Твердыня

Столь наивен и нежен, что кажется, ты здесь убьешься, Только в мире никто не захочет тебе навредить. Ты впервые ступаешь сегодня под сень Форменоссэ, Той твердыни моей, что и валар не дам покорить, Легок шаг твой, глаза - красотою омытого неба Словно лаской по серым камням и по свежей резьбе, Хоть узор не окончен и линии остры, как стрелы, Его смысл, я думаю, ясен и мне, и тебе: Свет звезды, чьи лучи устремятся наверх, в бесконечность, Пламя рук, одаренных природным талантом творить, Жар желаний и чувств, что на ярость способны обречь нас Или сладостным медом заветную ночь озарить. Я вернуться, как видишь, уже никогда не намерен, Пусть изгнание ранит безмерную гордость мою, Унижение - в ярость и страсть, я себе буду верен, Поднимусь еще выше и света здесь больше пролью! Содрогнутся от пламени елью покрытые горы, Здесь и валар, и даже сам Эру ему не указ! Что же ты не дрожишь, обозрев моих мыслей просторы? Испугайся, беги, не прости мне гордыни сейчас! Осторожно ступая, подходишь все ближе и ближе, Тянешь руки ко мне... Арафинвэ, ох Эру, зачем? С твоих губ так наивно срывается: "Тише, ну, тише..." Будто кроху решил успокоить на мягком плече, Так просительно, мягко глядишь: "Обними, Феанаро", Все же видят... Но что тебе! Впрочем, здесь нет чужих глаз. Я ловлю твои руки, и ты улыбаешься жару, Я бы обнял сильнее, но позже, без взглядов на нас. От твоей простоты незнакомо стесненье приличий, Но ты знаешь о каждом единственно верную суть, Даже в яростном, в самом жестоком и гордом обличьи Я не трону тебя, незабудка, таков уж твой путь, Чтобы в самое темное сердце войти без опаски. Что ты делаешь, Арьо, с любым, даже будь это я? Может, валар твердыню мою покорить не удастся, Но тебе нет нужды покорять... Я впускаю тебя.