Мне стыдно? — Не стыдно!

Приготовления к празднику начались ещё задолго до его наступления. Мелисса писала торжественную речь, потом долго и нервно учила её, заперевшись в кладовке с наступлением сумерек. Ей, как виновнице торжества, в честь которой эту кашу и заварили, приходилось тяжелее всех. Для неё это было что-то вроде отчаянного глотка воздуха перед погружением, последний рубеж, за которым ждал только груз непомерной ответственности главнокомандующего и больше ничего. Будь на её месте я, то уже давно свихнулась бы. Но я была на своём месте. Ни особо оказанной честью, ни бесчисленными обязанностями меня не манали. Младшим классам Академии вообще обещали выходной, а вот нам он совершенно не светил – нам светили общественные работы на благо государства. Даже самым отдалённым районам Дельф, заросшим в пыли испокон веков, придавали подобие порядка, наводили блеск. Правда, в основном сие прекрасное начинание выражалось в подкраске бордюров и натягивании цветастых флажков между крышами, но уже одно это меняло вид улиц до неузнаваемости. – Как дела? – краем глаза замечая меня, Мелс отрывалась от бумажек ровно затем, чтобы с невероятным теплом и такой же невероятной грустью в голосе похвастаться. – Представляешь, они утвердили мой стратегический план на месяц. – А я... покрасила бордюр, – гордо объявляла я в ответ, поспешно проскакивая мимо её комнаты и деликатно умалчивая о том, что вообще-то ровно до половины, после чего бессовестно смылась из-под зоркого глаза старосты, чтобы успеть в маленькое кафе в Академгородке до закрытия, потому что самые вкусные яблоки в карамели продаются именно там и больше нигде. Во дворце я долго никогда не оставалась, потому что вскоре после моего побега туда приходил командующий Хаурес, а по совместительству директор Академии, с одной лишь целью оказать мне невиданную честь и лично навешать люлей за побег, попутно ноя о том, как задрало его моё распиздяйство. Шла я на чердак в дом Феличии-ноа, той, которая в свободное от Академии время носила длинные кружевные платья в пол и материлась, как сапожник. Там мы ели бутерброды с сочными листьями салата и дописывали домашку по истории Алмазного измерения. Возвращалась я только за полночь, когда Хаурес уже точно ушёл, все уважающие себя и крайне уважаемые духи рассосались по комнатам, и только у Мелиссы ещё горит свет в окне, потому что она никак не может запомнить эту невозможную речь. Можно было подходить и класть голову ей на колени, она погладит. Лето подходило к концу. Лето подходило к концу и вместе с этим близилось назначении Мелс и грандиозное празднество. – Если что-то пойдёт не так, вас пустят на лоскутки! Сами знаете, что мы всегда крайние, – орал глава Академического совета в пять часов утра толком ещё не проснувшимся студентам, бесстыдно выдернутым из кроватей, чтоб завершить последние приготовления к празднику. Мне, можно сказать, сильно повезло, потому что согласно плану дежурила я на площади, как раз под тем балконом, с которого будут пихать свои охренительно важные речи высокие чины и на котором Мелисса будет клясться в верности Совету, что делало его центром всех сегодняшних церемоний и, так сказать, сердцем празднества. Вот только этот едрёный балкон был настолько умопомрачительно высокий, что разумнее было бы забраться на какую-нибудь крышу, чтобы всё видеть. Но Хаурес бы меня за это кончил, потому что студентам Академии не пристало сигать по крышам. А ещё... если бы Мелисса вдруг захотела посмотреть вниз и найти меня, при всей её одарённости среди тысяч лиц – не сможет. Впрочем, до начала мы с ней так и не увиделись. А до старта основного мероприятия я на удивление быстро, несмотря на огромные очереди везде, даже успела сгонять за зефиром на палочке, который на ближайшие пару часов скучных государственных речей обещал стать моим единственным развлечением. Ну, если только кто-то огненравный не решит подраться в самый разгар мероприятия так интенсивно, что придётся разнимать. Снизу происходящее на балконе в действительности оказалось на изумление дерьмово видно, постоянно приходилось запрокидывать голову, отчего вскоре начала адски болеть измученная шея, и я бросила это дело. Все равно все болтали об одном и том же: про мир во всём мире, безграничную крутость Совета и его вооружённых сил. В сущности, к пятому участнику этой вакханалии я уже не ожидала не то что ничего хорошего, а просто уже ничего, но когда он заговорил, сердце у меня почти буквально пропустило удар. – Ирия! – и... оно само вырвалось! Я ожидала увидеть Воплощение Тьмы, но что будет и Владыка Тьмы, даже не подумала. Я так давно не видела его со всем этим праздником, когда в первую половину дня шли занятия в Академии, а во вторую мы вдохновенно малевали бордюры. И вот теперь он там, на этом высоченном балконе, такой живой и очуменно настоящий! В общем, короче говоря, оно вырвалось само и не должно было быть слышно в общем шуме толпы, но этот охрененный (в хорошем, наверное, смысле) идиот прервал то, о чем говорил, убийственно метко взглянул вниз и, лучезарно улыбаясь, помахал рукой. – А, привет, мисс Я-прогуливаю-занятия! Прямо. Посреди. Официальной речи. На мероприятии, важность которого давно вышла за пределы стратосферы. Да... Да где его мозги? Где его тормоза?! Выражение про ушедшую из-под ног землю я в полную силу испытала на себе. Они же теперь все на меня... Я спрятала лицо в ладонях, потому что не придумала ничего лучше. И на пол бы, наверное осела, потому что ноги перестали держать, только огромная толпа вокруг в эту перспективу не вписывалась. Мне стыдно? Не стыдно. Я только чувствую огромное безграничное счастье, потому что на самом деле очень по нему скучала. *** Внизу сверкал огнями город, расцветая в опустившихся сумерках, продолжался праздник, музыка едва доносилась сюда вместе с ветром. Я краем уха слышала, что меня искал Хаурес. Да к чертям Хауреса, меня искала Эрефия, что в десять раз страшнее. Думать об этом не хотелось. Я сидела на перилах закрытой смотровой площадки с бутылкой мохито в подмёрзших пальцах, и думала о том, что город отсюда как на ладони, и все, и Хаурес, и Эрефия, они в его масштабе такие незначительные. Правда, если они все-таки узнают, что я здесь, размеры моих синяков готовы будут это опровергнуть. – Ты правда всё это чувствуешь? Каждую улыбку? Каждый вздох? – неуверенно пробормотала я под нос, согревая пальцы дыханием. – Да. – Ох, мать! – я аж подскочила, чуть не свалилась с перил, и напрочь испортила этим всю романтику момента. – Откуда ты здесь? Как ты... – Я же говорил тебе, – Ирия изобразил лукавую таинственную улыбочку, мягко, но настойчиво отбирая у меня бутылку. – Я везде. И я действительно всё это чувствую. Дай глотнуть. Везде, но в особенности там, где мохито. Интересно, каково это? Как, чувствуя всё это, можно быть сдержанным и расчётливым сухарём, которого так хочет видеть на его месте Совет. – Я такая бестолковая, – пожала плечами, искоса проглядывая на Владыку Тьмы. – Не видела сегодня Мелиссу. Как она? Такая красивая, наверное... Такой сильной стала. – Не надо быть тем, кем не хочешь, – отрезал Ирия, делая глоток. Он не понимает, о чем я спрашиваю. Он понимает, о чем я спрашиваю. Но не говорить же ему, что я из другого мира. Из мира, в котором всё так предательски сложно, и без разрешения какого-нибудь Хауреса ты не можешь быть вообще никем. – А, плевать на это всё! Я резко свесилась с перил, подаваясь навстречу ветру, чем жутко напугала своего наставника. – Эй, ты чего, ты куда? – он дёрнул меня за шиворот, одним движением развернув к себе, и будь я чуть повыше ростом, ему сейчас стало бы очень больно, потому что я бы уткнулась носом аккурат в печать на его груди. Ветер затихает, и мир на самом деле оказывается очень простым. Я только что мысленно в очень грубых выражениях послала и Хауреса, и Эрефию, и всё Алмазное измерение. О, они бы на яд изошли, узнав какая у меня сейчас дурная голова, и как мне кайфово. От этих мыслей я начала подхехекивать, как душевнобольная, а кончилось всё тем, что рассмеялась и хохотала так долго, что Владыка Тьмы в конце концов ко мне присоединился. – Так в чём дело? – осведомился он, когда внезапный приступ наконец подутих. – Все так хорошо, Ирия, – пробормотала я, обнимая его за талию, потому что до шеи не доставала. – Ты такой хороший. Где-то далеко внизу, в городе, продолжается праздник, и с ветром едва-едва доносятся сюда звуки музыки. На нас падает небо. Всё хорошо.