейчас», Персиво нашёл в себе силы отлипнуть от стойки и потащился к трактиру. Внутри до сих пор несло горелым. Даже запах еды не мог перебить эту дымную вонь, что остро напомнила виконту о неудачной охоте. Персиво повезло: зал встретил его пустотой. В утренний час все ещё спят. Лишь в дальнем углу Деде громким шепотом спорил с сонным юнцом — не то о комнатах, не то об оплате. Юнца Персиво узнал без труда — это Мартин, сын хозяина. Персиво подумывал промолчать об Икаре: охотникам виднее, что с ним делать — и шмыгнуть наверх да найти пустую комнату для себя. Кошель он не потерял, и заплатит тогда, когда выспится. Едва Персиво ногу поставил на лестницу, как его почти что сшиб д’Арбогаст. Виконт шлёпнулся бы, но герцог вовремя поймал его за руку. — Чего таскаешься? — рыкнул он с раздражением и злостью. — У вас там Икар… в мешке, — пробулькал Персиво, мотнув головой в сторону двери. — Пускай валяется, это не твоё дело! — отмахнулся д’Арбогаст. — Марш наверх и не мелькай мне, а то зарублю! Персиво молча кивнул и скользнул вверх по лестнице мимо него. Кажется, за постой они уже заплатили. Тем лучше, меньше проблем. — Комната — первая справа, олух, чёрт тебя дери! — ругался внизу д’Арбогаст, но Персиво не слушал его. Первая справа — вот и прекрасно, есть где задрыхнуть до завтрашнего утра, а то и до вечера. Виконт настолько устал, что ему и свинарник покажется райскими кущами.***
Персиво куда-то шёл. Медленно плёлся в лучах зеленоватого света и знал только то, что позади остался свинарник. Дорога ведёт его в рай? Или в ад? И есть ли вообще здесь дорога? Под ногами был только свет — стелился, клубился мистическим дымом. Порой Персиво не видел в нём собственных ног. В тишине родились неясные звуки. Кто-то за пеленой света тихо пел, или плакал. Страх засел где-то в желудке, лёг грудой камней. — Парцифаль! — нежный, мелодичный женский голос назвал имя. Персиво закрутился, пытаясь разыскать незнакомку, но ничего не разглядел в клубах света. Страх вырвался из желудка и схватил за горло. Виконт упал на колени, словно бы его и впрямь кто-то душил. Два полупрозрачных силуэта показались впереди. Не люди, а эфемерные сущности, сотканные всё из того же света. Пеший путник и всадник сначала были далеко, но вдруг возникли у Персиво перед носом. Тот отскочил, дабы конь его не растоптал. Пение становилось всё громче, виконт разобрал, что слащавые тонкие голоса тянут Литанию под звуки арфы. — Парцифаль! — повторил тот, кто шёл пешком. Это дама в полупрозрачной летящей котте, с длинными золотыми волосами, что развевались как на ветру, хотя вокруг стоял полный штиль. — Эсклармонда, — узнал её виконт, но страх лишь усилился. Показалось, что небесная дева явилась его убить. — Белому рыцарю не подобает бояться! — строго сказала вторая дама, на коне. Её голос резанул сталью и отдался болью в голове. — Я не Белый рыцарь, — отказался Персиво и невольно попятился. — Это, всего лишь, костюм для турнира… Дама пугала его: мертвенно бледная, черные волосы отливают неестественной синевой, а глаза скрыты старой истлевшей повязкой. — Но ты можешь им стать! — настояла сердитая дама, грозя сияющей огненной плетью. Свет играл на её одеждах — на тонкой шёлковой котте, на белоснежной мантии, украшенной золотой вышивкой ключа. Дама протянула виконту руку. И от неё виконт побежал, как ошпаренный. Изящное предплечье дамы покрывала чёрная чешуя, а на пальцах сверкали когти.***
— Хватит орать! Заткни пасть! Спать мешаешь! — в уши вонзился озлобленный рёв, а ещё — какие-то тяжёлые, глухие удары… Будто бы по голове. Персиво вскочил и оказался в душной темноте. Замотал руками, стащив то, что его душило. Всего лишь, ветхое, дырявое покрывало, в которое он случайно зарылся с головой. — Чёрт, — буркнул виконт, вспомнив, наконец, что улёгся спать в сырой и тесной комнатушке, на косолапой трактирной кровати. Нет Эсклармонды, и жуткой всадницы нет. Просто приснился кошмар, но воздать молитву не помешает. Трактирщик не тратился на иконы, поэтому Персиво вообразил себе образ господа из Нотр-Дам, но помолиться не вышло. Сосед отчаянно бил в стену и бранился хуже дьявола. Видать, Персиво не только во сне вопил, но и наяву — перебудил полтрактира. — Чёрт, — повторил виконт и стукнул ему в ответ, мол он всё понял и уже заткнулся. Сосед отпустил поганое словцо, но бить перестал. Что-то там у него заскрипело — наверняка, его кровать ещё хуже, чем та, что досталась Персиво. Спина виконта противно чесалась, и правая рука — тоже. Проклятые клопы, чтоб их! Ставни были распахнуты настежь. В окно глядела яркая луна, ночной ветерок задувал, принося «ароматы» с коновязи. На улице кто-то возился — наверное, приехал посреди ночи на постой и привязывал коня. Персиво съёжился на неудобной кровати: клонило его в сон, несмотря на происки клопов. Глаза закрывались сами собой, испарились все мысли. Монотонная возня за окном умиротворяла… Но внезапно сменилась истошными криками и паническим топотом. Виконта точно сдуло с кровати. Он бросился к окну и навалился животом на подоконник, высунувшись наружу по пояс. С коновязи неровными скачками сбегал человек. То и дело он оглядывался, глядел куда-то вверх и в стороны и стремительно отдалялся от трактира к лесу. В руке незнакомец сжимал меч и рубил им воздух, отчаянно вопя, призывая на помощь. С неба камнем упала на беднягу крылатая тварь, тот разок взвизгнул под ней и затих. Перепуганный вусмерть виконт отпрянул от окна и прильнул к холодной стене. Ему казалось, он слышит смачное чавканье и хруст костей, и ещё — какое-то фырканье и тихий утробный рык. Персиво чувствовал, как по лбу стекают капельки пота, и пропадал от мучительной одышки. Ужас снова швырнул его к окну, заставил захлопнуть ставни и запереть их на засов. А после — виконт забрался под кровать и подтянул колени к трясущемуся подбородку. В дыру в стене юркнула крыса, задев нос виконта хвостом. Тихо. Почти — из соседней комнаты, вместе со скрипом, неслись ещё и пошлые стоны… Чертов сосед, прелюбодействует — неужели, не слышал, как бедолага вопил? Виконт даже хотел грохнуть в стену ногой. Но рык вперемешку с подобием лошадиного ржания вдруг раздался перед самым окном, по ставнями жёстко прошлись, словно когтями. Персиво сглотнул и подавился… Надо людей звать, собирать охотников — мало ли, что может прийти из гиблого леса на запах людей? А тут ещё и деревня близко. Однако виконт лежал, как блаженный, и даже не чувствовал жёсткость и неровность пола, не замечал, что под кроватью полно паутины, и на лбу у него уже примостился паук. Свист крыльев и страшное фырканье стихли — тварь улетела, но до самого рассвета Персиво провалялся под кроватью. Страх сковал кандалами — не давал вылезти да поднять шум. А когда за окном начало сереть, измученный кошмарами Персиво задремал. Сосед выдохся: за стенкой смолкло, и лишь мерное сопение напоминало о том, что в соседней комнате кто-то живёт.***
Дремота развеялась мгновенно — виконт распахнул глаза и увидал, что сквозь дырки в ставнях во всю бьют солнечные лучи. Сначала он неподвижно лежал, приходя в себя. Осознал, что лежит под кроватью, что чертовски замерз и прегадко отлежал ногу и руку. Жуткие воспоминания ночи нахлынули холодной волной. Нельзя молчать — нужно заставить себя выползти на коновязь, найти тело и показать охотникам. Персиво выбрался на задний двор чёрным ходом, опасаясь столкнуться с другими постояльцами. Тепло, высокая трава приятно защекотала ноги, фыркали привязанные кони. При свете солнца всё вокруг казалось безопасным и мирным… Тяжёлая поступь за спиной заставила виконта содрогнуться. Он застыл, холодный пот побежал по спине. Впопыхах Персиво не взял меч, и теперь топтался безоружным, застигнутым врасплох. Над ухом кто-то жарко дышал, по коже виконта катились злые мурашки. Огромным усилием Персиво заставил себя обернуться, чтобы взглянуть погибели в лицо. Вороной жеребец фон Кама фыркнул, мотнув гривастой башкой, добродушно лизнул виконта в нос. — Фу! — Персиво отшатнулся и с размаху хлопнулся в траву. Конь же взглянул на него… Странно так, будто человек — и безмятежно опустил храп к земле, за новым пучком травы. Нет здесь чудовища, только этот конь. Отвязался, наверное. А может, его вообще не привязали. — Не спится, что ли? — прошамкал со стороны трактира шепелявый, искаженный зевками голос. Заспанный, полуголый фон Кам выпростался, как и виконт, с черного хода и, пошатнувшись, навалился спиной на дверной косяк. Его сгоревшие волосы отпадали клоками, но на их месте уже отрастали новые, торчали на башке колючим ежом. Сказал ему кто-то, наверное, что его животина бродит по двору, а может, сам в окно увидал. Минуту охотник торчал, хлопая мутными глазами, а потом — зевая, потащился к колодцу и с руганью зашвырнул ведро в его холодное темное чрево. — Тысяча чертей, — рыкнул он, крутя скрипучую ручку. — Ты не представляешь, как мне влупило порталом чёртовым — до сих пор в кусках, чёрт подери! Выудив ведро, Йохан опрокинул его себе на башку, облившись ледяной водищей. — Бррр… — Персиво аж передернуло, он поёжился, обхватив себя руками. — Смотри, и тебя оболью! — угрюмо буркнул охотник, выкинув ведро в колодец. — Не торчал бы тут, а собирался! Съездим, глянем, что там у Доминика родилось, только слопаем чего-нибудь! Кишки подвело, чтоб их, чёрт… — Йохан, — негромко сказал виконт, опасливо озираясь. — Я ночью видел здесь что-то крылатое… Оно сожрало человека. — Что? — фон Кам скорчил рожу и потопал к своему коню, который жевал траву неподалеку. — Сожрало, — начал Персиво. — Вон там, — он ткнул пальцем в ту сторону, где должно было валяться то, что осталось от ночного бедняги. — Тебе приснилось! — выплюнул Йохан, взял жеребца под уздцы и повел обратно, на коновязь. — Впечатлительный ты слишком — кошмары снятся! На его теле больше не было ран. Невероятным образом они затянулись за сутки, оставив глубокие свежие шрамы. — Но, — Персиво попытался возразить, однако охотник ворчливо отрезал: — Тварь, которую я пропустил? Не смеши меня, виконт! — Тебе не до этого было, — резонно заметил Персиво и уверенно направился туда, где ночью видел чудовище. Мокрый Йохан привязал коня и побрел за ним, шатаясь да загребая босыми ногами. Он выглядел, будто с похмелья, и бурчал так же, недовольный всем и вся. Персиво не обращал внимание на гневные выпады охотника — он быстро отыскал место жуткой гибели незнакомца: еще ночью заприметил низкое и скрюченное дерево поблизости. — Умей отличать реальность от фантазии! — изрыгнул Йохан, встав за спиной виконта. Очень похоже, что он прав. Ни единого следа, ни капельки крови, и даже трава не примята — Персиво ощутил себя шутом и дурнем, поглазев туда, где должен был остаться изувеченный труп… Или кости, или хотя бы что-то, что напомнило бы о пиршестве чудища. — Задай коням овса — и тащись есть, — зевнул Йохан да побрел вразвалку обратно, к трактиру. — Сейчас, Лангедокского тебе выгоню — вдвоем быстрей накормите! Фон Кам уже исчез за расшатанной дверью, а Персиво все торчал, мял ногами траву и понять ничего не мог. Это был не сон, он своими глазами видел крылатое существо — нечто среднее между лошадью и гигантской ящерицей — наделённое крыльями и здоровенной пастью, полной зубов. Виконта отвлекло шарканье по стоптанному крыльцу, и он невольно поднял голову. Аделард Лангедокский, пыхтя, на горбу выпер здоровенный мешок и потащил его к коновязи. — Помоги мне, что ли? — фыркнул он, бросив в сторону Персиво недовольный и сонный взгляд. Фон Кам его, конечно же, взашей выкинул коней кормить — вот и злится. — Ладно, — без энтузиазма буркнул Персиво, нагрузив мешком и свое плечо. — Слушай, ты ночью ничего странного не слышал? — Да тут всё странное! — огрызнулся Лангедокский, ступая так, чтобы не споткнуться о хлам и не уронить мешок. — Я, вот, раньше вообще не верил ни в ведьмаков, ни в чудовищ, ни в порталы — считал, что Церковь забивает головы пастве и тянет деньги! Но ты сам видал, что творится! Дотащившись до коновязи, Лангедокский свалил мешок на землю и принялся, бранясь, развязывать толстую бечёвку. Кони довольно заржали, почуяв кормёжку, но Аделард и их, бессловесных, крепким словцом наградил. Естественно, родственник графа не привык к работе оруженосца, однако, похоже, что у него нет выбора. — А как ты познакомился с Йоханом? — осведомился Персиво, наблюдая за тем, как Лангедокский засыпает в кормушку овёс. — Да помоги же мне! — фыркнул в ответ Аделард — его мешком уже почти к земле придавило. Персиво перехватил мешок, помогая Лангедокскому наполнить кормушки. Скакуны д’Арбогаста и Деде сейчас же принялись жевать, а вот фриз Йохана топтался в стороне. Травой наелся, что ли? — Знаешь, виконт, Йохан не такой уж плохой, — начал Аделард. — Считай, снял меня с плахи… Но в замен я теперь обязан ему служить. До конца своих дней! Слушая его, Персиво заприметил, что мешок, в котором охотники держали Икара, пропал. Андалузец герцога был разгружен, сбруя снята. Ночью, видать, подсуетился Жерар. Но неужели, и он не заметил чудовище? — И вагантов этих совсем не я науськал! — Лангедокский тем временем плаксиво жаловался, а виконт понял, что добрую половину его рассказа досадно пропустил. — Станет ли нормальный человек всяких ослов с петухами выдумывать! Только ты смотри, не сболтни никому, а то Йохан меня живьём зароет… Мне кажется, он за купцов. Персиво не мог понять, куда он клонит. Какое отношение купцы имеют к шайке зарвавшихся схоларов? И разве могут храмовники влезать в борьбу за светскую власть? Отец с самого детства розгами вколотил виконту догмат: нейтралитет — одна из высших добродетелей бедных рыцарей Христа. — Ты совсем зелёный ещё, веришь в любую байку! — Аделард небрежно отмахнулся, скривившись. — Да Йохан почище епископа грызётся за инвеституру! — Заплатили ему, что ли? — сорвалась с языка у Персиво, и он пожалел, что вовремя не заткнулся. Лангедокский зыркнул так, словно сожрать собрался заживо. Проболтался, видимо, а может, невмоготу ему жить в постоянных бегах. Аделард зло пнул одну из кормушек да шикнул: — Молчи лучше, садовая голова! Мое дело маленькое: молчать и работать, и твоё дело — такое же маленькое!***
Персиво притащился в зал вялый и сонный. В пустом желудке драли черти, и голова гудела, как церковный колокол. В зале стоял рев и гвалт, однако столы оказались пустыми. Разношёрстные личности плотно сгрудились вокруг одного, самого дальнего стола — сдвинули лавки и расселись как на пиру. Вооружённые топорами лесорубы, охотники с ворохом диких уток, да вообще непонятные типы — увешанные клинками, весьма похожие на разбойников с большой дороги. Между ними шмыгал довольный трактирщик, разнося кружки, а Мартин хлопотал у очага — крутил здоровенный вертел, на котором уже подрумянился целый кабан. Чуть поодаль суетилась старуха: черпала суп из котла да хлюпала в заскорузлые миски, мыча под нос невнятный мотив. Приблизившись, виконт понял, что стол ломится от еды, и каждый за ним жуёт и пьёт. Потный смрад виконт уже не замечал, а запахи неважной трактирной еды с голодухи казались райским блаженством. — Наконец-то приполз! — сквозь гул голосов прилетел басисиый окрик и мощный стук кулака по столешнице. Персиво сразу понял, что орали ему: во главе стола расселись его товарищи. Перед Д’Арбогастом уже высилась груда костей, но он продолжал самозабвенно лопать кабаний окорок, заливая местным кислым пойлом. Деде куда аккуратнее ел — изящно срезал мясо охотничьим ножом и отправлял в рот. Лангедокский пристроился с краю и глодал мозговую кость. Разломал её да вытряхнул мозг. Икара, оказывается, помиловали — юный знахарь сидел между д’Арбогастом и Деде, крошил хлеб, вымакивал им мутный суп да жадно уписывал за обе щеки. Йохан где-то достал себе новый дублет, а на шее у него уже успела повиснуть девица. Вцепилась пиявкой, без стыда срывая поцелуи — наверняка, думает, что мессир охотник отвалит ей пол-ливра, а то и целый. Йохан пока что не сгонял её, а наоборот, похабно приобнял, впившись в спину пятерней. Свободной рукой он держал сатанинскую дымную трубку. Глубоко вдыхая дым, Йохан взахлёб рассказывал о невероятных странствиях, которые, скорее всего, сам же и выдумал. Девица от запаха дыма корчилась, и явно пугалась, когда Йохан выдыхал густые клубы через нос. Но, похоже, за пол-ливра она готова и не такое терпеть. — Э, а почему твои черти с тебя скальп не сняли? — рявкнул прямоугольный лесоруб, угрожающе потрясая топором. Остальные уставились на Йохана в упор, разинув рты. Они в его россказни верят, недалёкие, тёмные невежды. Йохан самодовольно хмыкнул и вынул трубку изо рта не спеша. — А кто сказал, что с «той» стороны нет чудовищ? — изрёк он со своей излюбленной ухмылочкой, вызвав в толпе новую волну гвалта. — Ленниленапе носили меня на руках, когда я убил вендиго! Вы знаете, что такое вендиго? Люди изумленно переглянулись, потому как не слыхали ни о чём подобном. Йохан выдержал театральную паузу, а после — громко, зловеще прошипел: — Это! Сам! Дьявол! Спихнув девицу с лавки, Йохан вскочил и сдёрнул со стены оленьи рога. Приставив их к голове, он скорчил зверскую рожу, сгорбился, присел на полусогнутых и двинулся медвежьей походкой, издавая глухое рычание. — Из пасти пышет огонь и валит сернистый дым, а взгляд сжирает ваши души! — рявкнул он и неожиданно прыгнул вперёд, хищно замахнувшись рукой со скрюченными пальцами. Люди шарахнулись, один даже пойлом облился, а кто-то выронил недоеденный кусок. Мартин прекратил крутить вертел и запрятался за кабана, а рядом с ним и трактирщик присел. Персиво уже приучил себя не бояться «цирка», но у глупых простолюдинов поджилки затряслись, когда Йохан принялся сатанинским полушепотом рассказывать, будто бы он в одиночку отыскал кошмарное нечто в непролазных лесах и ухитрился прикончить одним лишь мечом. — Вот так! — довольно ухмыльнулся Йохан, окинув ошарашенную публику таким взглядом, будто бы сейчас шапку достанет и пойдет медяки собирать за удачное представление. Пристроить рога на место он не смог, и просто выкинул их под стол. А потом — уселся на место, картинно закинув ногу на ногу. — Охота бывает очень полезной! — заключил Йохан и всунул в рот трубку, задымил ей не хуже своего чудовища. Девица к нему больше не подошла. Упав, она крепко стукнулась филейной частью и предпочла сбежать, пока не покалечили. — Вот, старый чёрт! — зло процедил лесоруб, опрокинув в рот кружку. — Мы корячимся в лесу с утра до ночи, и считаем каждый денье, а он — пару раз мечом взмахнул — и богаче губернатора! — Иди в охотники! — просто сказал Йохан. — Тебе для этого не нужен ни титул, ни особое происхождение — требования минимальные: просто убивать чудовищ! Люди опасливо переглянулись, заёрзали на лавках, однако никто не решился стать охотником на нечисть. Персиво поразила их непринуждённость: развесили уши, слушая байки о выдуманных тварях, лопают, напиваются. Никто из них не заикнулся о настоящем чудовище. Неужели, ни один человек не заметил то, что кружило ночью вокруг трактира? Никто не слышал криков убитого? И неужели, никто из них не пропал? Недобрые мысли коршунами закружились в голове. Персиво понял, что бестолково торчит посреди зала, лишь когда позади него возник Деде и ненавязчиво усадил за стол. Виконту придвинули надбитую миску супа и строго шепнули в ухо: «Ешь!» Персиво ненароком подумал, что над ним снова поглумился бес: подбросил видение и чуть рассудка не лишил. Виконт надломил кусок простого хлеба, окунул его в миску с мыслью о том, что пора бы отделаться от миледи Аланы. Просто плюнуть на неё и на должность сенешаля, вернуться в отцовский замок, к Люсиль, и учиться управлять феодом, а не лазать по дебрям с катарами и ведьмаками. — Послушай, Йохан, — тот самый агрессивный лесоруб притих и пробормотал полушепотом, прикрыв физиономию мясным шматом и сделав вид, что ест. — Скажи нам, что в лесу творится? Мы боимся дальше Чёртового болота ходить по дрова, люди исчезают, шастает что-то по кустам. Скоро начнётся голод. — Начнётся, — вздохнул один из охотников на уток. — Звери уходят, а из моей гильдии лучший лучник с утра сегодня исчез. Искали его, искали — нет нигде. Персиво встрепенулся. Хлеб чуть поперёк горла не встал. Вот, кого слопала крылатая тварь — лучника! Едва виконт рот раскрыл, силясь поведать всем об опасном ночном госте, как к столу подсел трактирщик. — Мы заплатим, — начал он, воровато оглядываясь. — Я знаю, что положено святого отца, или экзорциста звать, но ты сам понимаешь… Персиво замолк, так ничего и не сказав, да уткнулся в миску, молясь о том, чтобы трактирщик не узнал его, или не заметил. Виконт сделал вид, что интересуется только своей порцией супа, но сам внимательно слушал шепелявое бурчание трактирщика. Тот специально шептал, опасаясь чьих-нибудь недобрых ушей, Персиво смог разобрать всего пару фраз об экзорцистах, церковных запретах и каком-то священнике. Мол, присылали его недавно нечисть гнать, а он и сам пропал. Йохан молча выслушивал россказни, но по его лицу не понять, что он думает о них. — Когда это началось? — как бы невзначай бросил он, едва трактирщик заткнулся, переводя дух. — Отродясь здесь ничего не происходило, — совсем уж невнятно прошепелявил трактирщик и снова огляделся. — Но как-то раз мосье губернатор Дюран приезжал ко мне на постой. Я случайно… Клянусь, что случайно — услыхал, как он говорил, что скоро начнется светопреставление… — Кому говорил? — Йохан спросил нарочито громко. Заметил, как люди косятся и прислушиваются к ним. Если трактирщик будет молчать — очень может быть, что проболтается кто-то из них. Персиво приглядывался к лицам людей и всё острее понимал: они чего-то боятся, но не говорят, дабы не навлечь на себя беду. Бледные все какие-то, с пустыми глазами. Один из лесорубов нервно теребил топор. — Мессиру графу! — ошарашил трактирщик и прижал ладони ко рту. — Отцу? — Персиво чуть не подавился хлебом, выплюнул его на стол от изумления. — Альфооонссс… — процедил над ухом Йохан, огрев по столу кулаком. Виконт невольно вскинул голову и случайно встретился взглядом с трактирщиком. — Постой-ка! — вдруг вскрикнул тот и вскочил, упёршись ладонями в стол. — Вот же эта ослиная бестолочь! Персиво и моргнуть не успел, как трактирщик налетел на него и сшиб на пол. Воротник оказался в плену измаранных жиром пальцев, в живот больно упёрлось колено. — Ах ты ж, поджигатель! — шипел трактирщик, всё сильнее сжимая шею виконта воротником. — Кто мне за всё заплатит, образина? Сбежал, исчадие, но ничего, сейчас получишь у меня! — Да я тебе целый кошель оставил… — кряхтел виконт, тщетно пытаясь оторвать его от себя, или пнуть ногой. Трактирщика пытались оттащить, но похоже, из-за пожара он повредился рассудком. Рыча, гад так налёг, что у виконта потемнело в глазах. Персиво отчаянно брыкался, нашаривал рукоять меча, но ухватить её не мог. Вокруг поднялся дикий гвалт, у носа виконта возникали и уносились сапоги, кто-то орал, бранился и что-то с грохотом сбрасывал. Насилу Персиво дотянулся-таки до меча, но ему наступили на руку. Бедняга уже хрипеть начинал, багровая рожа трактирщика блекла, исчезая в смертельном тумане… Трактирщику кто-то жёстко вмазал, и он свалился, прижав виконта к полу. Кашляя, Персиво спихнул его, обмякшего, ногами, перевернулся на живот, пополз… И окунулся в ревущую свалку. Едва встал — свистнул мимо носа бешеный кулак, некто рухнул прямо под ноги, и Персиво, споткнувшись, снова врезался в пол. Вокруг него сновали, над головой лупили шальные кулаки. Кто-то рухнул лицом к лицу с Персиво, выплевывая кровь. Виконт отпрянул к стене, заметив нож, торчащий в его боку. Повсюду дрались — лесорубы, охотники, разбойники смешались в адскую кучу. Среди них мелькал д’Арбогаст, смачно раздавая тумаки. Он не доставал топора, орудуя одними кулаками, но под ногами герцога уже собралась хорошая груда тел. Деде тоже мелькал — подпрыгивал и бил точно, да так аккуратно, что ни одна капля крови не попала на его плащ. Персиво видел, как светлым пятном маячит приоткрытая дверь. Держась у стены, он начал красться на свет. Просвистела миска и вдребезги расквасилась у самого носа, ляпнув супом. Персиво замешкался, вытирая лицо, и не заметил, как вырос над ним оскаленный громила. Он замахнулся, но сзади кто-то огрел его кружкой. Оглушенный, громила обрушился, повегрнув на пол ещё двоих человек. Персиво чудом под него не попал. В последний миг отскочил, но наткнулся на озверевшего в драке лесоруба. Влепив кому-то затрещину, тот с сопением вытер нос кровавым кулаком и напрыгнул, грозя голову пробить. Персиво сам не понял, как выхватил меч, и лесоруб оказался насквозь проткнут за миг до того, как кулачище расквасил бы ему нос. Грузное тело растянулось, обливаясь кровью. Лесоруб был ещё жив, хрипел и дёргался, а виконт испугался. Забрав меч, он прянул, было, к выходу, но на пути грохнулся опрокинутый стол, развалился на куски, которые сейчас же расхватали. Кто ножкой вооружился, кто доской от столешницы, а кто и всем сразу. — Да ты и есть чудовище! — все звуки внезапно сожрал перекошенный злобой рык. Из толпы вырвался некий верзила с лоснящейся от жира мордой, и схватил виконта за плечо, мощно развернув. Ножка стола, зажатая в его кулаке, прошла мимо башки — Персиво невероятно для себя ушёл от удара, вывернулся из захвата и рванул к двери бегом. Кому-то он влепил кулак с разбегу, кого-то обошёл… Но верзила не отстал. Наседал, стараясь ножкой расколоть виконту голову. Он грязно бранился, от него разило брагой, а в глазах стояла звериная ярость. Персиво уклонялся от пьяных ударов, закрывался мечом, да пытался поставить противнику подножку. Верзила же оказался крепок в ногах, не знал устали, всё пытаясь треснуть виконта проклятой деревяшкой. В который раз уклонившись, Персиво поудобнее взялся за меч и рубанул изо всех сил, с хрустом разрубив «оружие» верзилы на два куска. Тот отшвырнул остаток, с пыхтением выцарапал клинок да поскакал к виконту быком, со свистом рассекая воздух. — Да чтоб тебя чёрт сожрал! — выдохнул Персиво и, прыгнув, саданул его ногой в открытое брюхо. Выронив меч, верзила попятился, сшибая весом людей, пока не столкнулся с д’Арбогастом. Герцог схватил его за шкирку и отшвырнул прочь, как шелудивого пса. Потеряв равновесие, верзила разметал очаг да увалился на вертел, сорвав его к чертям. Ляпнулся на бок забытый и уже почерневший кабан, горящие угли брызнули в стороны, поджигая всё, на что попадали. Верзила завизжал от боли, выскочив из очага с горящими штанами да опрокинул котёл. Суп плюхнул на пол, и верзила поскользнулся и рухнул, барахтаясь, дабы погасить штаны. Чудом Персиво оказался возле двери. Его кто-то схватил и швырнул — и виконт выкатился на задний двор. Задыхаясь от дыма, он глупо метался и наткнулся на фон Кама. Охотник с умиротворенным видом сидел на траве за коновязью, дымил трубкой и таращился вдаль. — Иди, садись! — буркнул он, не оборачиваясь и не выпуская трубки изо рта. — Вижу, свалка не по вкусу пришлась? — Я не люблю драться, — выдавил Персиво и обрушился около охотника, чуть плечом его не задев. — Заметно, — хохотнул тот и по своему обыкновению протянул трубку виконту. — Чинунпе? — Н-нет, — Персиво отказался, испугавшись адского дыма. Ведьмак все равно в ад попадет, а виконт еще надеялся сохранить душу. — Как знаешь, — хмыкнул фон Кам, затянувшись в свое удовольствие. — Ленниленапе бы обиделись на тебя и сняли скальп! — А ты чего не дерёшься? — проворчал Персиво, понимая, что фон Кам презирает его за то, что он — не ведьмак. Он всех за это презирает и смотрит всегда свысока. — Они — люди, — охотник выплюнул это с явным презрением и повернулся к виконту, мерзко оскалившись. Человеческим обликом он себя не утруждал — Персиво аж перекосило от его клыков и глазищ. — Д’Арбогаст и Деде во всю колотят, — заметил виконт, попытавшись уличить охотника в лицемерии. Или в трусости. Или в чем-то другом, чего он не мог понять. — Они — тоже люди, — монотонно протянул Йохан и снова вперился в небо, фальшиво зевнув, будто со скуки. — Родились людьми, как ты — богатенькие и бестолковые наследнички. Папаши их тоже хотели в охотники запихнуть, как тебя! Д’Арбогаста вервольф цапнул, а Деде — вообще, дрянь какая-то с крыльями, господи спаси! Ты, хоть, знаешь, как твой папенька напортачил, чёрт возьми? — Нет, — отказался Персиво и замолк. Теперь он всерьез опасался, что фон Кам его убьёт за некий грех отца. Охотнику раз плюнуть голову срубить — Этьена, вон, одним ударом оставил без головы. — Вот и хорошо! — кивнул охотник, выпустив дым в лицо Персиво. — Сейчас, Жерару с Абсолоном надоест драться, и мы рванем в Ле-Бли! Мне плевать на то, что ты не успел поесть! Фон Кам ехидно расхохотался, хлопнув виконта по плечу так, что тот едва не шлёпнулся. Рёв озлобленных голосов и смачные звуки тумаков в не смолкали — наоборот, казалось, в заварушке погрязли все, и сейчас от «Хмельного Лиса» камня на камне не останется. С треском вылетели ставни, и в траву грузно шмякнулся в стельку пьяный мосье. Он ныл, ворочаясь, да рычал жуткую брань, однако встать не мог — не то с хмеля, не то от побоев ноги его не держали. Из окна рвались клубы дыма да выпрыгивали другие ошалелые люди — в тлеющем платье, с закопченными лицами. — Живо! — фон Кам подскочил и, дернув за собой виконта, рванул к коновязи. Персиво не успел ничего понять, а Йохан уже запрыгнул в седло и разрубил поводья взмахом меча. Фриз взвился на дыбы, готовый скакать. — У меня лошади нет! — крикнул Персиво, в страхе вертя головой. Он видел людей, что сбились в галдящую толпу и бежали к ним. Ему несдобровать: в глазах местных он — поджигатель трактира. — Да на любую садись, чёрт с тобой! — зарычал охотник, наподдав жеребцу шпорами. Персиво взлетел на первую попавшуюся лошадь и тоже полоснул по поводьям клинком. — Пошёл, пошёл! — подогнал он чужого коня, и тот бросился в галоп, уносясь прочь.***
Йохан гнал неизвестной виконту дорогой — через пустынный луг с жёлтой, засохшей травой. Персиво мерещилась погоня, он часто глядел назад, однако нигде не заметил людей. Но Йохан свирепо подгонял жеребца, точно куда-то неимоверно спешил. Ломился через травостой, заставляя коня перепрыгивать кривые русла каких-то пересохших ручьев. Персиво постоянно слышал странные звуки: шорохи и шуршание, словно кто-то лазал и копошился в траве. Звери — не звери… В свисте ветра слышался тихий голос — то бурчание, то протяженый стон. Персиво не мог понять, откуда он доносится, пытался увидеть кого-то в траве. Сорняки шевелились то слева, то справа, иногда мелькало в них что-то тёмное… — Не оглядывайся, чёрт тебя дери! — заорал впереди фон Кам. — В спину мне смотри и едь быстрее! Персиво испугался его голоса: всполошенный такой, будто бы у них отряд рыцарей на хвосте. — Да что с тобой? — разозлился виконт. — Трус!.. Внезапно конь споткнулся, чуть не вышвырнув его из седла, отпрыгнул от чего-то и завертелся на месте. Персиво прикусил язык. От боли из глаз брызнули слёзы, но пальцы крепко сжали поводья. Перепуганный конь вскакивал на дыбы и резко падал вниз, пытаясь ударить копытами то, что крутилось в траве и визжало, переходя на рык. Персиво чуть держался, почти свалился уже, но Йохан развернулся на его отчаянные крики о помощи да выстрелил под ноги бешеного коня. Нечто дико взвыло и вспыхнуло, расшвыривая жуткие синие искры, а конь совсем ошалел. Выплюнув ржание, он понёсся, было, наобум… — Стой! — Йохан дёрнул его за поводья, вмиг успокоив. Жеребец заткнулся и замер. Не шелохнулся даже, когда Персиво, опомнившись, попытался его пришпорить. Странная сущность искрила, кричала сотнями голосов, а по траве катились волны, точно десятки других разбегались во все стороны. Йохан уже отъехал и на ходу помахал рукой да крикнул: — Живее, виконт, не отставай! Персиво не медлил — угостил ворованную животину шпорами, и та послушалась. Сорвалась и резво помчалась сквозь травы.***
Зловещий луг остался позади. Йохан галопом проскочил подлесок и вырвался на узкую лесную тропу. Персиво старался не отстать, благо повезло ему украсть молодого и быстрого жеребца. Йохан заметно сбавил ход, его конь рысил по иссохшей, потрескавшейся земле и поднимал пыль. Виконт был одет только в нижнее платье: поленился натаскивать доспехи перед тем, как отправиться на поиски жертвы чудовища, вот и остался ни с чем. Солнце здорово припекало, и даже в льняной чемизе Персиво вспотел. Вытирая пот со лба, он невольно глядел Йохану в спину, разглядывая вышитые на его дублете цветы. Дублет явно не из дешёвых. — Послушай, Йохан, — начал, было, Персиво, поравнявшись с охотником. — Накручу хвоста твоему папаше, чёрт! — огрызнулся тот, даже не взглянув в его сторону. — Да что здесь творится, чёрт возьми, что? — виконт не выдержал и закричал. — Я синьор, я должен знать! — Твой папаша нарушил уговор и пустил Зверя на свои земли! — нехотя отозвался фон Кам, повернув, всё-таки, рожу. На этот раз — человечью. — Что? — не унимался Персиво. — Какой ещё уговор? — Это не твое дело! — Йохан злобно отрезал и вновь уставился на тропу. — Скажу только, что вся дрянь появилась здесь, когда Зверь открыл портал! Твоему папаше пригодятся все солдаты, чтобы от неё избавиться! Персиво разинул рот… Однако не знал, о чём теперь спросить. Ни о каком уговоре отца он никогда не слыхал, и не понимал, что понадобилось адскому исчадию в землях, где никогда ничего не происходило. И для чего Йохан таскает его за собой, когда на роль приманки сгодился бы и Лангедокский? Виконта отвлёк стук копыт — неужели, не оторвались от погони? Со страхом он оглянулся назад. Нет, никто не гнался за ними — это д’Арбогаст и Деде поспевали, а в хвосте — Лангедокский, тоже на краденой лошади. Д’Арбогаст скакал без седла и без сбруи, схватив андалузца за гриву, и дико хохотал неизвестно над чем. Деде молча ехал, а Аделард с собой вёз Икара. — Йохан, ты одурел, ехать через этот луг? — зарычал герцог, обгоняя виконта. Он хотел фон Каму подзатыльник задвинуть, однако тот заломил ему руку и чуть не скинул с коня. — Так проще отделаться от олухов! — рыкнул Йохан. — Какого чёрта вы с ними махались? Надо было сразу уезжать, пока не озверели! — Пойду, исповедаюсь, ваше святейшество! — д’Арбогаст только плюнул в пыль. — А ты начинаешь обрастать традициями, виконт! — желчно заметил Деде, подмигнув жёлтым глазом. — Что? — не понял Персиво. — У тебя уже есть одна: сжигать «Хмельной лис»! — маркиз противно захохотал, и за ним д’Арбогаст подхватил. — Мосье сенешаль, ремонт трактира — на вас! — крикнул Йохан и тоже зашёлся смехом вместе с ними. Никогда не понять, что у него на уме: то угрюмее филина, то хохочет.***
Охотники измыслили новую песню — богомерзкую, про крокодилов и сожжённый трактир. Они все втроём её ревели, разбавляя скабрезностями и отборной бранью. Лангедокский — тот иногда подвывал, а Икар молчал, как и Персиво. Нахохлился воробьем в краденом седле и покраснел, как бурак. Стыдно ему на чужом жеребце ехать. Персиво тоже не по себе становилось на чужом коне. Какой же он синьор, если лошадей ворует в собственных землях? Персиво не ожидал, что сзади его хлопнут по плечу, и непростительно вздрогнул. Он ожидал раскаты хохота, однако, вместо этого услыхал над ухом глухое: «Забирай». Персиво повернул голову и увидел Лангедокского. Невидимый рыцарь протягивал виконту его меч, который тот забыл в трактире. С дорогой портупеей и ножнами, как оставлял его Персиво. Лангедокский даже серебряную отделку не похитил — не такой уж он и плохой, хоть и катар. — Прошу прощения, мессир, — пробормотал рядом с ним Икар, опустив нос. — Я его украл. Я больше не буду воровать. Персиво на юного знахаря совсем не злился. Наоборот, благодарен был за то, что забрал его оружие. Виконт уже уразумел, что быть безоружным в здешних местах — верная смерть… В его местах, вверенных ему, как синьору. Виконт невнятно прогудел «спасибо», застегнув на поясе сыромятную портупею. Хорош видок: нижние штаны и чемиза уже испачкались, и поверх всего пристегнут рыцарский меч. Персиво даже за крестьянина не сойдёт. Охотники ревели, не замолкая, и хлопали в ладоши, отбивая воинственный ритм. Про крокодилов они уже допели, и теперь вовсю «оплакивали» трактир, на ходу выдумывая, как догорает он и обрушается… По вине Персиво. — Да заткнитесь вы! — рассвирепел виконт, когда гады без зазрения совести упоминули его имя. В ответ он получил хохот и мерзкие издёвки. Даже Лангедокский, и тот тявкнул, подхалим. Со злости Персиво послал всех к чёрту и проехал вперёд — до тех пор, пока не перестал слышать их мерзкие голоса. Насмешки удручали, виконт почти физически ощущал, как на его шее повисает всё больше и больше камней. Мало ему Люсиль и проклятой герцогини, от которой тошнит. Так ещё и засилье чудовищ, трактир, будь он неладен, да ворованные лошади. И отец вступил в какой-то уговор с фон Камом, как душу дьяволу продал… Мирно покачивалась листва, неслось из густых крон птичье чириканье да проглядывали солнечные лучи. Но это ни капли не успокаивало, мрачные мысли разъедали душу. Даже молитва не выходила — крутилась в голове одна и та же строчка. Персиво не знал, на что ему отвлечься. Неплохо бы попытать счастья в седельных сумках, но как-то неловко ворошить чужие запасы. По-божески надо бы вернуть коня и все вещи хозяину в целости. И Лангедокского тоже заставить. Странный гомон привлёк внимание Персиво. В знойном мареве маячило пёстрое крикливое сборище. Оборванцы толпились, мельтешили и, кажется, даже дрались. Персиво они не понравились: принял их издали за бунтарей. Он захотел сборище объехать и остановился, разыскивая обходной путь. Но надрывный визг заставил Персиво бросить коня в галоп. Посреди дороги увалилась лошадиная туша, и вокруг неё собралась толпа цыган. Они хватали за руки некую даму в светлой дорогой накидке, а та визжала, вырывалась и пыталась убежать, но цыгане не выпускали её. До нитки оберут, если их не разогнать. — Отпустить её! — крикнул Персиво и выхватил меч, рубанув воздух с грозным свистом. Цыгане на миг прекратили гомонить, повернули чумазые лица. Одна цыганка протолкалась вперёд — рослая, грузная, обряженная в неприлично пёструю юбку. Золотые цепочки звенели на её заплывшей шее виригами, а из-под цветастой косынки выбились очень грязные, засаленные пряди волос. — Пшёл отсюда, щенок! — прошипела она, свирепо подбоченившись. — И молчи, или заживо сгниёшь — такую порчу наведу! Под виконтом забеспокоился конь, да и сам Персиво заметно напрягся: эта цыганка донельзя похожа на ту зубастую ведьму, которую он застрелил тут, на тропе. Эту цыганку тоже лучше прикончить — от греха подальше. — Я — воин господа, ведьмино отродье! — для острастки рявкнул Персиво, примериваясь срубить её грязную голову, пока другие цыгане не опомнились и не стащили его с коня. Ведьма оскалилась, зашипела гадюкой, едва Персиво замахнулся. С воплями цыгане бросились к нему и уже бы схватили, но в толпу на полном ходу ворвался вороной жеребец. Нескольких цыган он разом затоптал, остальные кинулись врассыпную и исчезли, а кустах. Одна ведьма осталась, но и та схватилась за голову. Всадник остановил коня, отрезав путь даме в накидке, схватил её за шиворот и усадил перед седлом. Ведьма шагнула назад, спрятав гнилые клыки. Её отвратительная рожа разъехалась в улыбке, а взгляд стал подхалимски заискивающим. — Йохан, — слащаво запела она. — Этот мальчишка убил Бернадетт! Позволь, я загрызу его, отомщу за смерть сестры! Грязный палец цыганки указал на Персиво, но фон Кам не глядел на него. — Гертруда! — заревел он, крепко удерживая около себя спасённую даму. — Прочь отсюда, пока я сам тебя не загрыз, и не вырезал твое кодло! — Ну, ну, ну, что же ты, Йохан? — закудахтала цыганка, сложив руки в позе молитвы. — Ты же знаешь, что для тебя я могу быть красивой… Однако фон Кам сжал кулаки и рявкнул: — Прочь! Ведьма попятилась от него в придорожные кусты, где жались друг к другу её сородичи. Цыгане почему-то не сбежали, а таращились дикими животными. У Персиво мерзко заныло под ложечкой: повадкой они смахивают на волков. Уж не оборотни ли? — Поехали, чего встал! — голос Йохана вырвал Персиво из забытья. Виконт тронул коня, и тот пошёл рысью. Цыгане гадко таращились вслед. Они бы напали, стащили, загрызли, но Д’Арбогаст и Деде уже нагнали виконта. Герцог стрельнул по кустам да разогнал их, маркиз ненавязчиво шепнул: — Поторопись! — Чёрт! — ответил ему Персиво, но больше для того, чтобы развеять свой страх. — Сейчас буду рожу бить тебе, виконт! — фон Кам вдруг подъехал и схватил за шиворот. Даже чемизу порвал. Персиво попытался вырваться, однако охотник только крепче схватил. — Ты не представляешь, как ты нагадил! — громыхнул он в ухо. — Теперь она привязана к тебе! — Кто? — опешил Персиво. — Овца! — изрёк Йохан, дёрнув даму за край накидки. Бедняжка сомлела от страха и обвисла, навалилась на охотника. Её голова сама собой повернулась от тряски. Душа Персиво упала в пятки, дыхание перекрыл душный ком: рядом с Йоханом сидела Люсиль. Тётушка Кьюнгонда вздумала рядить её в новые платья и убирать волосы жемчугом. Немудрено, что цыганская пакость набросилась на неё — захотели обобрать. Но что она здесь делает? И главное — почему фон Кам обозвал её «овцой»? — Заткнись! — выплюнул Йохан. — Ещё один дурной вопрос — и обкорнаю тебя! Охотник страшно кипятится и хватался за меч, но Персиво решил быть твёрдым. — Слушай, она поедет со мной, — виконт настоял, однако Йохан зыркнул исподлобья и кратко отказал: — Нет! Йохан не стал больше разговаривать — наподдал коню и унёсся, подняв облака пыли. — Не спи! — буркнул виконту д’Арбогаст, обвёл арбалетом кусты и тоже уехал. А за ним и Деде убрался, и Лангедокский. Персиво остался на тропе один. Солнце беспощадно жгло макушку и спину, звон птичьих голосов показался зловещим. Виконту мерещился пристальный взгляд из-за проклятых кустов. Что-то там есть, и оно не сбежало вместе с цыганами, а ждёт… Персиво пробормотал короткую молитву, пару раз осенив себя крестом, да хлестнул коня.