***
Очень жёстко и холодно, холодные капли отвратительно падали на лицо. Персиво балансировал на грани сна и яви. В ушах звенели невнятные голоса, перед глазами носились яркие вспышки. Резкая боль в ноге всё это прогнала — Персиво вскрикнул уселся… Нет, ему и это привиделось — он лежал на холодной земле, пахнущей червями и сыростью. Очень неудобно лежал, на правом боку, поджав руку под себя. Рука уже отнялась, но вытащить её у Персиво не получилось. Память возвращалась обрывками: брат Доминик варит «бурду», дурацкий гремящий таз, розы, церковь… Чудовища притащили его в это место, но не убили, а бросили. Почему? И — где он? Персиво осознал, что лежит в темноте, но всё-таки, вокруг не кромешный мрак. У себя над головой он заметил крохотную дырку, через которую проникал неверный свет. Персиво мог двигать только глазами, поэтому хоть оглядеться старался получше. Очень похоже, что он попал в подземелье: потолок низкий, земляной, повсюду торчат ветвящиеся корни. Нужно убираться: похоже, что твари оставили его про запас — живым, чтобы не стух. Они обязательно вернутся, когда проголодаются, и тогда Персиво несдобровать. Он попытался ползти, но продвинуться не вышло: мешала затёкшая рука. И нога. Нога не болела — боль тоже почудилась — но онемела почище, чем рука. — Чёрт, — Персиво ругнулся и испугался собственного голоса: из горла вырвался свистящий сип. Виконт взял себя в руки — кряхтя, перевалился на другой бок. Как же трудно — аж вспотел. Как-то в церкви он видел расслабленных — и сам сейчас походил на одного из них. Персиво принялся растирать руку да шевелить ногой. Поначалу он ни того не другого совсем не чувствовал: как бы не отсохла и рука, и нога. Персиво попытался встать, когда по правой стороне тела забегали жгучие мурашки. Но шорох заставил его рухнуть обратно и замереть. Где-то осыпались мелкие камни, что-то треснуло и послышалось жуткое щёлканье. Две твари вынырнули из мглы, стали около него и затрещали-защёлкали, мельтеша передними лапами. Временами они опускали рожи, сверкали глазищами и снова щёлкали и щёлкали, будто бы, спорили друг с другом. Внезапно они всполошились, ринулись назад в темноту. Их визг захлебнулся в стонах и хрипах, а миг спустя перед носом виконта хлопнулось сгорающее тело. Персиво услышал топот, в дыму и снопах искр мелькнули сапоги со шпорами. Виконта схватили за шиворот и швырнули к земляной стене. Он не упал, лишь потому что привалился к ней. Немного земли свалилось на голову Персиво. Стряхивая её, он поднял ошалелые глаза. — Давай, подскакивай! Бегом отсюда! — Йохан заорал, породив в недрах подземелья бесноватое эхо, и всучил виконту длинную крепкую палку. Персиво опешил, взял палку без мыслей в голове… И чуть не выронил, когда она внезапно вспыхнула в его руках. Палка оказалась факелом, который, осветив подземелье, вырвал из тьмы человеческие тела. Человек шесть подвесили вверх ногами под потолком. Каждый из них был одет, но не связан, а склеен какой-то липкой слизью, которая тянулась и капала на пол. Ран и крови не заметил виконт, но лица сморщились, высохли. — Меч не забудь! — Йохан снова заорал и отвлёк от тел. Персиво неожиданно для себя поймал клинок, который охотник швырнул ему, и… попятился. В свете огня бесились тени: целая стая исчадий бежала к ним из лабиринта коридоров. — Прочь! — Йохан рявкнул, жестом показывая, что надо бежать, а тварь за его спиной взвилась в прыжке. Персиво побежал, очертя голову. Куда попало, лишь бы не стоять и не слышать пугающих звуков битвы. Освещая путь факелом, он прыгал через ухабы и ямы, пригибался, когда потолок становился слишком низким. Это не пещера — чёртов ход выкопан, как кротовая нора. Огромная, в некоторых местах можно поместиться в полный рост. Совсем недавно выкопан: свежая земля осыпалась, да ноги вязли в ней, вязкой, сырой. Временами Персиво оборачивался, но не видел погони. Оторвался — бог помогает ему. Однако и выхода тоже не видел. Пыхтя, отдуваясь, Персиво остановился. Пот летел с него градом, руки тряслись от усталости. Чуть отдышавшись, он взглянул на ногу, которую поцарапала тварь. Голенище сапога располосовано вдрызг, сапожник не возьмётся чинить. Но крови не видно, а на лодыжке темнела полоса, похожая на свежий шрам. Персиво почувствовал страх. Он никогда раньше не ранил лодыжку и не мог получить такого до сегодняшней ночи. — Чёрт! — Персиво резко выпрямился и решил, что будет искать выход, иначе сойдёт с ума. Впереди — темно, и сзади так же темно. Значит, он далеко залез. А может быть, и не в ту сторону сдуру рванул, и нужно будет идти назад. Персиво присмотрелся к огню факела, пытаясь понять, есть ли сквозняк. Кажется, есть, огонь трепетал. Но откуда же дует? Персиво начал медленно проворачиваться, пристально глядя на языки пламени. Всё же, придётся идти назад — он помнил развилку, на ней и свернул не туда. Хорошо, что вовремя спохватился, а то бы забрался к чёрту на рога. Персиво крался у самой стены, в каждый шорох вслушивался и держал поднятым меч. На земляном полу очень много следов — четырёхпалых, похожих на следы лап хищной птицы. А значит, таких существ здесь много, и ему повезло, что Йохан отвлёк их на себя. Злой голосок шептал, что это демоны выкопали себе путь из ада, и Йохан уже мёртв. Ни одному человеку не одолеть исчадий сатаны, и ни одному человеку не выбраться из богомерзкого логова. Если он не будет молиться. Добравшись до развилки, Персиво понял, что дует намного сильнее. Даже взмокшее лицо ощутило поток свежего воздуха. Виконт невольно вздохнул полной грудью. А вот и выход, узкая дырка над самой головой, из которой веет свежим ветром и бьёт не лунный, а солнечный свет. Только влезть по пологой стене и Персиво на свободе. Надо же было пропустить эту дырку, когда она так близко! За спиной послышалась возня и фырканье, от которого застыла кровь. Виконта настигли и подобрались беззвучно, несмотря на все его попытки заранее услышать врага. Медленно-медленно Персиво обернулся, подняв факел. Несколько пар огненных глаз сияли из темноты, тускло поблёскивали когти и зубы. Одна тварь громко щёлкнула, и остальные с рыком и уханьем ломанулись к нему. — Именем господа! — выдохнул Персиво и сунул факел в ближайшую гадкую рожу и кинулся карабкаться вверх. Цепляясь на выступы и корни, виконт раздирал руки в кровь. Позади бесновались, орали и тоже карабкались — он слышал скрежет когтей. Жёсткая лапа вцепилась в ногу, дёрнула вниз, и Персиво не сорвался лишь потому что зацепился оплечьем за корень. Он заколотил ногой, попадая во что-то твердое, но мерзость не отпускала, тащила с бешеной силой. Сапог соскользнул, и виконт оказался свободен. Он вылетел из адской норы и шлёпнулся в колкую траву, мокрую от росы. Сил не осталось совсем, Персиво просто валялся лицом к светлеющему небу и жадно ловил ртом прохладный утренний воздух. Солнце поднималось, птицы выдавали заливистые трели, даже какая-то мелкая бабочка порхала возле лица. Ни намёка на ночную мёртвую тишь и туман. Виконт оказался в подлеске, окружённый молодыми деревьями и кустами малины. Ягоды краснели, только руку протяни и получишь их, заманчивые, крупные. Но Персиво и этого не мог. Он заставил себя повернуть голову и взглянуть на дыру «в ад». Она зияла, чернела и казалась пустой — просто яма, вроде заброшенной барсучьей норы. Из неё не доносилось ни звука: нечистые убрались от божьего света и от крика петухов. Если слышно, как орут — значит, Ле-Бли недалеко.***
Солнце уже показалось над лесными верхушками, когда Персиво приковылял, наконец, к избе знахаря. Вымокший, грязный и оголодавший, как тысяча чертей. От голода уже кишки плясали, да водило виконта в разные стороны. Ему навстречу шли люди: кто с лопатой, кто с мотыгой — тянулись отрабатывать вотчину на отцовских полях. Одни кланялись ему, другие — напротив, глядели с презрением. Персиво от таких отворачивался, утыкался в носок единственного сапога. Будь его воля, он освободил бы Ле-Бли от вотчины в этом году — и так уже бедняги хлебнули горя. Но отец таких вольностей не позволит никогда. Персиво гнал от себя мысли о Йохане, но сделать это совсем не выходило. Зачем охотник полез под землю, если собрался скормить его тварям? А если не собирался, то почему бросил в тумане? Или просто потерял? И жив ли он, или чудовища разорвали его на куски? Во дворе знахаря Персиво заметил возню, но не сразу разобрался, в чём дело. Лишь зайдя за ворота, он понял, что двор завален сгоревшими тушами. Некоторые ещё дымились, распространяя запах гари, другие уже рассыпались в прах. На крыльце сидел д’Арбогаст, деловито вытирая с топора кровищу, а возле него Легендокский вертелся. Аделард что-то пинал у себя под ногами и бормотал, на что д’Арбогаст невнятно взрыкивал. Заслышав скрип ворот и шаги Персиво, оба подняли головы, сонно поглазели и вернулись к своим делам. — Виконт, — буркнул Жерар. Лангедокский молча кивнул. Персиво на обоих было плевать, но… Люсиль! Мысль о ней заставила Персиво забыть об усталости и боли, нестись к избе бегом и ногой распахнуть скрипучую дверь. Оказавшись в сенях, Персиво на миг потерялся: попал с яркого света в темноту и не увидел ни зги. Остановившись, он услыхал, как Аделард проворчал ему в след: — Ворвался… — Чёрт с тобой! — огрызнулся Персиво, наощупь пробираясь мимо какого-то хлама, что мешался под ногами. На дверь в комнаты он наткнулся лбом. Влетел с размаху, больно ударившись, и понял, что дверь заперта изнутри. Она не поддавалась его толчкам, только лязгал засов. — Люсиль! Люсиль! — Персиво раскричался, поддавшись смятению. Обезумев, он начал колотить в дверь кулаками и пытаться сломать её, но из-за двери раздался тихий голос: — Не шумите, мессир. С Персиво точно пелена спала. Он замер с глупо занесённым кулаком. — Я вас впущу, — сказали ему из-за двери, и засов лязгнул ещё раз, сдвинувшись. Из-за двери высунулся Икар и приложил палец к губам. Персиво разбирала злость: чего глупый мальчишка тянет вместо того, чтобы немедленно вести его к Люсиль? — Люсиль уснула, мессир, — шепнул Икар и повернулся, жестом показав, чтобы виконт следовал за ним. — Ночью тут светопреставление творилось. Если бы не господа охотники, наши души утащили бы в ад. — Угу, — неопределенно ухнул виконт. Его давеча тоже чуть не утащили в ад. Вместе с душой. В избе царил хаос: валялись опрокинутые лавки, пол весь в черепках и чёрной грязище. Ставни — и вовсе высажены, а то и дыры пробиты прямо в стенах. Недаром д’Арбогаст и Деде остались в избе. Персиво оглядывался со страхом, видел на стенах тёмные плюхи да брызги чего-то, похожего на кровь, ощущал противный запах тлена. Да, хорошо, что охотники остались: Лангедокский в одиночку никогда не защитил бы Люсиль. Икар шёл на цыпочках и постоянно оборачивался, делая Персиво знаки молчать. Персиво и без него молчал, зато из дальней коморки доносился раскатистый храп. Переступив порог, виконт увидел Деде: маркиз развалился на лавке да всхрапывал, обнимая окровавленный меч. Около него брат Доминик прикорнул — сидя, привалился к той же лавке спиной. Люсиль спала чуть поодаль от них, у стены. Свернулась калачиком на ветхом лежаке, из которого во всю торчала солома. Её накрыли тёмным плащом, и под голову подсунули сложенный плащ. Персиво присел возле неё, но трогать не решился, опасаясь разбудить. Сколько страху натерпелась она в эту ночь, знает только бог. Лицо Люсиль припухло и покраснело, ресницы намокли от слёз. Во сне она вздрагивала и иногда говорила, но Персиво не мог понять, сколько ни вслушивался. — Мессир, — начал, было Икар, но грохот из подпола заставил его умолкнуть. Персиво живо вскочил, собрался выцапать меч, но нашёл лишь пустые ножны. Только сейчас Персиво осознал, что потерял в пещере звёздный клинок. — Вот, чёрт! — зло ругнулся Персиво. — У тебя оружие есть? Икар кивнул и юркнул куда-то влево. Там оказалась дверца в какой-то чулан, тугая и скрипучая донельзя. Икар порылся там и подбежал к Персиво со старыми ржавыми вилами. — Это всё что есть, мессир, — он протянул «оружие» виконту. — Не знатные мы, не положено нам портупеи и мечи носить. — Сойдёт, — фыркнул Персиво, выхватил вилы и взял их так, чтобы удобнее было колоть. Неплохое из них оружие: длиннющие зубья и кольчугу пробьют. В подполье кто-то грузно топал, что-то сшибал, и оно падало с грохотом. Икар шептал молитвы, а Персиво на цыпочках прокрался на кухню. Крышку погреба разнёс фон Кам — ничто не помешает чудовищу выйти на поверхность. Зорко следя за темной дырой, Персиво покрепче сжал вилы. Чудовище приближалось, топотало всё громче и глухо, утробно рычало. Икар выскочил из коморки, притворил дверь и сейчас же забился за спину Персиво. Хилая лестница скрежетала-плакала под внушительным весом, в воздухе разлилось адское зловоние. Шумно, с присвистом, сопя, чудовище лезло наверх. Миг спустя из погреба показалась башка. Странная какая-то, перекошенная: три глаза распахнуты, один — закрыт, а пасть застыла в жуткой гримасе. Персиво прыгнул вперёд, нацелившись проткнуть нечисть вилами, но зубья лязгнули о металл. Здоровенная тварь мигом вымахнула наверх, влепив виконту сокрушительного тумака. Персиво отлетел к самой стене, навернулся спиной и лопатками. Тварь отняла у него вилы и разломала напополам. Словно в тумане видел Персиво, как чудище движется к нему, рыча и шатаясь. — Ополоумел! — рыкнули в лицо. Персиво продрал глаза. Страшная тень обрела знакомые черты: над виконтом нависал Йохан. Весь чумазый, ободранный, дублет свисал с его плеч лохматыми клоками. В правой руке он держал меч с наколотой башкой, а левой — отбросил сломанные вилы. — Йохан, это ты? — безумно выдохнул Персиво. Виконт попытался встать, но нога соскользнула, и он рухнул обратно. — Нет, чёрт возьми, моя бабуля, царство ей… подземное! — свирепо оскалился Йохан, выбирая из косматых волос куски корней и землю. Охотник швырял всё это себе под ноги, топтал, бормоча на латыни вперемешку с чудовищной бранью. — Фу! — выплюнул он, смахнув с лица липкую зелёную мерзость. — Весь дублет испортили, чёрт! С сожалением оглядев остатки одежд, Йохан подсунул наколотую башку Персиво под нос. Виконт отпрянул — от неё кошмарно разило мертвечиной, едва не стошнило от смрада. Йохан заметил, как он корчится, и сжалился, вышвырнул башку за окно. — Ты знаешь, что это такое? — охотник потребовал ответа, но Персиво не смог проглотить ком, перекрывший горло. — В нашем мире такой напасти нет, — Йохан вздохнул и плюхнулся на пол рядом с Персиво. — Сие создано руками, в обход повеления господа. Святейший Бенедикт скрыл все богомерзкие трактаты о том, как их творить, но Зверь смог до них добраться. Измотанный Персиво балансировал на грани сна. Слова Йохана казались ему далёким, невнятным бормотанием, под которое он погружался всё глубже в вязкую, тяжёлую дремоту. Всё отползло куда-то вдаль: охоты, звери, монстры. Сущность виконта безоговорочно требовала сна. Йохан повернулся к нему и ехидно хмыкнул. — Раньше и не было никакого Зверя! — охотник хлопнул виконта по плечу, испугав так, что тот вздрогнул. — Раньше был человек, который желал странного! Дремота слетела, Персиво встрепенулся… Йохан широко зевал, пытался при этом говорить, и нещадно глотал слова. Снова что-то о людях и зверях — шамкал, будто каша во рту. — Поиски странного привели его в ад, — заключил охотник, и на плечо виконта обрушился второй болезненный хлопок. — В прямом смысле слова! Он хотел ещё что-то сказать, но не успел: отвлекло какое-то шарканье. Из коморки тащился сонный, зевающий брат Доминик. — Вот это изваляли! — заметил он, наткнувшись на Йохана. — Да и разит от тебя… Где ты сидел, фон Кам? — Мне нужно было выяснить размеры их гнезда, — сквозь зубы процедил Йохан. Невнятно так, тихо, будто не желал быть услышанным, да ещё и воровато огляделся. Заметив Икара в углу, он сдвинул брови, но быстро отвернулся. Юный знахарь не мог его подслушать: он крепко спал, съежившись на груде тряпья. — И что, успешно? — монах попытался съехидничать, но Йохан едко перебил: — А нет у них никакого гнезда! У них есть групповое распределение! Когда рассветает — вся пакость убирается во вложенные миры! Иди, дрыхни, это не твоего ума дело! Брат Доминик же уходить не собирался, а подобрался к Персиво, оглядел его битое лицо и фыркнул: — Да и тебя знатно поваляли. Снадобье нужно, а то загниёт! Монах неприятно схватил Персиво за подбородок, повернул голову туда-сюда, недовольно цокая языком. — Как пить дать, загниёт! — определил он, проворно вскочил и убрался. Однако, совсем ненадолго. Он прибежал с сундучком и, напевая под нос, принялся вынимать из него флаконы, расставлять их прямо на полу. — Будет жечь, — сообщил он, оборвав заунывную песню, похожую на молитву за упокой. — Пойду, отмоюсь! — зевнул Йохан, с кряхтением поднимаясь на ноги. Он вразвалочку потянулся к сеням, спихнул плечом расшатанную дверь. — Ты не смей ведро лапать — отравишь воду! — крикнул ему вслед брат Доминик. Йохан уже вывалился в сени и крикнул оттуда: — Так отстань от виконта и помоги мне, чёрт! Брат Доминик старательно пропитывал кусок чистой ткани чем-то таким резким, от чего у виконта щипало в носу и драло в горле. Бросать это занятие он не собирался, а только проворчал: — И мыться тут не смей! Землю отравишь! — Пойду тогда, в озеро окунусь… — Йохан возился в сенях, что-то шумно пинал, а может быть, и спотыкался, сыпал проклятиями. — Берегись русалок, Йохан! — хохотнул брат Доминик, пронюхал пропитанную ткань и довольно кивнул. — А, что, их много? — рявкнул в ответ Йохан и, судя по скрежету, распахнул входную дверь. — Ну и пускай катятся к чёрту! Персиво слышал, как закрывается дверь… И понимал, что заснуть уже не сможет. Грязь и зловоние докучали, непонятный рассказ фон Кама изводил разум. Что за существа наводнили окрестности? Кто по-настоящему этот «Зверь»? И главное, как избавить от него Люсиль? — Я тоже пойду отмываться, — виконт выдавил улыбку и хотел улизнуть, но брат Доминик его присадил. — Русалки — это чушь, — скрипучим голосом начал монах и прижал вонючую ткань к расцарапанному лбу Персиво. Виконт от боли чуть на стену не полез — гадость монаха обожгла его не хуже огня. — Да что это такое? — Персиво завопил, потому как болеть не перестало даже когда брат Доминик убрал чёртову тряпку. — Если жжёт, значит, у тебя ещё есть шанс не сгнить! — монах насмехался, пропитывая дрянью новую тряпку. — Так о чём я говорил? Ах, да, русалки… — Доминик! — дикий рёв с улицы потопил его бормотание, а миг спустя фон Кам вломился, начисто снеся дверь вместе с кусками стены. Подлетев к монаху, он схватил его за рясу и поднял над полом. Брат Доминик выронил всё, что было у него в руках, задрыгал ногами, пища от беспомощности и боли. Из опрокинутого флакона потекла по полу маслянистая мутная лужа. — Что? Здесь? Случилось, Доминик? — прорычал Йохан встряхивая беднягу с такой злобой, будто и его башку наколет на меч. — Пусти… — прохрипел брат Доминик, лихорадочно цепляясь за пальцы Йохана. — Говори! — плюнул охотник, уронив посиневшего монаха себе под ноги. Тот натужно кашлял, отдувался, схватившись за поруганную шею. В клетушку вдвинулся д’Арбогаст, заполнив почти всё пространство, однако и рта раскрыть не успел, ошалевший фон Кам накинулся и на него. Герцог выхватил топор, отмахиваясь от бешеных атак, но Йохан двигался в разы быстрее, отобрал у него оружие и пригвоздил Жерара к стене. Стена содрогнулась под мощным ударом, даже перекосилась одна из полок, и с неё свалились какие-то пыльные горшки. — Да какой чёртов бес в тебя вселился? — раскатисто вопросил д’Арбогаст, пытаясь оттолкнуть Йохана от себя, или вывернуться из его захвата. — Что валяется вокруг этой проклятой лачуги, Жерар? — шипел фон Кам, с хрустом топча черепки от горшков. Йохан бросил его и отошёл, принялся мерить клетушку здоровенными, грузными шагами. Не верится даже, что такой медведь способен бесшумно передвигаться. Брат Доминик предусмотрительно отполз, а то бы фон Кам затоптал его и не заметил. — Когда ты сбежал, — д’Арбогаст не скрывал жёлчи и выдержал паузу, глядя на Йохана в упор — Тут поначалу было тихо, но потом такое началось — в аду и то, поспокойнее будет! — Чёрт, да я же удалил виконта… — цедил Йохан, скрежеща зубами. — Ты овцу скрыл? Жерар заграбастал топор и спешно засунул за пояс. Герцог был такой же избитый и грязный, как Йохан, да и одежды его тоже болталась лохмотьями. — Да, как ты говорил, только это ни черта не сработало! — фыркнул он. — Этой пакости тут столько напёрло, что мы чуть не спятили! Похоже, на виконта не действует никакая привязка! Персиво сидел баран-бараном, но, слушая их начал кое-что понимать. Нет, они не собирались его убивать, не хотели, чтобы он исчез, или погиб на охоте. Всё гораздо проще: из Персиво сотворили наживку. — Ну, конечно же, а то стал бы я таскать тебя на настоящую охоту! — фон Кам надвинулся на него, едва виконт сболтнул про наживку. — И ты не просто наживка, ты — идеальная наживка! Когда ты грязной лапой тронул овцу — я хотел тебя зарубить, но понял, что ты — на вес золота! Йохан шагнул к виконту и больно сжал его плечи. Охотник недобро сощурился и выдал с неприятной кривой усмешкой: — Попортить девку как следует не смог, но зато взял на себя энергоконтур овцы! Эти твари не убили тебя только потому, что посчитали тебя за неё! Я счастлив, что могу ловить на тебя, а не на настоящую овцу! — Почему Люсиль — овца? — решился спросить Персиво. Он отринул страх, глядя в жуткие глаза охотника, но молитву про себя повторял. — Как это происходит, ты все равно не поймёшь! — Йохан зашипел, как змей, и ещё больнее вцепился. — Но её душа позволяет существам из вложенных миров удерживаться на земле. Церковь называет таких людей «жертвенными овцами», потому что считает их убийство единственным способом борьбы с исчадиями. Кардиналы, Папа, и даже Святейший Бенедикт уверены в этом! Веками церковь находила овец и истребляла их как можно быстрее. Поверь мне, виконт, этот способ и есть единственно верным. Люсиль я бы тоже убил, но мне нужен Зверь! Персиво едва ли не плакал. Не от боли — корявые пальцы Йохана он почти не замечал. От безысходности и страха рвались наружу рыдания, которые виконт сдерживал невероятным усилием. Но не за свою жизнь боялся Персиво. — Йохан, Люсиль обречена? — решиться на этот вопрос было в тысячу раз труднее, чем на предыдущий, но Персиво обязан знать всю правду. Как будущий хозяин феода, как сеньор, и тот, кому дорога Люсиль. Он должен знать правду, дабы понять, как отвести от неё напасть. — Зверь обречён! — изрёк Йохан, стукнув виконта затылком о брёвна стены. Он отцепился и откочевал к окну, пнул болтающийся ставень. Второй, высаженный, валялся на полу, а вокруг чернела груда пепла. — Только я не пойму одного, — бурчал охотник, всё пиная и пиная ставень с грохотом, который вызвал боль в голове. — Если эти твари раскусили виконта и явились за настоящей овцой — почему он до сих пор жив? — Они тебя не кусали? — осведомился у Персиво брат Доминик. Монах уже очухался и вернулся к сундучку и зельям. Старательно укладывал на место все флаконы, и Персиво порадовался тому, что его больше не будут мазать. Персиво точно знал, что не позволил никому себя укусить, и поэтому отрицательно замотал головой. — Йуругу¹ питаются, как пауки, — пугал его брат Доминик. — Кусают, отравляют ядом и ждут, пока растворятся твои потроха. А потом — высасывают тебя ещё живым! Если тебя укусили — единственный способ не быть высосанным — это преставиться раньше! Учти это, виконт, если решишь соврать! — Да никто меня не кусал! — отмахнулся Персиво. — Оцарапали только! Виконт выдвинул перед собой ногу, с которой содрали сапог, но тут же об этом пожалел. Царапина слишком быстро зажила, однако Йохан этому почему-то обрадовался. — Прекрасно! — он широко улыбнулся и присел около виконта, сверля взглядом его ногу. — Доминик, действует! — Что ты ему дал? — брат Доминик всполошился, и это перепугало Персиво не на шутку. Йохан уже говорил о том, что после когтей вервольфа он изменился. Не по господней воле, и за это отправится в ад. — Жизнь! — бросил Йохан. — Виконт, ты мне меч отдай, он не твой! — Я его потерял, — гнусаво буркнул Персиво. — Поехать и забрать! Ты не имеешь права терять звёздное оружие! — Йохан начал раздавать приказы, но Персиво твёрдо знал, что больше не сунется тварям на обед. — Чёрт с тобой, — охотник безнадежно махнул рукой. — Человек — он и есть человек! Всё, пора отмыться от этой дряни и ложиться спать, а то так и преставиться недалеко.***
Персиво внезапно открыл глаза. Какой-то толчок из ниоткуда заставил его проснуться. В кромешной темноте, но это поначалу так показалось. Персиво точно заново прозрел. Глазам стало больно от странного синеватого света, что заливал всю клетушку, но зажмуриться виконт почему-то не смог. Свет сочился повсюду, яркий, но холодный, безжизненный. И в этом свете, точно сотканная из миллионов мельчайших искр, стояла высокая фигура, облаченная в длинный саван. По узким плечам струились прямые тёмные волосы, всю верхнюю часть лица закрывала повязка. Существо стояло вполоборота к виконту и издавало невероятные звуки: стрекотало, щёлкало, трещало. Похоже на какой-то неизвестный и сложный язык, но обращалось оно вовсе не к Персиво. В человеке, который стоял посередине клетушки, виконт без труда узнал Йохана. Охотник не лебезил и не кланялся, он держался на равных с невероятным созданием и отвечал ему на том же диковинном языке. Персиво не представлял даже, что у Йохана может быть такой голос: с треска и взрыкиваний он легко переходил на убийственный писк. Как же это напоминает стрекотание подземных тварей! Только намного сложнее, эмоциональнее — порой виконту казалось, что они друг с другом жарко спорят, а может быть, и бранятся. Существо подняло невесомую руку, разбрасывая мириады искр, и указало Персиво прямо в лоб. Виконт узнал эти когтистые пальцы, и повязку на голове существа тоже узнал: это оно приходило к нему во сне вместе с Эсклармондой. Персиво понял, что не чувствует страх. И что не может шевельнуться. Даже моргнуть не может, скованный дьявольским наваждением. Йохан взвизгнул в ответ на треск существа и пошевелил пальцами. Странно так, точно у него не по два, а по три, или четыре сустава на каждом. Существо переменилось в лице — растянуло губы в подобии злобной улыбки и залилось низким, грудным смехом зрелой дамы. Йохан рассмеялся вместе с ней. Персиво пропадал от жара и дышал с трудом. Что это? Какой-то дурной сон, или морок из-за пережитых напастей? Что-то дёрнуло виконта заговорить, но у него не было голоса. Он чувствовал, как разевает рот, но не услышал ни слова. Существо умолкло и померкло, растворяясь в волнах света, а Йохан всё хохотал.***
Разбудила виконта возня. Негромкий скрип и звон охрипших, ржавых колокольчиков. В окошко влетал свежий утренний ветерок, доносилось чириканье птиц. В клетушке царил серый полумрак, какой бывает перед рассветом, а на полу, напротив его лежака, кто-то сидел на корточках. Мелкий — какой-то незнакомый виконту ребёнок — и катал по полу сломанную деревянную лошадку без головы и хвоста. Персиво удивился: откуда здесь взялся этот мальчишка? И кто он такой? Один из братьев Люсиль? Она говорила, что у неё их одиннадцать. — Будь осторожен, — вдруг произнёс мальчишка, не отрываясь от странной игры с лошадкой. — Три привязки ты уже получил. Четвертая будет последней! — Что? — изумлённый виконт приподнялся на локте. Мальчишка же молча встал и оказался лицом к Персиво. Ужас выжал из горла виконта сдавленный крик. Кожу мальчишки местами покрывала серая волчья шерсть, а во лбу торчала святая стрела. Кровь сочилась из раны тонкими струйками и капала на пол, под его босые грязные ноги. Да, это братец Люсиль — оборотень Матье, которого Персиво пристрелил. Исчадий бездны прогоняет молитва. Персиво начал выкрикивать божьи слова в подёрнутое синевой лицо, в мёртвые пустые глаза. Мальчишка молча пропал, пропала его лошадка, и капель крови больше не было на полу. Пыль и мелкий хлам остались на том месте, где он стоял. В окно вовсю били солнечные лучи, а за столом сидели друг напротив друга Йохан и брат Доминик. Когда только успели прийти? Или Персиво этот момент проспал? Брат Доминик что-то грыз. Яблоко, и такое огромное, что ему приходилось широко разевать рот. Перед Йоханом лежала толстая книга, а он держал над ней раскрытую ладонь. Страницы плотного, потемневшего пергамента быстро переворачивались сами собой, охотник же таращился на них неотрывно. — И где ты взял такой фолиант? — жуя, прошамкал брат Доминик. Его яблоко оказалось червивым: брезгливо сморщившись, монах выкинул его за окно. — В подвалах Монсегюр, Доминик, — проворчал Йохан, захлопнул книгу и принялся листать её заново, таким же дьявольским способом. — Я давно подозревал, что её писала Эсклармонда, но только сейчас понял, что тут не только рецепты снадобий… — Гляди, виконт очухался! — перебил его брат Доминик и подбежал к виконту едва ли не галопом. — Да что ж ты делаешь? — Персиво возмутился и оттолкнул его, когда монах начал неприятно оттягивать его веки и давить на шею. — Да ты полегче! — осадил его брат Доминик. — Давеча едва не преставился! Персиво глупо моргал, не в силах взять в толк, о чём это он говорит? — Тебя укусили, виконт! — громко сказал ему Йохан. Охотник уселся на край лежака и сдёрнул рогожу, в которую виконт был закутан. На Персиво оказалась только чемиза, а не левой ноге — накручена пухлая, многослойная повязка, пропитанная чем-то коричневым. Персиво пошевелил ногой. Нога, как нога, не болит… — Да что происходит? — Персиво попробовал сесть, но его придавила дикая слабость. Голод дал о себе знать урчанием в животе. — А сейчас мы на это посмотрим! — пропел брат Доминик и вынул из-за пояса узкий и короткий ножик. Он принялся разрезать им повязку, но это оказалось нелегко: коричневая масса накрепко затвердела. — Считай, что ты родился в рубашке, виконт! — громыхнул Йохан. Он решил помочь пыхтящему с ножиком Доминику и выхватил меч. Повязка свалилась, разрезанная единственным ударом, а нога под ней осталась невредимой. Персиво не успел испугаться, а лишь глупо глазел на монаха, как тот стирает с его ноги остатки коричневой массы. — Родился в рубашке! — радостно повторил фон Кам и басовито захохотал, запрокинув башку. Персиво подтянул ногу поближе к глазам и не увидел на ней ничего. Никаких шрамов, ни единого следа от укуса, только коричневое приторно пахнущее зелье. Правая нога — боль в ней заставила виконта очнуться в пещере. И эта боль ему не приснилась: именно тогда его и укусила тварь. — Не в везении дело, — возразил охотнику брат Доминик. — А в том, что я способен правильно комбинировать снадобья! Если бы я не сумел приготовить противоядие — мосье сенешаля уже бы отпели! — Я вижу мёртвых! — выпалил Персиво, тот час же оборвав хохот фон Кама. Он понял, что молчать о подобном сродни смерти. А вдруг и сейчас на него действует какой-нибудь яд? — Это немудрено, виконт! Три привязки ты уже получил! — фон Кам ответил точно так же, как мёртвый Матье — даже интонацию повторил. — Сначала — овца, потом — вервольфы, а теперь ещё и йуругу прибавились! У тебя внутри — гремучая смесь, и я не знаю, стоит ли теперь называть тебя человеком! — Что мне делать? — прошептал Персиво, втянув голову в плечи. Ясно, что «гремучая смесь» не даст ему ничего хорошего. Может быть, скоро виконт превратится в безумного монстра и будет убит на охоте… — Будем за тобой наблюдать, — хохотнул Йохан. — Давай, поднимайся, нам пора возвращаться в Париж! Ты и так три дня валялся в лихорадке!