predator;

      Первый взрыв достается многострадальным ребятам из МИ-6. Что забавно, учитывая, что их агент два-нуля-семь не так давно благополучно расправился со всеми, кто мог бы покуситься на новую штаб-квартиру. Впрочем, Рыцари не стали злорадствовать на этот счет, а Артур продолжил посещения психотерапевта. В конце концов, пока его не просят, он не участвует в делах Службы.       Второй взрыв красивым фейерверком накрывает «Лондонский Глаз», но, к счастью гражданских, именно его выбрали своим местом отдыха молодые Ланселот и Галахад. Потери и ущерб максимально свели к минимуму; Мерлин, будь у него волосы, выдрал бы их все, ведь первые полчаса после взрыва оба агента не выходили на связь. Гавейн почти шепчет это пресловутое «красиво», просматривая записи вместе с координатором.       Кингсман и МИ-6 пытаются найти последовательность и предотвратить очередную трагедию, но третьего взрыва пока не происходит, а Мэннинг, почему-то, все равно ощущает едкую гарь в холодном лондонском воздухе.       Щелчок замка-карабина. - Давай, малыш, ты уже вполне самостоятельный, - снисходительно говорит мужчина псу, зная, что тому не взбредет ни с того ни с сего ломануться по улице без хозяина. Пропажу его он замечает в тот момент, когда отдает мелочь миловидной женщине, продавшей ему стаканчик крепкого кофе. Что ж, стоит благодарить их техническую службу и чипы, что были вмонтированы в ошейники каждой штатной собаке; на стеклах очков положение беглеца прекрасно отображалось. Он слышит собачий лай в одном из проулков и сворачивает туда, убирая ставшими не нужными очки в карман пальто. Пес найден, сейчас обзаведется обратно поводком и будет уведен домой. Только вот… Только вот… Он останавливается и вглядывается. Кремовая морда собаки покоилась в чьих-то руках, а высунутый розовый язык свидетельствовал о том, что такое положение вещей более чем приемлемо. Когда Артур уже собирается прервать эту идиллию, извиниться и позвать своего четвероногого напарника, тот издает короткий скулеж, а неизвестный, придерживая его, аккуратно укладывает тушу на запыленный камень. - Какого… - Гавейн шипит сквозь зубы, напрягается весь и сжимает в руке трость. Конечно, можно вытащить спрятанный в ней клинок и хорошенько припугнуть этого гада (а то и руки ему отрубить), но доктор говорил, что гнев – не решение проблемы. За сим, пара сломанных ребер будет достаточной мерой наказания. - Не беспокойся, mon chéri, твоя милая зверушка всего лишь поспит немного, а пока что у нас состоится дружеская беседа. – Незнакомец распрямляется, снимает темные перчатки и убирает их в карман блеклого серого пальто, наглухо застегнутого на все пуговицы. Ворот его был приподнят, но даже это не избавило Мэннинга от застрявшего где-то в горле хриплого вскрика, когда он поднял голову.       Нет никакой идеальной укладки – лишь спутанные вихры; бритье? – вместо него приятная щетина. На лице вроде бы и улыбка, но уголки губ все равно опущены, застыв в вечном выражении легкого разочарования, и глаза… эти глаза снились ему, эти глаза корили его за миссию в Румынии, за то, что он не последовал с ним. За то, что не прикрыл его спину. Но сейчас, видя их снова, такие живые, с полюбившимися искорками, Артур ловит себя на мысли, что с его чувством вины нужно будет что-то сделать. Позже, как только они поговорят. Мужчина старается не смотреть на аккуратный шрам, пересекающий лицо стоявшего напротив призрака, но в голове проскальзывает предательская мысль о том, что это делает лицо некогда павшего мужчины донельзя симметричным; в данной симметрии есть своя манящая, дьявольская привлекательность. - Ты должен быть мертв! – выходит резче, чем он хотел, ведь агенты Кингсман никогда не теряют самообладания, черт возьми. - Ох, мой дорогой мальчик… - Джеймс Спенсер произносит это с той своей интонацией, о которой Артур уже и забыть успел. Он буквально тонет в звуке его голоса, чувствует себя кроликом перед удавом – ни пошевелиться, ни выдавить толком слова. И когда пропускает резкий, молниеносный удар – какая скорость для мертвеца! – сипло гаркает и падает на колени. Следом, не медля, еще один. Плечо, солнечное сплетение, челюсть, подсечка, ребра, хруст пальцев под чужими подошвами – в какой-то момент Гавейн попросту перестает блокировать атаки и принимает их все, до единой. Упивается собственной горячей кровью, ощущает себя вновь живым под градом болезненных ударов, пропитывается его голосом. - Признаться, я немного разочарован, - бывший Ланселот тяжело выдыхает и небрежным движением руки поправляет упавшие на лоб пряди, - что ты не догадался о моем послании. - Послании? – Рыцарь хрипло усмехается, сплевывая кровь на асфальт и переворачивается на спину. Что ж, по его скромным подсчетам при лучшем исходе ему не видать полевой работы минимум пару месяцев. - Ну как же! – Джеймс чуть театрально повышает голос. – Выскочек из МИ-6 давно надо было поставить на место с этой их тупой преданности Короне, а не народу, а «Глаз»… Ну же, олененок, я-то помню, как ты боишься высоты. В голове Мэннинга то ли простреливает осознание, то ли боль от сотрясения, но, в любом случае, вот она - та самая закономерность, которую они все искали. Но… зачем? Почему Спенсер решил стать таким? Что им движет теперь? Насколько ненормальна теперь его голова? - И что, теперь убьешь меня? Ты за этим меня выманил, чтобы уничтожить все, что хоть как-то влияет на твои воспоминания? Жаждешь освободиться? – Он почти выплевывает это в лицо Джеймсу, когда тот присаживается рядом и почти бережно помогает ему приподняться, прежде чем с силой сдавить подбородок и заставить взглянуть в свои глаза. И тот огонек, который Артур ошибочно спутал с огоньком жизни, вдруг засиял геенной огненной. - Убить тебя? Нет, мой мальчик, ты ведь главная звезда моей пьесы. Но для начала я сделаю тебе очень, очень больно. В конце концов, ты прав, чтобы освободиться – требуется сначала уничтожить все, что сдерживает нас.