Try to try again To hear yourself again from time to time
Тяжело вздыхаю, подпираю голову рукой. Сейчас ночь. Наши кони пасутся недалеко, и мы, по идее, должны спать. Да только не спится. И не только потому, что моя королевская спина не привыкла к твердой земле, но и потому, что ты во сне выглядишь чертовски привлекательно. Не помню когда это началось, но милым я тебя посчитал при нашей первой же встрече, ну, когда я отобрал у тебя книгу. До сих пор не знаю, где ты ее взял, и до сих пор мне немного стыдно за это. Вернее, не то, чтобы мне, будущему королю было стыдно за мелкий просчет, но когда ты заплакал, стало очень противно от того, что я сделал. И еще, тогда ты, в первый раз напомнил мне его. Я предпочитаю не называть его имя даже про себя. Когда это делают остальные, или даже я сам, становится почти физически больно. Роберт. Прикрываю глаза, мягко вздыхаю, облокачиваюсь о ствол дерева, и, словно пытаясь навредить своей и без того поломанной психике, прокручиваю твое имя в голове ещё раз. Ты всегда был моим счастьем, моим солнышком… Одно твое имя уже само по себе такое мягкое и теплое… Успокаивающее. Конечно, в детстве я не понимал, и относился к тебе, как к брату, но спустя десять лет раздумий о нас, о твоей смерти, я понял, что это было нечто большее. Я очень любил тебя, Роберт… Но почему-то, в последнее время у меня ощущение, что прошлое не так важно как будущее. А всё из-за тебя, Генри. Из-за тебя я со временем забываю о Роберте, и, как бы эгоистично это не звучало, заменяю его тобой. Твои глаза… Как они прекрасны. Когда я понял, что вместо того, чтобы выбирать себе будущую королеву, безостановочно вздыхаю по глазам своего соперника, мне хотелось разбить себе лицо о стену. Но со временем я понял, что в этом нет ничего плохого. Мне нравятся твои волосы, они такие мягкие… Легко улыбаюсь и нежно провожу рукой по твоему лицу, загоняя непослушную прядку волос за твое ухо. Ушки тоже милые, аккуратненькие… И руки. Жаль, что в перчатках. Вернее, нет, здорово конечно, что ты не превратишься в чудовище, но я очень хочу увидеть твои руки, проверить, такие ли они, какими я их себе представляю... И еще мне нравится твое тело… На этой мысли все-таки не выдерживаю и сильно бью себя по лицу. До чего докатился! В очередной раз томно вздыхаю… И не могу сдержать ехидного смешка в сторону самого же себя. Просто блеск. Вздыхаю по неразделенной любви, словно сопливая девчонка! …Мне очень хочется, чтобы ты ответил. Не обязательно взаимностью, это странно в конце-концов, хотя не думаю, что ты что-то в этом понимаешь… Но я хочу, чтобы ты просто хоть как-то отреагировал. Накричи на меня, ударь, пожми плечами, скажи, что любишь Розу, или ненавидишь меня… Что угодно! Но, умоляю, не молчи! Это заставляет меня не спать ночами, метаться из стороны в сторону, ненавидеть себя еще больше за то, что случилось с Робертом, за свой эгоизм… Но ты не можешь не заметить, как я смотрю, на тебя, как восхищаюсь тобой… Ты же внимательный! Да, я оскорбляю тебя, отпускаю колкие фразы, заставляю дерзить и обижаться… Но ты видишь мои глаза? Мне кажется, что они говорят яснее чего-либо! Ну-же, Генри, догадайся!.. Опустив взгляд на твое умиротворенное лицо я не могу сдержать нежной улыбки. Ты первый, кто заставил меня улыбаться за эти десять лет! Я еще несколько мгновений смотрю на тебя, вспоминая все то, через что мы прошли вместе, бросаю короткий взгляд на уже не такие далекие разноцветные скалы и наконец-то ложусь, на траву. Мне все равно, что ты мне скажешь. Просто скажи, что я хоть чем-то был полезен… Что я сыграл хоть какую-то роль в том, что мы зашли так далеко! Пожалуйста, Генри. Догадайся, ты же умный!***
— Ты бы в жизни сюда не дошел. Слова резанули по ушам, больнее клинка. Отвечать не хотелось. Да и нечего было. Я ему не нужен. Из последних сил я спрыгнул с коня и повалился на траву, которая больше не казалась такой уж неудобной. Взгляду, правда открылось не синее небо, а чудные, и по-своему прекрасные радужные скалы. Достичь которых Генри смог бы и без моей помощи. — Мне надо отдохнуть. — Выдавил я, стараясь подавить хрипотцу в голосе. — Я так больше не могу. — Можешь. — Раздался откуда-то сверху твой звонкий, любимый голос. — Отец говорил, что… Еле сдерживаю раздраженный вздох. Отец, отец, отец… Он, очевидно принес в твою жизнь больше пользы, чем я… Снова чувствую себя эгоистом, потому что завидую тебе из-за того, что у тебя есть любящий отец, и завидую ему потому что ты его тоже любишь. Я знаю, что так и должно быть. Что моя зависть не имеет смысла. Что у тебя есть право иметь близких людей, а я что-то заявлять по этому поводу не смею… Но… Мне даже не грустно. Я думал, что твои слова о моей ненужности разорвут мое сердце на кусочки, но вместо этого я не ощущаю, в принципе, ничего. Мне уже все равно. — Странника ради, замолчи. — Так же грубо, как и всегда, отвечаю я. — Надоело слушать пересказ книги «Сборник лучших изречений моего отца». — Нет такой книги. Еле слышно фыркаю. Эх, Генри, Генри… — Как и слова «шутка» в твоем словаре. Поднимаю глаза на собеседника и оглядываю с ног до головы, останавливаясь на лице. И все-таки, ты слишком похож на него. Я не знаю, почему. Но это не может быть совпадением. Может, твои глаза, может, улыбка, движения, или способ мышления… А может это просто мое больное сознание пытается вернуть его, ставя тебя на чужое место? Кто знает, может все наше приключение мне только кажется, и сейчас я, в предсмертной агонии, метаюсь по кровати, а отец подыскивает новую королеву, готовясь заменить наследника. А может, все это странная, бессмысленная реальность, и Роберт прямо здесь, со мной, и мы с ним действительно дошли до Разноцветных гор, как и хотели… — Дай Снежку хоть полчаса отдохнуть. — Надо отвлечься ото всех этих мыслей. Если Генри, мой личный призрак Роберта, сказал, что я ему не нужен, да будет так. Надо только заставить его заснуть, чтобы я исчез из его жизни, так же незаметно, как и он когда-то из моей. — Трава на вид вкусная. Я уже и сам готов ее попробовать. Меня останавливает только чувство королевского достоинства. — Вовремя же я заменил «эгоизм» на это словосочетание, прозвучало бы слишком прямо, хотя для Генри моя личность — не секрет. Он прекрасно меня знает. Затем призрак Роберта ложится на землю и закрывает глаза. Я смотрю на него в последний раз, все никак не могу наглядеться… Но когда мерное дыхание сменяется тихим сопением, неохотно поднимаюсь с земли, ловко запрыгивая на Болдера, и направляю его в сторону скал. — Что ж, и вот снова только мы с тобой. — Мягко хлопаю коня по щеке, и легонько, но властно бью его по бокам, приказывая двигаться. Если Генри говорит, что я ему не нужен — пусть разбирается сам. Если говорит, что он, Эдвард, не способен решить проблему с каким-то жалким пожирателем кур — моя самовлюбленность возразит ему. Если скажет, что не любит меня… Я не знаю. Впрочем, пока он этого не сказал, и пока мне все равно. Если ты скажешь, что любишь меня, как соратника, и не понимаешь, как может быть иначе, значит ты не догадался. А если ты не догадался — значит ты тупой. Тупой из тупейших, Роберт.Try to try again To hear yourself again from time to time