Tokyo meow

      Сайко смотрит Урие в фиолетовые, в любой ситуации спокойные до невозможности, глаза и чувствует, как по телу растекается вязкое стеснение. Хочется куда-нибудь забиться и не вылазить. Никогда-никогда! И именно это она и делает, укрываясь целыми днями в комнате на верхнем этаже. В её маленькой собственной крепости со всегда открытыми дверями.       Но каждый раз, выползая оттуда, она чувствует его пристальный взгляд. Старательно изучающий. Пронизывающий. Слегка собственнический. Сайко ёжится. Ей кажется, что всегда невозмутимый Урие втайне над ней смеётся.       Сайко не понимает его. Хотя ей очень хочется. Урие не такой, как она. Урие напористый, деятельный. Урие стремится стать лучше (а может, просто получить похвалу). Он старается быть нужным. Сайко старается просто не быть обузой.       Сайко упускает тот момент, когда между ними что-то меняется. Она всё чаще остаётся верной своему безделью. Только уже не у себя наверху, а на диване, рядом с ним, в общей гостиной. И Урие всё больше придвигается к ней. Невозмутимо. Каждый вечер миллиметр за миллиметром.       Сайко лениво переворачивается на живот и сладко зевает. Диван становится её самым любимым наблюдательным пунктом. Она может часами ничего не делать и смотреть на облака за окном. Может прожигать свою жизнь дальше, упираясь взглядом в мелькающие кадры на ТВ. Но больше всего Сайко любит наблюдать за другими обитателями своего дома. Наблюдать как Маман на кухне, напевая глуповатую песню, готовит покушать. Как Урие, постоянно чересчур серьёзный, задумчиво прожигает в нём дырку, думая о чём-то своём. Как Муцуки, словно собака-охранник, занимает свой извечный пост возле Маман и не отходит от него ни на шаг. Старается не пропустить ни малейшей детали в его поведении. Движениях. Эмоциях. Сайко кажется, что Муцуки чересчур на нём зациклен. Но она считает, что это не её дело.       С её появления в общей гостиной, напротив, в кресло, всё чаще плюхается Ширазу. Он как обычно выглядит точно большой сгусток тёплой энергии. Согревающей, позитивной. А ещё настоящей юлой, не имеющей кнопки «pause». Он допытывается до неё и пытается как-то расшевелить, вторгаясь в её плывущее умиротворение. Сайко брыкается и отнекивается. (Маман из кухни просит, чтобы они были потише). Хотя на самом деле глубоко внутри она рада. Она чувствует, как становится непосредственной частью их дружной команды. Ей весело. Она любит Ширазу. Но не так как его извечного соперника-друга с хладнокровными глазами.       Урие злится. Ему не нравится этот фарс. (Не нравится, когда Ширазу начинает лезть к Сайко.) Урие не нравится шум, который устраивает этот неуравновешенный рыжий. (Урие хочет выслужиться перед Маман и получить свои заслуги.) Он просто даёт затрещину противнику, заставляя прийти в чувства и заткнуться. И ему нисколько не жаль обиженно надувшегося друга. (Ну, может, совсем немного вины всё же есть.)       Урие осторожно опускается на диван рядом с Сайко. Он не может сказать что это: уважение или нечто другое, — что именно становится причиной его защиты. Он просто знает, что рядом с ней ему спокойно. (А ещё так никто больше не посмеет к ней подойти.)       Сайко склоняет голову набок. Ей всегда интересно, о чём он думает. Урие мало выражает свои эмоции. Сайко нравится за ним наблюдать. За его красивым профилем. За его грациозными движениями. Стройным телом. Сайко вздыхает и смотрит на свои излишние округлости. Она знает, что выглядит не ахти. В моменты таких мыслей она прикрывает свои голубой и красный глаза. И когда она не видит, Урие едва уловимо щурится и про себя усмехается. Она не ахти. Но почему-то она его интересует.       Всё всегда происходит почти одинаково. Каждый вечер. Это своеобразный ритуал. Хлопает входная дверь, и раздаётся приятный всеми любимый (нет) голос. Ширазу стремглав радостно бросается встретить вошедшего. А Муцуки недовольно хмурится. Сайко лень вставать с нагретого местечка. Она знает, что может поприветствовать любого одним своим тёплым голубокрасным взглядом. Все будут вполне довольны. Урие смотрит на возникший у входной двери балаган и закатывает глаза. (Они слишком шумные!)       Все наедаются до отвала. Кроме Урие. (Это просто глупо.) В доме наступает временное затишье. Муцуки ютится на краю дивана, сладко посапывая, притесняемый развалившимся кверху брюхом Ширазу. Урие раздражается и мысленно хочет пристукнуть товарища. Пускание слюней из открытого рта не очень приятная картина. Они с Сайко единственные, кто всё ещё не спят. Это ещё один ритуал. Пока никто из домочадцев не видит.       Сайко пропускает тот момент, когда между ними не остаётся и миллиметра. Они сидят холодными зимними вечерами, тесно прижавшись друг к другу, думают о чём-то своём и наблюдают, как за окном падают белые хлопья.       Для них становится вполне нормальным, пока никто не видит, утыкаться друг в друга лбами. И иногда тереться друг другу о шею. Урие задумчиво смотрит в голубой и красный глаза. (С его точки зрения, это самые красивые глаза на свете.) Он кладёт голову ей на живот и засыпает. Чтобы проснутся раньше всех и сделать вид, что ничего и никогда не было. И Сайко всё понимает. Она нисколько не обижается. Это их маленький ритуал. Их тайные идиллические отношения.       Сейчас Урие спит. И Сайко тоже. Но сквозь сон она часто слышит тихие голоса из кухни. И всегда почти один и тот же разговор.       — Этот дрянной Муцуки меня ненавидит!       — Успокойся, Тоука-чан, он просто ревнует! — Маман смеётся, пытаясь обнять жену, но получает лишь тычок в бок. Сайко фыркает во сне. Они как всегда.       — И ты не считаешь это странным? Мы живём вместе уже почти год! Как ты вообще справлялся с ними один? Ширазу больной на голову. Мне кажется, когда-нибудь он таки разнесёт наш дом! Урие вечно с постной миной. Даже не притронешься! Муцуки постоянно на меня кидается! Единственный, кто из них нормальный, это Сайко! Она милая… Её хотя бы обнять спокойно можно…       Тоука чувствует, как её прижимают к широкой груди сильные руки. Чувствует, как этот засранец над ней усмехается. А ещё чувствует поцелуй в шею и успокаивается.       — Мне кажется, ты слишком близко принимаешь это к сердцу, — он умиротворённо улыбается. — Они всего лишь кошки.