Доблесть Парцифаля

— Парцифаль, Парцифаль, — мелодичный голос лился будто бы сквозь толстую стену — приглушенно так, в отдалении, но звал и манил за собой. — Парцифаль! Персиво с трудом разомкнул тяжелые веки, приподнялся на локте, вдыхая пьянящие ароматы цветов. Лучи солнца мягко освещали деревья и незнакомые белые цветы, согревали тело и не слепили, попадая в глаза. Райские птицы с сияющими золотом хвостами перепархивали с ветки на ветку, и не щебетали, а пели менестрелями, спрыгнула на траву маленькая рыжая белка. — Парцифаль, — чудесный голос раздался прямо над ним, и Персиво, рывком вскинув гудящую голову, увидал. Она не стояла на земле, а словно парила, и ее изящные белые ножки утопали в маленьких облаках. Солнце будто бы просвечивало насквозь ее точеную фигурку, прикрытую полупрозрачной летящей тогой, волосы, спускающиеся до самых пят, отливали чистым золотом. — А? — глупо булькнул Персиво, в душе которого клубилась смесь изумления и страха… Неужели, он уже мертв, и вокруг него — «тот» свет, о котором красочно писали в библии, проповедовал аббат, внушал отец? — Парцифаль, я Эсклармонда, — негромко произнесла таинственная дева, шагнула с облаков и оказалась на траве. Персиво лежал ни жив, ни мертв, а она приближалась, протягивала идеальные руки и улыбалась невероятной ангельской улыбкой. — Ты совершил подвиг, Парцифаль, — Эсклармонда приблизилась на шаг, а Персиво нервно заерзал на. Он теперь лежал не на земле, а покоился на ложе из легкого пуха белых лебедей — настолько мягком, что провалился в пух по самый нос. — Теперь твоя слава вечна, Парцифаль, — она присела рядом с виконтом и коснулась длинными пальцами его всклокоченных волос. Внезапно голову пронзила острая боль, ложе оказалось вовсе не из пуха, а твердым, как могильный камень. Да и холодным настолько, что пробрало до костей. Эсклармонда, сморщив кукольный носик, зарявкала хриплым мужским голосом: — Эй, сопляк, очухался? Смотри, кажется, он живой! — после чего протянула широкую руку в шипастой перчатке, впилась в плечо и принялась неприятно тормошить. — А? Что? — Персиво в испуге подскочил и с чего-то свалился в кромешной мгле, больно стукнулся о некий склизкий каменный пол, ощущая зябкую сырость и противный, затхлый запах гнили. Его доспехи пропали, виконт озяб уже в тканой нательной рубахе. Мертвую тишь разорвал ревущий хохот, и к перекошенному лицу виконта поднесли свечу. Перед глазами поплыли круги, и Персиво судорожно заморгал, стараясь не ныть от боли, сводящей спину, руки, ноги, ломящей череп. — Давай, подбери сопли, юнец! — рявкнул тот же громкий и ехидный голос, а в свете свечи показалась гадкая змеиная рожа фон Кама. — Эт-то вы… А где Эсклармонда? — глупо промямлил виконт Персиво заплетающимся языком, а фон Кам ухватил его за шиворот свободной от свечи ручищей и, с силой рванув, водворил на шаткие ноги. Он все хохотал над ним, и Персиво начинал злиться. — Где… я? — тихо осведомился виконт, пошатываясь, но не решаясь никуда здесь садиться — мало ли что водится в о мгле, из которой неверный, дрожащий свет единственной свечки вырывает лишь половину неприятной рожи охотника и его тяжелый кулак? — В склепе! — волком провыл фон Кам, обрисовав свечой кривое подобие окружности. — Тут живет горбун! — рявкнул охотник, и словно бы из ниоткуда показался некий пугающий тип, наделенный огромным горбом, с грязной лопатой в правой руке. Невнятно пробормотав, горбун скрылся во мгле, гремя лопатой, шаркая неуклюжими хромыми ногами. — А? — пикнул Персиво, боясь обоих: вдруг, горбун сожрет его? Или поделят с фон Камом на двоих? Из-за охотника вынырнуло еще одно лицо: из мглы возник тот самый тощий монах, что топтался тогда возле епископа Франциска. Растянув почти незаметные губы в широкой улыбке, монах приблизился на шаг и негромко сказал, сложив на узкой груди костлявые руки: — Не бойся, Гуго мяса не ест. А меня зовут брат Доминик, я лекарь, и мне пришлось изрядно попотеть над твоей башкой! Ты садись, — монах скользнул к Персиво и ненавязчиво взял его под локоток, попытавшись куда-то присадить. — А, они вас не убили… Плебеи? — пробормотал Персиво, очнувшись окончательно и вспомнив бунтующих крестьян. Он обязательно расскажет отцу о том, что творится в этой деревне — да и в других, видимо, тоже — и постарается убедить его уменьшить повинность. — Мы хорошо размялись на них перед охотой! — довольно хохотнул фон Кам, поигрывая могучими мускулами, которые прекрасно различались даже под шипастыми доспехами¹. Такой громила, как он, и быка сшибет с копыт, стоит ему хорошенько ударить. — Д’Арбогаст и Деде остались клоповник охранять, а мы с Домиником засели тут, — продолжал вещать фон Кам, поставив свечу на выступ в стене и возясь со своим арбалетом — скрежетал, лязгал чем-то в нем. Персиво его почти не слушал, топчась в темноте, а в его избитой башке вместе с болью медленно всплывали воспоминания о прошедшем страшном дне. Козодой, знахарь, трупы… Девица! — Она жива? — буквально, выкрикнул виконт, внезапно воскресив в памяти девицу, из-за которой и оказался тут, в жутком месте, и в жуткой компании… каких-то ведьмаков. Ему ответило бесноватое эхо, зародившись где-то под темными, сырыми сводами, с которых иногда падали прохладные капли, а монах улыбнулся еще шире, прищурив ехидные глаза. Он, конечно же, тоже ведьмак — стал бы нормальный человек тут сидеть? — Ну, да, ты, естественно, ее спас, но если бы мы не прискакали — эти разбойники порубили бы тебя в капусту! — насмешливо хохотнул фон Кам, а брат Доминик снова потянул виконта вниз, безмолвно требуя, чтобы тот присел. — С твоей башкой ходить нельзя, — прошелестел он над ухом, и виконт Персиво согласился, сел, вновь ощутив под собой холодный и жесткий камень, прикрытый лишь старой рогожей. Его сурово мутило, и звон в ушах был подобен набату — настолько крепко приложил его дубиной разбойник. — Где она? — виконт на сей раз прошептал, испугавшись того, что девица убита: разбойники не прикончили — так фон Кам постарался. Или монах, или этот горбун, черт бы его подрал. Да, вот и кладбищенский горбун, которым в деревнях пугают детей. — Да тут, ноет, — буркнул фон Кам, усевшись на камень возле виконта, и Персиво, прислушавшись, уловил во мгле невнятные, плаксивые всхлипы и нытье. — Ты думаешь, вы нам сильно нужны? — А… Можно, я пойду? — попросился Персиво, неимоверно боясь отцовского гнева. Храмовники, конечно же, доложили о том, как он струсил, сбежал. Да еще и пропал — хорошо, что не заблудился в незнакомом лесу, и фон Кам с братом Домиником его нашли. — Сейчас — нельзя! — запретил фон Кам настолько строго, будто бы собрался до старости его тут продержать. — Ни тебе, ни ей! Пока не пропоет петух — из склепа ни на шаг! Ты же знаешь, что здесь завелись вервольфы! — И еще мы ловим ведьму, — вмешался брат Доминик. — Не тех голодранок из деревни, а настоящую, которая умеет колдовать! Я уверен, что звери завелись не просто так — без ведьмы не обошлось! — Вот именно, — кивнул патлатой головой фон Кам. — И пока не пропоет петух — нечисть может вас убить! И сожрать! — многозначительно добавил он, поднявшись на длинные ноги. — Время подходит, — заявил брат Доминик, а зловещие отсветы свечи превратили его лицо в мордочку мелкого беса. — Я вижу, — буркнул фон Кам, повернувшись, чтобы куда-то идти, и виконту сделалось жутко: что он там видит, когда он сам не видит ни зги? — Сидеть мне, как мышь! — пригвоздил он виконта суровым приказом и гулко потопал прочь, унося за собой и свечу. — Как мышь! — вторил ему брат Доминик, тоже удаляясь. — У-ух! — прошамкал горбун Гуго, и снова чем-то загремел, зашаркал. Кажется, они все ушли, и вокруг виконта воцарилась звенящая тишина. Привалившись спиной к шершавой каменной стене, Персиво не слышал ни звука, и к тому же, ничего дальше носа не видел. — Эй? — он хотел бы услышать голос девушки, однако совсем не знал, как обратиться к ней, предательски робел, и выплюнул первое, что в голову пришло. — Эй? — внезапно из темноты ответили ему мелодичным голосом, а после — послышались осторожные, легкие шаги. Виконт Персиво застыл, проглотив то слово, которое собрался сказать — ранее он не говорил с дамами — лишь читал о них и видал издалека, а тут… — Ты где? — она спросила его очень просто: никаких тебе титулов, приставок, обращений — и Персиво в который раз почувствовал себя не в своей тарелке, ведь все вокруг называли его «миссир», или «виконт», а она? — Т-тут, — выдавил Персиво, и тут же услышал, как неподалеку щелкает кресало. Удивительная барышня: она может что-то делать в непроглядной мгле, когда сам Персиво глупо сидит, будто слепой крот. С тихим треском взвилась в темноте яркая искра, и тускло загорелась свеча слева от виконта. Персиво не решался повернуть голову и взглянуть на девицу, глазел в другую сторону, в черноту, но краем глаза видел, как свет свечи приближается. — Ты избит, — произнесла незнакомка полушепотом, и до слуха виконта донесся тихий плеск воды. — Ты спас меня от них. — Эт-то фон Кам и Доминик спасли, — попытался отказаться Персиво, украдкой повернувшись и взглянув на нее одним глазком. Он прочел множество легенд о славных рыцарях, о том, какие слова говорили они, оказываясь с дамой. Однако сейчас почему-то все эти высокопарные и верные слова исчезли из больной головы, и виконт разговаривал, как чернь, что совсем не подобает дворянину. Хрупкая, будто мотылек, девушка стояла совсем рядом с ним, обмакивая кусок ткани в глиняной плошке. И надето на ней было даже не платье, а какое-то нищее рубище, все в пятнах и дырах, в аккуратно наложенных заплатах. Длинные волнистые волосы девушки струились по узким плечам и худой спине, она вытащила ткань из плошки и выжимала из нее чуть поблескивающую воду. — Мы не можем позволить себе свечи, я привыкла все делать в темноте, — произнесла она, повернув почти детское лицо и перехватив недоуменный взгляд виконта. — Но тут они есть. Не бойся, я не воровка, — добавила она виновато, словно бы он уличал ее. — Не возьму ни одной. — Б-бери, сколько хочешь, — пробормотал Персиво, стараясь держаться перед дамой достойно, а не забиваться в угол и подбирать ноги под себя. Хотя, она никакая не дама, а всего лишь, грязная плебейка, и любой дворянин, и даже богатый горожанин мог бы дать ей пинка и погнать как собаку, но Персиво не смел ее тронуть. Девицу, которую не тронул ни фон Кам, ни брат Доминик, ни даже кладбищенский горбун. — Я помогу тебе, не шевелись, — прошептала она, подсев к виконту, и прикоснулась влажной тканью к его разбитым губам. Персиво вздрогнул от боли: да, здорово же получил он от разбойников — а девица лишь улыбнулась, аккуратно продолжив смывать кровь с его опухшего, покрытого синяками и ссадинами лица. — У меня одиннадцать младших братьев, — она снова улыбнулась, мягко приложив прохладную ткань к болючей шишке на лбу виконта. — Я умею промывать раны. — Одиннадцать, — глупо повторил Персиво, не смея оскорбить ее, сказав гадость вроде того, что чернь плодится без счета, а дворянские жены пустые. — Меня зовут Люсиль, — почти прошептала она, приблизившись к виконту почти вплотную, заботливо обтирая его болящее лицо. — А тебя как зовут? — Люсиль решила поторопить его вопросом, потому как виконт Персиво неловко застыл и молчал. У дворян принято представляться долго и вычурно, перечислять все имена, данные при рождении и крещении, все титулы, фамилии, замки. Кланяться, исполняя обязательные требования этикета. — Персиво, — булькнул виконт, назвав лишь одно свое имя — она, ведь просто Люсиль, а он будет просто Персиво. — Персиво, и всё, — смущенно добавил виконт, не желая подчеркивать свое дворянское превосходство над ней. — Персиво, — Люсиль улыбнулась, а Персиво заныл, потому как она прижала влажную ткань к его подбитому глазу, который начинал заплывать. — Прости, — Люсиль отдернула было, руку, но Персиво мягко взял ее за запястье, не дав отойти. — Ничего, — сконфуженно буркнул виконт, боясь показаться слабаком, который боится боли. Персиво еще никогда не был так близко к девице, и неведомые ранее чувства зарождались в его душе, будоражили тело, заполняли разум греховными мыслями. — Вот тут тоже разбито, — тихо шепнула Люсиль, промывая вдрызг расквашенную бровь виконта, и снова ее тело оказалось так близко к нему. Под грубой тканью ее простого платья угадывались манящие очертания девичьей фигуры, и Персиво не мог глаз от нее оторвать, глядя, как Люсиль грациозно скользит вокруг него, обмывая его позорные побои. В голову сами собой приходили чудесные рифмы, которых виконт у себя в покоях не мог добиться неделями, Персиво и не замечал даже, что читает вслух. А Люсиль присела на камень рядом с ним и смотрела восторженно, теребя в руках влажную ткань. На миг подняв глаза, виконт встретился с ней взглядами, и Люсиль в смущении опустила голову, на ее нежных щеках заиграл невинный румянец. Аккуратно забрав из похолодевшей ручки Люсиль ткань, виконт потянулся к ее губам, девушка, часто моргая, потянулась к нему… и оба неприятно стукнулись носами. — Ой! — Люсиль в испуге отпрянула, потирая свой маленький носик, и Персиво тоже отпрянул, ощущая лицом жар. Сердце бешено колотилось, и пот выступал на теле даже тут, в холодном склепе под землей. С каждым взглядом на юную прелестницу рассудок покидал виконта, уступая место темным желаниям, и Персиво, не в силах больше противиться им, подался к девушке, обнял её за талию чуть более настойчиво. Люсиль затрепетала, положив ладошки ему на грудь: ее охватил страх, ведь она еще не знала мужчин, была незамужней и боялась гнева господня. Притянув девушку к себе, виконт, неумело и робко прижался к ее губам, а Люсиль издала тихий стон, попыталась отстраниться. Дыхание девушки перехватило, и в кончиках пальцев колол холодок — с ней был доблестный рыцарь, отважный и сильный, который спас ее от верной смерти вот уже два раза. Люсиль еще там, у себя во дворе, осознала, что Персиво ей по душе, а его неловкий поцелуй был ей приятен… Пересилив стыд, Люсиль тихонько обвила руками шею виконта и ответила ему так же неумело и робко, не находя в себе сил унять дрожь. С трудом оторвавшись от сладких губ, Персиво дернул хлипкую веревицу, что служила девушке поясом, развязал ее, и плохонькое платье Люсиль свалилось с ее худеньких плечиков на пол. Персиво замер на миг, любуясь прелесным хрупким телом, маленькой грудью, которую Люсиль, стыдясь, тщетно пыталась закрыть руками. Окончательно поддавшись вожделению, виконт стащил через голову нательную рубаху, оставшись абсолютно нагим, и буквально, сгреб девушку в охапку, с удовольствием чувствуя, как ее прекрасное, чуть дрожащее тело прижимается к нему. — Ай! — Люсиль вскрикнула, вцепившись пальцами в его плечи, и виконт с виноватым видом ослабил хватку, бережно уложил Люсиль на смятую рогожу, покрывая ее прелестное личико поцелуями. Девушка постанывала, зарываясь пальцами в его волосы, а Персиво осторожно ласкал ее грудь, которая на ощупь оказалась удивительно мягкой. Тонкие ноги Люсиль оказались по бокам его тела, и Персиво, ощутив, что готов, мягко провел рукой вверх по ее бедру, коснулся влажного лона. Люсиль застонала чуть громче и подалась к Персиво, вцепившись в его волосы сильнее. Пару раз у Персиво совсем ничего не вышло, и Люсиль слегка морщилась, вздрагивала, прикусывая нижнюю губку. Персиво замешкался и растерялся, не зная, что ему делать, и тут же почувствовал, как Люсиль осторожно и мягко направляет его. Несмело войдя, виконт неприятно наткнулся на преграду, которая сразу порвалась, как только он стал настойчивей. Люсиль негромко вскрикнула, дернувшись в его объятиях, по ее щеке побежала слеза, Персиво сморщился от короткой и неожиданно резкой боли… и будто протрезвел. Как же мог он, воин господа, так согрешить? Рывком подхватился виконт с жесткого каменного ложа, огляделся безумным бегающим взглядом, тяжело, рвано дыша. Девушка без единой детали одежды лежала перед ним, изумленно хлопая глазами, капелька крови стекла по ее бедру и упала на серую рогожу. — Персиво? — в ужасе прошептала Люсиль, в тусклом свете свечи увидав, как красивое лицо виконта искажает жуткая, болезненная гримаса. — Боже пощади, — чуть выдохнул виконт, устрашившись, что совершил смертный грех. Дерганно заграбастал он свою рубаху скрюченными пальцами и бешеными скачками ринулся прочь, не замечая позади испуганных криков Люсиль. Разгоряченный, понесся он по холодным и скользким ступеням, вырвался из склепа в теплую летнюю ночь. Ветерок обдул взмокшую кожу, а виконт, натужно хватая ртом воздух, судорожно натаскивал рубаху на голое тело и молился в отпущении ужасного греха. Душа разрывалась от бессильной ярости к низкой сущности плоти, Персиво злобно топтал босыми ногами росистые травы. С небес глядела полная луна, безмолвно укоряя грешника, сверчки заливались стрекотом, шныряли в темных небесах юркие летучие мыши, а еще — что-то шурша, возилось в отдалении, неслись глухие голоса. Отдышавшись, виконт решил вернуться в склеп, дабы не стать добычей нечисти, о которой твердил ему фон Кам. Но как он посмотрит теперь в чистые глаза несчастной Люсиль, которую по слабости своей вверг он во грех? Она теперь из-за него получит унижения у позорного столба, ее изгонят из деревни, а то и забьют до смерти, и ее невинная душа попадет в ад… Тяжелое чувство вины расплющило, виконт застрял, так и не шагнув к заросшему бурьяном входу в склеп. И тут же дикий ужас пригвоздил его, сковав могильным холодом, выжимая воздух из спертой груди. Из темной заросли колючих кустов и папоротников глядели два горящих красных глаза — неподвижно, не мигая — будто выжигали душу адским огнем. — Иии… — из горла виконта с сипом вырвался сдавленный стон, похожий на мышиный писк, он рефлекторно попятился, но споткнулся об упавший крест и рухнул навзничь, лицом к бездушным звездам. Хрипло ухнув, тварь грузно выбралась из кустов, сминая их широкими когтистыми лапами, обросшими клочковатой темно-серой шерстью. Поведя своим широким носом, шевельнув стоячими волчьими ушами, чудовище приоткрыло ужасную пасть, в которой сверкнули длиннющие острые клыки. Виконт не двигался, наблюдая за ним лишь глазами, в ужасе осознавая, что перед ним сам зверь: смесь крупного волка и одичавшего, вставшего на четвереньки человека. До последнего Персиво считал, что вся нечисть — выдумка епископа, нужная для того, чтобы держать в страхе народ. Но этот зверь так же реален, как он сам, и кажется, учуял виконта: замер, уставившись на него горящими глазами, и лишь косматый волчий хвост нервно дергался, показывая, что тварь разъярена. Издав кошмарный вой, тварь взметнулась в высоком прыжке, распахнув смертоносную пасть. И тут же чей-то нечеловечески мощный удар жестко поверг ее наземь. Зверь, взвизгнув, обрушился, сшибив тяжелой тушей выщербленный крест, и заскулил от боли, а у самого носа виконта врезались в землю ноги в подбитых железом сапогах. — А? — рывком вскинув башку, виконт увидал над собой человека в белом плаще храмовника, а зверь, зарычав, стремительно прыгнул снова, собираясь сожрать смельчака с потрохами. Охотник с невероятной скоростью вскинул арбалет, тот час же «накормив» чудовище стрелами, и оно, захлебнувшись рыком, рухнуло и покатилось по земле, обливаясь кровью. — Убил! — кровожадно рявкнул охотник, нависнув над перепуганным вусмерть Персиво, и виконт по выбившимся из-под шлема белесым лохмам узнал в нем фон Кама. — А-ва… — пискнул виконт, а фон Кам больно дёрнул его за руку, заставив встать. — Смотри, сопляк! — он толкнул его к убитому зверю, и Персиво, взглянув на распластавшуюся тушу, с трепетом отметил, насколько зверь огромен — с какой силой нужно было навернуть его, чтобы сшибить с лап? Да, фон Кам — определенно, ведьмак, из тех, кто может убивать исчадий ада. Святые стрелы пронзили волчью шкуру чудовища во многих местах, и вокруг них темно-серая шерсть дымилась, подгорая, и словно бы расползалась, уступая место белой человеческой коже. — Что это? — прошептал виконт. Чудовищные лапы, мелко подергиваясь, деформировались: на глазах исчезали когти и слезала шерсть, звериные подушечки превращались в человеческие пальцы. В тонкие девичьи пальчики, а жуткая оскаленная морда, потеряв зубы и волчий нос, обернулось смертельно бледным личиком юной девы. — А вот и Аннет! — плюнул фон Кам, и ударом меча отсек ей правую ногу, которая, отделившись от тела, так и осталась наполовину человеческой, наполовину — уродливой лапой чудовища. — Что ты де?.. — всхлипнул с отвращением Персиво, стараясь не глядеть, как с отрубленной лапы льется кровь, шипя и дымясь на росе. — Доказательство! — пояснил фон Кам, бросив на пронзенное стрелами тело клочок голубой ткани — вроде, платок. — Пусть видят, что я убил вервольфа, а не просто прикончил бестолковую девку! Волчьего пояса² нет! — заметил он, кивнув на полностью обнаженное хрупкое тельце, которое, окончательно утратив волчьи черты, стало совсем человеческим. — Она здесь не одна! Страх сжал с новой силой, и виконт ощутил острое желание сбежать — куда угодно, лишь бы не видеть зловещего кладбища, страшной луны, чудовищ и фон Кама, который тоже чудовище, только епископ Франциск его приструнил. — Ээ, — Персиво издал невнятный звук, собираясь спросить. Он тут же забыл, о чем, потому как в ближайших кустах раздался угрожающий шорох. Фон Кам рядом с ним чуть присел, сжав в одной ручище меч, а в другой — арбалет, в любую секунду готовый сразиться с новым зверем. Виконт пытался хоть что-то разглядеть в густой и колючей заросли, но его блуждающий взгляд натыкался лишь на листья да темноту. — Зверей нет! — бросил фон Кам и опустил оружие, а из кустов, путаясь в сутане, выбрался брат Доминик, а за ним хромал неказистый горбун, неся в правой руке пустой мешок. Фон Кам, шумно выдохнув воздух, забил меч в ножны и стащил шлем, встряхнул белыми патлами, как конь — гривой. Страх отпустил, и Персиво будто бы сдулся, размяк весь, непреодолимо желая сесть на землю. Апатия сожрала все мысли, чувства, желания, виконт будто сквозь стену слышал, как фон Кам что-то ворчит своим странным товарищам. Персиво отвернулся от них, бестолково глазея на покосившийся крест, грустно освещенный луной. — Что за вид, сопляк? — угрюмо буркнул фон Кам, смерив виконта презрительным взглядом с головы до ног, и даже дёрнул за подол рубахи. — Почему без доспехов, где твое оружие? Ты на охоте, или на балу? Персиво глухо молчал, не решаясь признаться в совершенном грехе, лишь с трудом сглотнул слюну, а за его спиной в неприятно мокрой от росы рубахе противно хихикал брат Доминик, да горбун Гуго ухал — тоже хихикал. Открой он рот и скажи, что попортил девицу — фон Кам его напополам разрубит, это точно. — Черт, — буркнул фон Кам, а горбун, выдвинувшись вперед, раскрыл большущий мешок, закинул в него отрубленную ногу Аннет, а потом, сопя, принялся запихивать туда и тело. Виконт Персиво заметил, что этот уродец не касается стрел… а вдруг и он — не человек? — Надо вернуться в деревню, — бурчал фон Кам, переводя злобный взгляд с темных зарослей на луну, на топчущегося виконта, на возящегося Гуго и снова на заросли. — Вервольфы не появляются просто так, — их обращают, и это значит, что здесь есть тот, кто продал душу дьяволу! — Приведу лошадей, — негромко проворчал брат Доминик, который не особо хотел тащиться среди ночи через лес, да еще и с глупой девицей, трусливым виконтом и с тяжёлым телом в мешке. — Поторопись, — выплюнул фон Кам, и брат Доминик, тихо развернувшись, будто бы исчез, растворившись в высоких бурьянах. — Чертова девка, — проворчал фон Кам, ругая бедняжку Люсиль за то, что она существует. — Для нее коня нет — будет с тобой ехать, сопляк! — он сурово пихнул Персиво кулаком. — Приведи себя в божеский вид, вытащи ее и поехали!

***

Ночную тишь свирепо рвал волчий вой, раздаваясь, кажется, со всех сторон. Виконт Персиво глядел только вперед, на пылающий во тьме факел, который сжимал в кулаке фон Кам. Охотник ехал первым, и его скакун был чрезвычайно быстроногим, Персиво до пота работал шпорами, опасаясь отстать. Люсиль обхватила виконта поперек туловища, прижав свою прелестную головку к его спине, но Персиво чувствовал за собой лишь грозный жар костра инквизиции. Его отправили на охоту во имя господа, а он мало того, что показал себя трусом из трусов, так еще и взял на душу смертный грех. В хвосте с трудом поспевал на осле брат Доминик, везя с собою плотно завязанный мешок с телом убитой Аннет. Нагруженный тяжелой ношей, осел все медленнее скакал, и виконт слышал, как монах хлещет его и плюется бранью, запрещенной служителям церкви. Голодное и злое завывание становилось все громче, ближе, надсаднее, среди кустов то и дело мелькали зловещие серые тени. Персиво надеялся, что это обычные волки, однако фон Кам впереди отшвырнул факел и резким движением выхватил арбалет. — К оружию, сопляк! — прорычал он, целясь куда-то вперед, в темноту, где жутко сверкали красные точки. — Будет королевская охота! Люсиль в испуге взвизгнула, вцепившись в виконта так, что практически выжала из него дух, и сам Персиво ощутил отвратительно липкий страх, который всегда ему мешал. Полная луна казалась огромной, а кусты, освещенные ее мистическим светом, полнились опасными шорохами. Это не волки там, а оборотни, их много, и они хотят убивать. — Быстрее, быстрее! — виконт бешено торопил коня, желая как можно скорее миновать жуткий лес и оказаться в деревне. Вой сменился диким рычанием, и в тот же миг, срывая листву, из куста выпрыгнул кудлатый вервольф, сверкая огненными глазами, распахнув хищную пасть. Персиво приготовился к смерти, но тут же услышал треск арбалета. Клыки клацнули у самого лица, зверь обдал смрадным дыханием, и с размаху врезался в землю, сурово отброшенный, истыканный стрелами. Конь шарахнулся, сбившись с галопа, запрыгал, беспорядочно прядая в стороны, Персиво чуть удержался в седле, с силой сжимая поводья. Люсиль позади него оглушительно вскрикивала, поддавшись животному ужасу, а ее тонкие бледные руки сдавили виконту лёгкие, будто кузнечные клещи. — Убил! — рявкнул фон Кам, а его вороной скакун не сбавлял ходу, уносясь все дальше в лесную темень. Жуткое ликование охотника сводило виконта с ума и он едва держал себя в руках, правил испуганным конем, следуя за теряющимся в хаосе листвы белым плащом. Кажется, фон Кам вовсе не стремится покинуть лес — он специально скачет в самую глушь, где полно жутких чудовищ, и жаждет их крови так же, как и они — человеческой. Да он вообще, съехал с тропы и несется прямо по траве, через заросли кустов и бурелом. — Ты куда? Вернись немедленно! — Персиво закричал ему, требуя, чтобы этот безумец повернул назад и вернулся на тропу, но его голос потонул в вое и рыке чудовищ. — Я… Боюсь, — прошептала сзади Люсиль, задергивая носом. — Персиво, я боюсь! — Не бойся, — выдохнул виконт коснувшись ее руки, которая была холодной, как лёд. — Мы выберемся, мосье Кам знает, куда ехать, — добавил он, чтобы хоть как-то успокоить дрожащую, рыдающую девушку. Однако Персиво отлично понял, что проклятый фон Кам прискакал на свою чертову охоту и не успокоится до тех пор, пока всех зверей не перебьет. Или пока они не разорвут его в клочья. — Сейчас, трофеи соберем! — хохотнул в отдалении брат Доминик, а его проклятый взмыленный осел дико орал, колотя пыльную землю копытами, брыкался в тщетных попытках сбежать. — Да чтоб тебя, глупый кусок мяса! — обругал его монах и стегнул хлыстиком. Превозмогая страх, Персиво взялся за арбалет — с трудом и понимая, насколько неудобно для него оружие охотников. Он никак не мог приспособиться, чтобы держать его правильно, а вокруг шуршало, фон Кам впереди оголтело бил, и подбитые звери скулили, грузно падая. Треск сучьев заставил виконта обернуться, но выстрелить он не успел и зверь внезапно вымахнув, впился в бок лошади, моментально отхватил от нее хороший кусок. Скакун издал болезненное ржание и свалился с копыт, хрипя, захлебываясь клокочущей кровью. Вылетев из седла, Персиво больно навернулся о землю, покатился кубарем, выронив арбалет, слыша полные боли и ужаса крики Люсиль и страшный рык зверя. — Люсиль! — позвал он, не чувствуя на себе ее рук, а зверь с остервенением терзал лошадиное мясо, а потом бросил кусок и прыгнул к виконту. — Готов! — рявкнул над головой безумный фон Кам, взмахивая арбалетом, и вервольф грузно повалился, убитый стрелами, так и не успев прыгнуть. — Давай, сопляк, соберись и охоться! — приказал он, развернувшись и пристрелив зверя, который решил напасть на него сзади. Его конь бешено фыркал и тоже шарахался, однако охотник крепко удерживал вожжи, не давая ему ни сбросить себя, ни ускакать. Кругом шелестели кусты, всхлипывала во тьме Люсиль. Персиво не имел выбора, и поэтому разыскал свой арбалет, подполз к нему и снова попытался взять правильно, как фон Кам. Охотник был недалеко — гарцевал на коне и не прекращал стрелять, с громким треском пуская стрелы в зверей, которые прыгали к нему, казалось, со всех сторон и так и норовили вцепиться в горло и разорвать. Убитые падали, дымились, теряя волчий облик, но за ними прыгали другие, нападая по два, по три. Фон Кам выхватил меч, со свистом снося зубастые головы. Прыгнув сзади, зверь сбил его с коня, сорвав с головы шлем, но охотник по-кошачьи приземлился на ноги, пригнулся к земле, а потом — стремительно прыгнул, стреляя вокруг себя. Его конь, громко заржав, умчался в темные кусты, и несколько зверей кинулись за ним, однако их настигли стрелы и чудища рухнули в траву. Звери выбирались из кустов, окружали охотника, медленно подходя, пригибая морды к земле, группируясь для прыжка, готовились напасть одновременно. Фон Кам зорко следил за ними, не шевелился с арбалетом и мечом наперевес — казалось, он видит каждого, даже тех, что у него за спиной, и успеет прикончить каждого, кто на него нападет. Выплюнув свирепый вой, самый крупный зверь высоко прыгнул, но тут же получил стрелу и рухнул, наворотив вокруг себя комья земли. За ним накинулись все остальные, и охотник в широком прыжке пуская стрелы, убивал их одного за другим. Зверь выпрыгнул над его головой, но был сурово наколот на меч, проткнут насквозь и отброшен в кусты. Он плаксиво скулил там, возясь, однако следующая стрела прикончила его, и зверь затих. В темном кусту сверкнули огненные глаза, чудовище с ревом вырвалось из темноты, но фон Кам с размаху треснул его ногой. Получив затрещину, зверь отлетел и задел брата Доминика, сбив его в сырую канаву. Тяжелый мешок грохнулся на монаха сверху, а его осел, изрыгнув истошный вопль, мощно взбрыкнул, и задал стрекача, исчез в темных кустах. — Ах, что б тебя! — рявкнул монах, неуклюже выбираясь наверх. Морда зверя нависла в шаге от его лица, брат Доминик оторопел, поймав на себе дикий взгляд. — Господи, — выдавил монах, и в тот же миг грозно свистнул меч, отрубленная голова чудовища покатилась по земле, разбрызгивая кровь. — А-а, — брат Доминик благодарно закивал, увидав на краю канавы фон Кама, а из-за его спины выскочил оскаленный зверь. Яростно навернув когтистой лапой, чудовище отшвырнуло охотника далеко назад, тот стукнулся спиной в древесный ствол обрушился на землю и затих. Нетолстое древо с треском переломилось. Фон Кам убит — Персиво с ужасом взирал на его неподвижное тело в траве. Хрипло фыркнув, зверь опустился на четыре лапы, размашисто прыгнул и скрылся с глаз виконта. Персиво ощутил постыдное облегчение труса: он в относительной безопасности, потому что враг исчез… Но он появится снова, и без фон Кама они все обречены. Виконт теребил арбалет, но так ни разу и не выстрелил — все не мог навести прицел и одновременно спустить курок. — Давай же, стреляй! — плаксиво заныл в канаве брат Доминик, виконт вздрогнул, обернувшись на его искаженный ужасом вскрик. Монах куда-то тыкал дрожащим пальцем, а Персиво не мог заставить себя туда посмотреть. — Помоги мне, — справа сдавленно пискнула Люсиль. Персиво будто обмер, взглянув на нее. Зверь медленно крался к плачущей девушке, опустил к земле оскаленную морду, а с его смертоносных клыков капала ядовитая слюна. Люсиль, дрожа, отползла назад, вжалась в толстое дерево, и тихо молилась, роняла бессильные слезы. Стоит чудовищу хоть поцарапать ее — и виконт навсегда ее потеряет, потому как Люсиль обратится в вервольфа. — Нет! — виконт крикнул достаточно громко, чтобы зверь рывком повернулся и ощерился, увидав в нем добычу получше. Хриплый рык вырвался из чудовищной глотки, а виконт, кое-как сжав коленями оружие охотников, двумя руками судорожно дёрнул спуск. Зверь прыгнул с озлобленным воем, и тут же стрела, негромко свистнув, встряла ему в лоб. Тяжелая туша, рухнув, больно прижала виконту ноги, Персиво закопошился, выбираясь. На его одежды пролилась темная волчья кровь, и виконт не стал трогать ее, дабы не получить проклятие вервольфа. Люсиль тихо плакала, уронив на колени прекрасную головку, а над головой виконта разразился громкий крик: — Да ты прикончил его! Молодец! Охотник! Твой папаша будет гордиться тобой, виконт! Выбравшись из-под изгибающейся в конвульсиях туши, Персиво ощутил неприятную слабость. Ноги будто отнимались, и он, не найдя в себе сил встать, развалился навзничь лицом к холодным звездам, к колдовской луне, имеющей силу превращать христианина в волка. — Твой первый трофей! — рявкнул раскатистый голос, неподалеку свистнул меч, и на грудь виконту тяжело бухнулась отрубленная верволчья лапа. — Ай! — виконт резко сбросил с себя эту дрянь, а над ним нависал живой фон Кам, и все рявкал, рявкал о том, что Персиво получил охотничье крещение, что он не такой уж и слизень и еще что-то, что слегка безумный от суеверного страха виконт практически не слышал. На шее фон Кама виднелась страшная рана — глубокие следы волчьих когтей, и туника с кольчугой были сурово разорваны, замараны кровью. Человек был бы уже мертв, получи он такой удар, однако граф жутко не замечал своих ран, не видел, что кровь льется ручьем — и продолжал довлеть над головой виконта, мельтешить над ним и рявкать. — Вы ранены, мессир, — прошептала ему Люсиль, осторожно приблизившись, размазывая слезы по бледному лицу. — Пустяки! — отмахнулся фон Кам, пнув убитое виконтом чудище. Волчья шкура с него практически слезла, лицо из звериной морды сделалось человеческим — растрепанный мальчишка лет двенадцати, грязный и худой, как щепка. — Черт! И у этой твари пояса нет! — свирепо зарычал фон Кам, злясь из-за того, что никак не найдет первое чудовище. — Матье, — горько всхлипнула Люсиль, рванулась к убитому мальчишке-волку и на миг замерла над ним, закрыв ладонями лицо. — Люсиль? — виконт удивился, а девушка с рыданием бросилась на колени, обняла безжизненное тельце, подняв из травы простреленную голову мальчишки. — Это мой брат, Персиво! — взвизгнула Люсиль, прижав его к своей груди, качаясь на коленях, будто бы укачивала — как когда-то давно, когда он еще был совсем маленьким. Она не хотела замечать, что из раны течет кровь и пачкает ее ветхое платье, и сквозь плач тянула носом мотив колыбельной. — Мой брат, — повторила Люсиль, зарывшись лицом в спутанные темные волосы мальчишки. — Дюран изгнал меня из деревни за то, что Матье стал вервольфом. Он боялся, что ваши охотники все разнесут из-за меня… Бедный Матье! Люсиль горько плакала, обнимая своего непутевого брата, а Персиво топтался с чувством вины. С одной стороны, он пристрелил чудище, но с другой… — Послушай, фон Кам, а их никак нельзя превращать обратно, в людей? — тихонько спросил виконт у топтавшегося рядом с ним охотника. Кажется, он тоже жалеет Люсиль, а может и нет. — Нет, их можно только убивать! — свирепо отказался фон Кам, взмахнув мечом над головой Персиво. — Давай, слизняк, или помогай мне собирать трофеи, или не мешай! Полнолуние проходит! — рявкнул он, подняв глаза свои к луне, которая низко висела над лесом. — Как только пропоет петух — они исчезнут до следующей луны! За эту ночь мы всех должны убить! — А как давно ты узнала, что твой братец — вервольф? А почему об этом знал Дюран? — выбравшись из канавы, брат Доминик пристал к Люсиль, принялся навязчиво спрашивать, заглядывая в ее залитое слезами лицо. — Оставь ее в покое! — Персиво с раздражением отпихнул монаха, который мельтешил так, что впору было спятить. — Ты не видишь, что она страдает? — В этом деле много вопросов! — вкрадчиво заметил брат Доминик — грязный весь, покрытый зеленым липким мхом из сырой канавы. Люсиль подняла заплаканное лицо, и виконт невольно отвернулся, не выдержав укора в ее глазах. — Персиво, — всхлипнула девушка, поглаживая несчастного своего брата по голове. — Это были не разбойники. Это люди Дюрана, они хотели избавиться от меня. — Надеру Дюрану уши! — проворчал фон Кам, прежде чем виконт успел что-то ответить. Чувство вины не давало Персиво присесть возле Люсиль и обнять ее, хотя именно это ему больше всего хотелось сделать. Брат Доминик что-то недовольно ворчал, отряхивая грязную рясу, а фон Кам сварливо буркнул, забив в ножны меч: — Давай, виконт, успокой эту плаксу, — и кивнул на Люсиль своей растрепанной белой башкой. — А то я позеленею тут с вами, черт! — А… вы ведьмак? — глупо булькнул виконт, усилием воли заставив себя подниматься на ослабевшие ноги. Персиво с трудом повернул голову, и его взгляд замер на охотнике, на его ужасной ране, переходящей с шеи на грудь. Кровь уже не лилась ручьями, как пару минут назад — наоборот, глубокие следы когтей, будто бы, начинали затягиваться. — Да какой тебе ведьмак? — с раздражением плюнул фон Кам, схватил брата Доминика за шиворот и потащил за собой — собирать дурацкие трофеи. — Коней найди! — бросил он виконту, даже не оглянувшись. — Ведьмак, ведьмак… — бурчал он монаху, удаляясь. — Ну, скажи мне, я ведьмак? — Нет, — ответил монах, разворачивая на ходу мешок. У них полно мешков: много трофеев решили собрать. Эти люди до чертиков пугали виконта: ведут себя так, будто на уток или на кроликов охотятся, хотя вокруг, наверное, еще полно адских тварей. — Люсиль, я пойду, поищу коней, — прошептал виконт, мельком взглянув на девушку, которая до сих пор оплакивала брата, прижав его к себе. Люсиль не ответила, и даже головы не подняла. Хотя это, наверное, лучше, чем если бы она обвинила его в убийстве. — Я не могу оставить тебя одну, — Персиво пересилил свой стыд и присел рядом с ней, взял ее за руку, всю испачканную в крови погибшего брата. — Прости меня… Я не знал. — За что господь так карает нас, Персиво? — Люсиль с трудом оставила брата и встала, пошатываясь. Она заставила себя отвернуться от мертвого тела человечка, которому с младенчества заменила мать, ведь та слегла в горячке и, если бы не знахарь — отдала бы богу душу. — Мы разберёмся, что это за напасть, — тихо сказал Персиво, осторожно уводя Люсиль прочь от этого места, а она семенила, спотыкаясь, прижавшись щекой к его плечу. Вокруг чернел враждебный лес и жутко светила адская полная луна, собирая нечисть. Ее резкий свет освещал лишь открытые места, а под деревьями залегли непроглядные черные тени. Виконт шагнул с поляны в сторону и они с Люсиль погрузились во тьму, попав под сень раскидистого векового древа. И где тут в такой темнотище искать этого коня? Наверное, он ускакал к черту на рога вместе с проклятым ослом, и их уже сожрали настоящие волки. Вон, где-то далеко снова слышится приглушенный вой, который заставил Люсиль вскрикнуть. Невдалеке виднелись два силуэта: фон Кам как ни в чем не бывало бродил в высокой траве, методично срубая лапы не успевшим очеловечиться чудовищам, а брат Доминик ползал за ним и закидывал трофеи в мешок. За убитых вервольфов казна с ангельской щедростью отваливает золотые монеты — похоже, алчный гунн собрался урвать хорошенький куш. Еще раз прислушавшись к зловещим звукам леса, виконт услыхал приглушенные расстоянием крики осла, и на душе стало полегче: хотя бы он уцелел. Опасливо проводя за собой испуганную Люсиль, виконт небыстро двинулся на эти крики, и вскоре среди переплетенных ветвей заметил серого бедолагу. Ослик зацепился сыромятными поводьями за крепкую, разлапистую корягу и очень прочно застрял, не в силах ни сломать ее, ни разорвать поводья. — Тихо, спокойно, — негромко сказал ему виконт, осторожно подкрадываясь, чтобы отцепить поводья и вызволить животное из досадной ловушки. Осел злобно фыркнул, боднул головой и ударил копытами, показав, что не подпустит к себе чужака. Виконт уже хотел послать его к черту — пускай, Доминик его сам отцепляет. Но зловещий вой раздался снова — близко, слева — протяжно и страшно настолько, что Персиво похолодел. Даже осел и тот перестал брыкаться, застыл на месте и заткнулся, повернув безмозглую голову на вой. Неужели, это снова зверь? — Это они, — шепнула в испуге Люсиль, и рука виконта нащупала рукоять меча и сжала ее прекрепко. — Крошить блохастых собрался? — над ухом громыхнул язвительный голос и тут же превратился в гадкий смех. А Персиво непозволительно для охотника вздрогнул, решив, что зверь напал. — Нет, — ответил виконт, пытаясь сделать свое лицо бесстрастным. Фон Кам смеется над ним — подпер бок кулаком и заливается, второй ручищей удерживая под уздцы своего скакуна. И когда только он успел его отыскать? — О, нашелся! — сгибаясь под тяжестью полного мешка, брат Доминик кивнул лысой головой на застрявшего осла, который, дёрнувшись еще пару раз, затих и уныло опустил морду к земле. — Давай, виконт, снимай его и поехали отсюда! — Быстрее, а то его волк сожрет! — поторопил виконта фон Кам и ловко запрыгнул в высокое седло. — Придется брату Доминику пешком ковылять, имей уважение к служителям церкви! Подавив злость, виконт Персиво на цыпочках прокрался к ослу и подался вперед, чтобы схватить поводья и сбросить их с кривого, шипастого и толстого сука, за который они прочно зацепились. Однако едва потянул он руку, как гадкий осел взвился на дыбы и издал отвратительный, рвущий душу вопль, на который ближайшие волки сейчас же ответили воем. — Давай лучше я, Персиво, — отцепившись от виконта, Люсиль почти бесшумно скользнула вперед и без тени страха потрепала осла по загривку, тихо и ласково нашептывая что-то, чего не расслышал Персиво. «Колдунья», — промелькнула в голове виконта нехорошая мысль, когда ослик смирно встал и позволил девушке взять вожжи и отцепить их. — У моего отца есть осел, — прошептала Люсиль, отдав вожжи брату Доминику. — Такой же как ваш, брат Доминик. Я с детства умею обращаться с ними. Люсиль учтиво поклонилась брату Доминику и фон Каму, которого всерьез считала дворянином, и кротко отошла, опустив глаза к земле, как подобает крестьяке перед духовенством и знатью. — Видишь, виконт, крестьянка в команде полезней тебя! — заметил брат Доминик, с трудом впихивая на осла туго набитый мешок. — Ты даже коня не уберег! Пешком будешь ковылять! — добавил он, и, кряхтя, залез в седло. Виконт устыдился — и мыслей своих, и поступков — как мог он обвинить в колдовстве чистую девушку лишь за то, что она с детства привыкла обращаться с животными? Как мог он привести ее ко греху, вместо того, чтобы себя сдержать в прегрешениях? Щеки противно горели, в груди собрался ком. Хорошо, что темень вокруг и никто не видит, что виконт красный, как вареный рак. Особенно, фон Кам… — Позвольте мне посадить на коня хотя бы, Люсиль? — опомнившись, Персиво учтиво попросил, но фон Кам взглянул на него сверху вниз с ехидным прищуром. — У тебя был свой конь, но ты его профукал! — буркнул он, собравшись пишпорить своего скакуна, чтобы тот сорвался в галоп. — А я — рыцарь, а не извозчик! — Мой осел троих не потянет, — добавил брат Доминик, многозначительно кивнув на здоровенный мешок у себя за спиной. — Люсиль не сможет пешком идти по лесу! — вступился Персиво, чувствуя ее легкое прикосновение к своей руке. Виконт с достоинством выдержал убийственно едкий взгляд охотника и его смешки, и ехидное хмыканье. — Эх, ладно, сажай девку на коня! — фон Кам сдулся и разрешил, очевидно, подобрев от того, что монах насобирал ему полный мешок верволчьих лап. — А мы с Домиником на осле!