it's not so bad

На грохот падающей из рук Куинни посуды Тина даже не оборачивается. Это стало частым явлением в последнее время. Куинни любила Якоба и была готова отказаться ради него от магии. И первое, что она хотела сделать — это научиться без магии готовить. Ее нежные пальцы покрылись шрамами от порезов и ожогов, которые Тина каждый вечер заботливо смазывала заживляющим зельем. Но сейчас Тине не до забот младшей сестры. Она гипнотизирует газетный разворот, повествующий о финале Первенства страны по кводпоту. Завтра. Они напишут об этом завтра. Может, через день, если мадам Президент все же даст аврорату еще немного времени. Так или иначе, очень скоро все магические газеты Америки взорвутся колдографиями сбежавшего в очередной раз преступника Геллерта Гриндевальда. Тина прикрывает глаза. Маленький дом, почти хижина в чаще леса. Ориентир — название маленького городка, каких в Штатах великое множество. Она знает дорогу, она может пройти ее шаг за шагом, ведь он доверился ей. Тина думает, что ей нужно многое взвесить. И хорошо бы принять решение в тишине. На кухне в очередной раз что-то падает. Старшая Голдстейн идет на звук и некоторое время смотрит на то, как Куинни с завидным упрямством сражается с непокорным тестом. Похоже, они обе решили не искать легких путей. В ответ на эту мысль в голове всплывает такая яркая картинка, словно это ее собственные воспоминания — дорога и приметный приветственный плакат: «Сome as you are». Тина улыбается. Куинни берет нож и принимается за яблоки. *** Геллерт слышит, как осыпается купол защитных чар, покрывающий его убежище. Это невозможно, и все-таки он слышит. Как будто ворох хрустальных снежинок тихо опустился на землю. Странное сравнение. Но хуже то, что он продолжает лежать на полу и придумывать плохие поэтичные сравнения, когда к дому уже подобралась армия. Побег отнял у него столько — и магических, и физических — сил, что все время, проведенное здесь, он почти не двигается. Только лежит на твердом полу из полированных сосновых досок да пялится в потолок, наблюдая как пауки без устали плетут свою паутину в углах балок. Они все-таки нашли его. Так неужели он сдастся без боя? Геллерт встает на ноги легко, как мальчишка. И крадучись подбирается к окну, держа наготове волшебную палочку, отобранную при побеге у одного из охранников. Вишневое дерево, перо феникса — явно не его стиль, но большого выбора не было. За окном он видит не армию аврората. Он видит Тину Голдстейн. Уставшую Тину Голдстейн, что сидит на стволе поваленного дерева и смотрит на дом. Рука с палочкой медленно опускается. Это было в одну из ночей, что они провели как любовники. Как Тина и как Персиваль Грейвз. Она расспрашивала его о местах, где он бывал в Европе, о днях проведенных там. Геллерт сошел с этого скользкого пути и рассказал ей об охотничьем домике, спрятанном в лесу. О высоких соснах, о ковре из иголок, скрадывающем звук шагов. О ветре, приносящем запах озерной воды. Тина в ответ улыбалась так робко и мечтательно, что Геллерт вдруг преподнес ей подарок, на которые был скуп во время их романа. Он сделал ее Хранителем. Выходит, теперь ему придется за это расплачиваться. На допросах в МАКУСА, когда его расспрашивали о жизни в образе Грейвза, он никогда не упоминал о Тине Голдстейн. Разумеется, молчала и она. Но после побега ее гражданское чувство ответственности могло перевесить стыд и неловкость. Она раскрыла его тайну. Но если так, к чему весь этот спектакль, где же бравые бойцы аврората, почему она одна на поляне перед домом, неужели ею прикрываются как щитом — злые быстрые мысли следуют одна за другой, внахлёст, пока он делает шаг от окошка к двери и выходит под козырек крыльца. Тина вздрагивает от скрипа двери и вытягивает шею, пытаясь рассмотреть его, стоящего в тени. Здесь никого нет, понимает Геллерт. Никого, кроме Голдстейн, как всегда поступающей наперекор здравому смыслу. Он выходит вперед, к свету. Пусть видит, что тот, кого она искала — не Персиваль Грейвз и никогда им больше не станет. *** Геллерт бледен, его выбеленные волосы сияют в солнечном свете точно корона, один рукав некогда белой рубашки покрыт коркой засохшей крови, что напоминает Тине о мантиях королей. В руке — направленная на нее волшебная палочка. Тине страшно. Идущий навстречу маг может лишить ее жизни в любой момент, стоит только дернуться. Она даже не успеет сказать, зачем пришла. Он подходит совсем близко и вот уже украденная палочка приподнимает подбородок, заставляя ее взглянуть Гриндевальду в лицо. У него гетерохромия. Правый глаз светло-голубой, радужка левого — золотисто-коричневая. Тина забывает все: долгую дорогу, сомнения, опасность, исходящую от человека, которого она нашла. Забывает о прижатом к шее оружии. Она просто смотрит ему в глаза, зачарованная этой неправильностью, этой, как ей кажется, борьбой света и тьмы. Геллерту через палочку передается пульсация бьющегося сердца девушки, что глядит на него с тем же выражением, что смотрела на Грейвза. — Я могу сохранить тебе жизнь, Тина. — Звук собственного голоса пугает даже его — хриплый, скрипучий. — Не так уж плохо, — отвечает она и заправляет за ухо отросшие волосы. Геллерт убирает палочку. Глупо угрожать, когда тебя совсем не боятся. Повисает пауза, во время которой двое не отрывают друг от друга глаз. — Всегда. — Геллерт вдруг усмехается. — Всегда там, где быть не должна. — Я… — Замолчи. Не говори ни слова, просто поворачивай назад, в Нью-Йорк, и уповай на то, что никто не узнает об этой твоей поездке. Тина поднимается с упавшего дерева и вдруг оказывается самую чуточку выше одного из самых могущественных волшебников столетия. Оба непроизвольно хмурятся, отмечая этот факт. — Я пришла в аврорат два года назад. В то же время, когда мистер Грейвз вернулся из Европы. Иными словами, я никогда не знала этого человека, не так ли? — Позволь отметить, что я очень достоверно играл его роль, — Геллерт складывает руки на груди, — очень много узнаешь о человеке, в чьем теле прячешься столь долгий срок. Тина склоняет голову на бок, недоверчиво смотрит на собеседника. — Ты рассказывал мне о том, как ребенком плавал под парусом по морским волнам. Но настоящий Грейвз вырос на Среднем Западе. — Тина. — Ты гладил меня по волосам и рассказывал сказку о трех братьях, пока я засыпала у тебя на плече. Ты… — Отправил тебя на казнь! — обрывает ее Гриндевальд. Тина дергается как от удара. Она помнит то чувство безграничного ужаса и парализующего бессилия. Временами она видит ту белую комнату в кошмарах. Но она готова заплатить и эту, непомерно высокую цену. Знаменитое упрямство сестер Голдстейн. Геллерт вдруг касается ладонью — незнакомой, чужой ладонью — ее лица и проводит подушечкой большого пальца по ее верхней губе. Такой знакомый — до дрожи в коленках — жест. Тина прикрывает глаза и кладет свои пальцы поверх его, желая сохранить мгновение. *** Гриндевальд видит, как уверенность в собственной правоте вытесняет в Тине сомнения и нервозность, как она расправляет плечи и смотрит на него почти с вызовом. Он чувствует, как течет магия. Особая, дарящая исцеление и покой. Тина конечно права — рядом с ней он всегда притворялся чуть меньше, добавляя в слова и поступки больше своего, а не позаимствованного у Грейвза, характера. Он поддается желанию и касается ее нежной щеки, губ, линии подбородка. Она закрывает глаза и удерживает его ладонь. Геллерт не понимает ее. Ни капли. — Откуда тебе знать, что ты права? Она улыбается, опущенные ресницы трепещут. — Даже если я ошибаюсь… Это не так уж плохо. Когда их губы соприкасаются, это кажется правильным. Это кажется вполне привычным.