***
В***
От привычного спокойствия не остаётся и следа. Мотылинка мечется по палатке, не в силах держать себя в лапах. Камышинник умирает! Молодой воин, глашатай, которого она помнит ещё малым котёнком! Мотылинка не хочет в это верить, как не хочет слышать разговоры воителей, расположившихся слишком близко к месту её обитания. Ей чудится, что они делают это специально, чтобы заставить её помочь раненому. Мотылинка понимает, что это всё совсем не так, но отогнать смутные подозрения не в силах. «Я могу помочь ему», — думает она. — «Более того, я хочу этого. Но позволит ли мне Невидимая Звезда сделать то, что кажется правильным мне, а не ей?..» Заслышав знакомые шаги и учуяв запах, Мотылинка садится на своё место, обвивает лапы хвостом и прикрывает глаза. Ничто не должно выдать её беспокойства и стремления помочь, которое так неугодно новой предводительнице. Она топчется на пороге, не решаясь зайти. Мотылинка внутренне напрягается, ожидая, когда же войдёт Невидимая Звезда. Но ещё более ждёт бывшая целительница слов её. Повелит ли она присоединиться к Ивушке или… или. Мотылинка надеется, что именно это она услышит. А если не это, то всё равно придёт на помощь Ивушке. Конечно, слово предводителя — закон для всего племени, но если коты будут гибнуть, то кто станет соблюдать законы? Да и невозможно это — сидеть целителю, пусть и бывшему, в тёмной палатке, сложив лапы и опустив голову. Место его — около больного или раненого соплеменника. Невидимая Звезда входит в палатку медленно, шаг за шагом. Мотылинка чувствует её страх, отчаяние, неуверенность и в то же время яростную решимость. Кажется, дело плохо. — Мне было видение, — начинает Невидимая Звезда, тщательно подбирая слова. — Мотылёк, только что освободившийся от кокона, но уже знающий, как летать… Это было о тебе, Мотылинка. Ты должна вернуться на пост целительницы, на своё место. «Спаси моего сына», — читает в потемневших от горя синих глазах предводительницы Мотылинка. — Разве старейшины могут вернуться на посты, которые занимали ранее? — притворно удивляется она. Невидимая Звезда переминается с лапы на лапу и, кажется, собирается сказать ещё что-то, но Мотылинка не даёт ей и слова сказать. — Я вернусь на пост целительницы, но не ради тебя. Я вернусь, чтобы помогать своему племени. Мотылинка бросается к выходу, распугивает сидящих около её бывшей палатки воинов, чуть не сбивает с лап какого-то оруженосца, успевшего только пискнуть от неожиданности. Притормаживает только около входа в палатку целителей. В нос сразу же ударяет неприятный запах крови. Мотылинка слышит бормотание Ивушки и тяжёлое дыхание Камышинника. Когда она буквально влетает в палатку, Ивушка с трудом отрывает взгляд от раненого глашатая и обречённо шепчет: — Он совсем плох, у меня ничего не получается… — Это мы исправим, — обнадёживает свою бывшую ученицу Мотылинка и внутренне содрогается, когда опускает взгляд на страшную рану. Бедный Камышинник, как он вообще жив остался… — Он у нас ещё здоровее всех будет, вот увидишь! Ивушка шмыгает носом, но быстро берёт себя в лапы. Мотылинка делает глубокий вздох, а потом приступает к работе, и вторая целительница помогает ей во всём. Они работают слажено, как будто читают мысли друг друга. «Как я скучала по этому», — отстранённо думает Мотылинка. В итоге они обе падают без сил, но жизнь Камышинника явно вне опасности. Ивушка приваливается к пушистому боку старшей целительницы. — Кто ты теперь? — спрашивает она после недолгого молчания. — Та, кем и должна быть, — отвечает Мотылинка без раздумий. — Целительница, конечно. — Вот и славно, — зевает Ивушка. — Мне без тебя совсем никак. Мотылинка хмыкает. — Иди спать, — говорит целительница. — А я посторожу Камышинника, мало ли что. Ивушка сонно кивает и, едва дойдя до своей подстилки, падает на неё без сил и засыпает. Мотылинка глядит на неё, качает головой и ухмыляется по-доброму. Её бывшая ученица кажется ей малым котёнком, несмотря на то, что та уже выросла и закончила обучение. Целительница садится около раненого глашатая, зная, что просидит так всю ночь. Камышинник дышит глубоко, спокойно, ничто не тревожит его сон. «Рано мне ещё на покой, к старейшинам. Я всё ещё нужна своему племени.»