Nasty

- Мы изменились. Где-то далеко, за окном, бушует ночная гроза. Синоптики передавали ураганный ветер, молнии, гром – полный набор для грядущего апокалипсиса. Но все это ожидает крупные города, сюда же доходят только отдельные порывы и отблески света. В ночном темноте, в тишине старого дома, оно добавляет лишней ирреальности происходящему. Скрипучие половицы местами просели, изогнулись, устраиваясь на своем месте поудобнее. Лестница на первый этаж частично обрушилась, оставляя хлипкую дорожку наверх. Обои повисли неряшливыми хлопьями, где-то по второму этаже на цыпочках бродил неуправляемый ветер – ведь стекол в окнах наверху давно уже не стало. - И как тебе эти изменения? Остался диван – пыльный, продавленный, полумертвый – перед останками телевизора. Что с тем случилось, взорвался ли он, или же просто сгорел – останется загадкой. Не для этой ночи. Вспышки за окном набирают обороты. - Мне… Не хочется сравнивать, - лицо Айзека выхватывают из сумрака только погодные причуды снаружи. Неподвижный, с нечитаемым выражением лица – словно греческая статуя, которой некий странный художник решил придать красок. Для этого места у него слишком чистый и аккуратный плащ. - Страшно? - Нет. Просто мы – другие. Сидящий на диване Стайлз хмыкает и впервые поднимает голову, чтобы посмотреть на своего собеседника. Как и все окружение, он словно скован тишиной и неподвижностью. Грязь, копоть и что-то еще, покрывающее кожу, почти закрывает собой родинки на лице. С каждой вспышкой сверкают только глаза – свет задерживается в них на настолько короткое мгновение, что кажется иллюзией. Но реальность куда сложнее. - Так странно получилось, знаешь, - он усмехается и поднимает ближе к лицу собственные руки в попытках рассмотреть. Сбитые костяшки, обкусанные ногти, грязные ладони. От этого уже не отмыться. Пальцы подрагивают, выдавая усталость. Айзек у окна вздыхает, но молчаливо ждет продолжения разговора. - Я хотел тебе сказать многое. Ну, помнишь, когда все только начало происходить… В памяти все отпечаталось накрепко, более того, проигрывается в голове раз за разом. Встреча всех этих «проводников», неловкое знакомство, разделение, препятствия на пути, совершенствование. Поцелуй и внезапная, но не настоящая, смерть. Гнев, нестабильность, желание уничтожать, ярость, смерти, собственная смерть… Огонь. - И что мешает? Огонь повсюду, куда не посмотри. Трещит на останках дома, прыгает по одежде гостя, облизывает пальцы собственных рук, шумит в голове. Шепчет, шепчет, шепчет, шепчет… Сухо, хрипловато, надменно. Регулярно. Стайлз сжимает кулаки и криво усмехается. Свет очередной вспышки в его глазах окрашивается в оранжевый, адский, и потухает слишком медленно. - Я убил их. Огонь торжествующе шепчет, но притихает, стоит двинуться уже собеседнику. Ближе к окну, на слабый свет, с тихим шелестом одежды и очень свежим ароматом одеколона. В Айзеке остается что-то, пусть и странное, но настолько чертовски располагающее, что Стайлзу хочется скулить. Еще пару месяцев назад он бы просто расплакался, вспоминая, как в огне, созданном им, горели все остальные. Остекленевшие глаза Скотта, отражающие пламя; корчащиеся в агонии тени Питера; трескающаяся и осыпающаяся земля с Дерека. Все исчезло. Все погребено под руинами. Пальцы у Айзека прохладные, а для слишком горячей щеки Стайлза – обжигающе-ледяные. Любимец Ангелов смотрит секунду, смотрит другую, считывает ответы прямо так. Стирает большим пальцем особенно темное грязное пятно и, также молча, разворачивается. Уходит. Стайлз прикрывает глаза, ощущая, как внутри поднимается прежнее чувство голода; жажда что-то делать. Не хотелось бы применять силу по отношению к… Другу? - Самое смешное в этом, - Айзек тормозит на выходе, косясь через плечо, - Что они все – живы. Он уходит из дома прочь. Здесь все когда-то начиналось – их знакомство, их странноватое обещание. Здесь они еще были все вместе, не разделенные ситуацией и личными желаниями. Они были, как бы, командой. Теперь же, они остались просто одинокими, полусумасшедшими бродягами, способными уничтожить мир под корень или поднять его до прежних высот. Айзек идет по улице, смотрит на обгорелые остовы зданий и думает о многом сразу. Он может. Способности позволяют. Тень за спиной куда больше, чем сама фигура Проводника. Крылья со временем только окрепли. За спиной, посреди сожженного до основания города, раздается отчаянный рев. Он перекрывает шум грозы вдалеке, и вспышку молнии на горизонте почти не видно из-за взметнувшегося к небу огненного столба. Последняя ниточка в прошлое исчезает за считанные секунды. Феникс был последним в списке. Можно начинать новую игру.