Ночь не время для врагов

      Когда тебе шестнадцать лет, безумных юных, воспетых писателями и кинорежиссерами шестнадцать лет, ты не спишь по ночам. Ты переписываешься в чатах с такими же бессонными соплеменниками, или, решившись на упоительный, клокочущий в венах риск сбежать из дома, танцуешь с девушкой из своей teen dream под дурацкие попсовые песни-однодневки на вечеринке какого-то безликого «Гэтсби», такого же шестнадцатилетнего и не спящего, как и ты.        Или, черт с ним, может быть ты паинька и действительно плаваешь в звездных морях снов, но точно не сидишь на кухне, наряженный в сияющие доспехи, с тяжеленным двуручником в руках, смотришь на своего заклятого врага, нервного, мерцающего во тьме зеленым фосфором нечеловеческих глаз, и ожидаешь удара Рока с минуты на минуту.       Став охотником на троллей, Джим Лейк привык ко всякого рода дикостям, фактически выработал иммунитет безразличия к сияющим порталам, к тому, что учитель или помощница стоматолога могут оказаться яркокожими клыкастыми тварями, к городу троллей под землей и прочей подобной волшебной несуразице. Но этот иммунитет оказался бесполезным аксессуаром, чем-то типа синеглазого оберега на запястье, когда посреди ночи в двух шагах от дома его схватил за руку бледный до цвета погребального саванна мистер Стриклер и попросил защиты.       «Ты ведь не хочешь, чтобы вместе с моей жизнью Ангор Рот унес ещё и жизнь твоей матери, юный Атлант?»       Двуличная манипулятивная дрянь.       Металл меча пел жаждой крови в мальчишеской ладони. Снести Стриклеру голову ко всем чертям было делом одного движения кистью, но Джим сжал гнев в кулаке, отсчитал до ста и, бросив дышащее раздражением «Заходите», открыл дверь, приглашая чудовище внутрь.        Они сидели на кухне. Мужчина с молочным разливом седины на висках и шестнадцатилетний мальчишка в доспехах. Тролль-перевертыш и охотник на троллей, вынужденный защищать своего врага. Фарс ситуации настолько ощущался в воздухе, что Джим не удержался и раздраженно фыркнул. Стриклер бесил его одним своим присутствием, безмолвным, напряженным, покровительственно скрытым тьмой, но все ещё ощутимым. Его тощая сутулая фигура обернулась тенью исполинского черного грифа в углу комнаты, одни очертания и ничего больше. Падальщик. Чертов падальщик-перевертыш. Сломать бы твою тонкую шею.       Почувствовав перечное жжение ненависти в груди, Джим отвернулся к окну, стараясь не смотреть на Стриклера, и, слава мраку, у него это неплохо получалось. Он замер весь в ожидании Ангор Рота, каждая мышца в юном теле была напряженна до предела, пальцы разъедала боль, так крепко он сжимал меч. Но прошел час, долгий, тянущийся как вечность, прошел второй, а безжалостное чудовище, будто сбежавшее из египетской Книги Мертвых, так и не появилось.       Часы отбили два ночи. В темноте с тихим щелчком загорелся крошечный огонек. Мерцающего язычка бледно-желтого пламени хватило только чтобы осветить паучьи пальцы, держащие переливающуюся металлом зажигалку, и сжимающие сигарету тонкие губы. Щелчок и пламя исчезло.        - Дайте мне тоже сигарету, - неожиданно даже для себя сказал Джим. Он никогда до этого не курил, но, в типичном подростковом подражании Голливуду, давно хотел попробовать. Ему казалось, курящие парни выглядят взрослее, загадочнее, привлекательнее в девичьих глазах. Этих их томно-уставшие взгляды, тяжелые табачные выдохи, выражение лица так и говорящее каждой чертой «я веду сложную жизнь»… Господи, да что в их жизни может быть сложного?! Сложно сражаться с двухметровыми каменнокожими чудовищами и спасать два мира за раз! Именно он, Джим Лейк, великий охотник на троллей, вел такой образ жизни, что стоило бы выкуривать по две пачки в день.       - Не рано ли тебе курить, юный Атлант? – заботливо поинтересовался Стриклер, насмешливо мигая во мраке зелеными глазами, и от первого же звука его голоса, издевательского, полного напускного участия, у Джима сперло дыхание от ярости. Он хотел сказать что-то желчное, что-то эквивалентное удару кулаком по мерзкому лицу, но мысль его перебил стук приближающихся шагов. Инстинктивно, не успев подумать, мальчишка вскочил со стула и направил меч в темноту, а темнота лишь рассмеялась ему в лицо и костлявой рукой, очерченной рукавом горчичного пиджака, протянула сигарету.        Чувствуя, как алый цвет горячо разливается по щекам, Джим, мгновенно убрав меч, сущее доказательство его нервозности и страха, вырвал сигарету и, невольно подражая мужественно-безразличным киногероям, попытался прикурить от услужливо предоставленной зажигалки. Стриклер замер на расстоянии вытянутой руки, насмешка на его лице, освещенном лимонным отблеском огня, была отчетлива, как посмертная маска.       Какой бес его, Джима, за язык тянул просить что-то у этого поганого перевертыша! Стоит теперь, надменно смотрит сверху вниз, фальшиво изображает заботливого учителя. Бесит, бесит, бесит!       Пальцы с сигаретой нервно дрожали. Джим неумело попытался вдохнуть больше огня, и вдруг горячий никотиновый дым обжег горло до позорного кашля, до непрошенных, едких слез. Джим закашлялся, съежился всем телом и совсем не сопротивлялся, когда Стриклер забрал у него сигарету из подрагивающих пальцев, лишь замер в ожидании, когда тот раздавит его гордость вместе с бледным тлением табака. Но, сдвинув свою сигарету в уголок острых губ, Стриклер прикурил отобранную, легко, спокойно, настолько привычно, что без труда представлялись его изъязвленные легкие и кровавый кашель. Хотя, может быть для троллей курение не так опасно. Едят же они всякую дрянь.       - Держи, - Стриклер вернул Джиму сигарету и, затянувшись, тихо выдохнул с дымом, - Барбара убьет меня, если узнает, что я позволил тебе курить.       - Непросто позволили, а самолично дали сигарету и сами же… - желчно парировал мальчишка и прикусил язык на полуслове. «И сами же прикурили», - хотел сказать он, но отвратительное осознание этого факта встало поперек горла колючим комом. God damn, он, этот чертов Стриклер, ведь касался своими губами его сигареты, кажется, даже слегка прикусил зубами фильтр. Черт подери...       Пальцы Джима била рванная дрожь, пока он подносил сигарету ко рту, словно дуло револьвера, снятого с предохранителя, заряженного русским риском на пять зарядов из шести. Смертоносный фильтр замер в миллиметре от губ. Он не может, не может этого сделать! Да его вывернет от одного прикосновения! Но едкий химически-зеленый взгляд очерчивал каждое его движение, и Джиму не осталось ничего, как, нацепив самое безразличное выражение лица, зажать сигарету меж подрагивающих от отвращения губ и затянуться. Ментоловый дух приятно охладил горло, заколол язык легкой сладостью, напоминающей мятную карамель. Возможно, это дело самовнушения, но, выдохнув сизый дым во тьму, Джим почувствовал странное успокоения. Неуместная роскошь, когда с минуты на минуту ждешь пришествие убийцы.       Они стояли рядом во тьме и курили. Мутная бирюза лунного света освещала Стриклера почти так же ярко, как солнце, и, делая перерыв между затяжками, Джим не мог удержаться и смотрел на него, своего меланхоличного врага с опущенными под тяжестью прошедшего дня плечами и полуприкрытыми глазами. Если забыть все обиды, то это просто уставший человек с горькими тенями печали на узком лице. Просто человек, и его длинные, тонкие, как паучьи лапы, пальцы сжимают тлеющую мятой сигарету меж первых фаланг среднего и указательного, очень слабо, угрожая пожаром. Просто человек. Нет. Просто перевертыш, прикинувшийся человеком. Нельзя позволять ночи и жалости перевирать память о его прегрешениях. Когда падет Ангор Рот и рухнут узы, за ними вослед полетят осколки камней, которыми обернется Стриклер после удара мечом.       Но пока только пепел падал в забытую на подоконнике кружку с изображением какого-то пестрого супергероя. Часы показывали первые часы нового дня. До рассвета так же далеко, как им от врагов до друзей.