Шахматы

Свет отрубило во всём квартале. Авария на распределительной подстанции. Угораздило же их застрять в маленьком городке, где по воле случая родился Бутч Уокер. (1) — В Роме будем пить ром, — поржал Дин, но всё же купил виски. В тридцать семь лет трудно изменить привычкам. В Джорджию их привело рядовое дело: трое убитых весьма экзотичным способом домохозяек — их, в прямом смысле слова, разметало по всему дому. Одним словом, весело. Дин ставит на призрака, Сэм не спорит. Призрак так призрак. Дин помнит, что это такое — уже, блять, радует. В памяти Сэма еще свежо воспоминание об Юрика-Спрингс и потерянно смотрящем на него брате. (2) И вот в мотеле, да и во всём квартале, отрубается электричество. Они только кинули телефоны и лэптоп на подзарядку, как внезапно темнота поглощает маленький тесный номер. Динов телефон жалобно пищит и, мигнув экраном, вырубается. У Сэмовых гаджетов дела ничуть не лучше: заряда ноутбука хватит минуты на две, телефона — на пару часов, и то если поставить его на режим экономии. Сэм спускается на ресепшен, торчит там около десяти минут и, вернувшись, мрачно сообщает: –Какая-то авария. Они попытаются провести сеть в обход или что-то вроде того. — Кто — они? — уточняет Дин. — Электрики. — В голосе Сэма сквозит глухое раздражение. — Не тупи, пожалуйста, мне хватило Арканзаса. (3)– И вдруг совершенно неожиданно добавляет: — Пойду пройдусь. Сэм быстро выходит из номера, не дав брату вставить и слова. Дин остается в темноте один — чертыхается, почему-то шёпотом, хватает забытый Сэмом телефон, отключает энергосбережение и до последнего играет в Angry Birds: мелкая месть, но всё же. Сэм возвращается примерно через час. Осторожно, стараясь не запнуться, заходит в номер, возится в прихожей и чем-то шуршит. Дин, привыкший к темноте, видит, как Сэм расставляет на столе какие-то… столбики? — Свечи, — поясняет Сэм. Дин думает, что он чертов телепат, и ухмыляется. — Еле отвоевал в круглосуточном супермаркете. Там такое столпотворение, тебе и не снилось. — Сэм чиркает зажигалкой, подпаливая фитильки. — Увел последнюю упаковку из-под носа какой-то бабули. — Как не стыдно, — говорит Дин, и Сэм уверен, что брат лыбится, жаль, что в темноте не видно. Свечи, одна за другой, загораются, тускло освещая комнату. — У нас прям романтика сегодня, — не выдерживает Дин. — Да, Саманта? Боже, да он это прозвище уже лет пять как не вспоминал. Сэм хмыкает и улыбается. Ровно до того момента, как видит свой разряженный телефон. — Какого хрена? — взвивается он, и от его добродушия не остаётся и следа. — Какого. Хрена. — Я не при делах, — Дин пытается не заржать в голос, но у него плохо выходит, — серьёзно, он сам… сдох на полёте Бомбы. — Ты мне теперь должен, — сообщает Сэм и роется в сумке. Его голос до странного спокоен — не к добру. Дин хмурится, когда брат достает — нет, только не это, ну! — шахматы. — О, нет-нет-нет! — Дин протестующе взмахивает рукой. — Я спать. — Да брось, это время даже детишки не ложатся! — в глазах у брата искрами вспыхивают смешинки — Ты мне должен, Дин. Одну партию, ну же! Он раскладывает на столе доску и расставляет фигуры. Дин обреченно вздыхает и, громко фыркая, всё же подтаскивает стул, берёт два стакана с маленького трюмо и разливает виски. Они играют в камень-ножницы-бумага на право играть белыми, и, как обычно, побеждает Сэм. (4) Он уделывает Дина в четыре хода, начиная с пешки на Е4 и заканчивая ферзём на F7. (5) Сэм удивлённо смотрит на брата и выдаёт: — Чувак, да это же детский мат. Ты точно в норме? — Детский мат, Сэмми, это когда ты в три года бегал по дому Бобби и радостно орал «пиздец». Отец был в восторге. И от кого подхватил? — Не помню. — Сэм упрямо поджимает губы, не давая улыбке расплыться по лицу. — Может, от Руфуса? — Да чёрт тебя знает. А это, — Дин рисует рукой дугу, — это разминка. Ещё партию? — Азарт вспыхивает внутри, как сухая трава на солнцепеке, — надо отыграться. — На желание? — брат демонстративно отворачивается, и Дин пускает в ход самые веские аргументы. — Никакой стрижки. Никаких бургеров. Давай, соглашайся! Ты сам всё это затеял, ну же! — Ладно! — сдаётся Сэм. — Одна партия, без… без поддавков и прочего. Хорошо? — Да-да, я понял. — Дину жизненно необходимо выиграть и загадать чёртово желание. — Я понял, давай, камень ножницы, ну же. И теперь побеждает Дин. Сэм, кажется, немного удивляется. Дин смотрит на доску и, наконец, говорит: — Пешка на e4. — Пешка на e5. Сэм с негромким стуком ставит фигурку на клетку. В комнате тихо, полный штиль — окна закрыты: на улице дождь и сплошная мутная темень. Свечи горят ровно, пламя подрагивает, лишь когда кто-то из них взмахивает рукой или говорит. — Пешка на d4. Сэм задумывается, берёт ферзя и долго вертит его в руках. Дин, ждущий ответного хода, смотрит на брата: в тусклом мерцании свечей лицо Сэма выглядит мягче, моложе, черты утрачивают резкость и остроту. Сэм словно сбрасывает десяток лет, и слова, которые Дин не хочет произносить, неожиданно срываются с языка. — Ты тогда сказал, что завидуешь мне. — Что? — Сэм словно возвращается из сна, ставит ферзя на место и переставляет пешку. — d4. — Он убирает с доски белую фигурку. — Ферзь на d4, — быстро реагирует Дин и замолкает, до последнего надеясь, что брат не расслышал его слов, но Сэм, конечно же, начинает болтать: — Да я… позавидовал. Забыть всё. — он усмехается и трёт переносицу, — Наверное, в этом есть смысл. Конь на с6. Слушай, Дин, а ты… Ну, если бы у тебя была возможность, забыть не всё, а что-то одно. Что ты бы… Дин смотрит на брата, как на конченого придурка, и делает ход: — Ферзь на a4. Сэм, давай не будем, ну… — выходит беспомощно и звучит просьбой. Чёртов братец, чёртов, чёртов Сэм. Сэм вновь берёт ферзя, крутит фигурку в длинных пальцах. Одна из свечей гаснет и Сэм отмирает: — Надо поторопиться, у нас мало времени. (6) Конь на f6. Они молчат, и, когда это становится невыносимым, Дин ломается: — А что бы ты забыл? Будь у тебя шанс? Дин тут же прикусывает язык, и это не метафора — чуть ли не до крови врезается зубами и жалеет о том, что спросил. Он знает ответ. Одно из двух: или клетка, или… Сэм низко опускает голову, словно задумываясь. Тусклый свет скрадывает брата, укутывает его тенями. Наконец, Сэм распрямляется и отвечает: — Стэнфорд. Если бы у меня был выбор, я бы забыл Стэнфорд. — Почему? — У Дина будто заканчиваются слова: он непонимающе глядит на брата и может выговорить лишь это глупое «почему». — Это была иллюзия длиной в четыре года, Дин. — Сэм горбится, складывается, как бумажный человечек, становясь меньше, тоньше, хрупче. — Нормальная жизнь… еще и девочка погибла. Хорошая девочка. Я же знал уже тогда — вернусь. Семья, да. А потом ты как снег на голову. Дин почему-то думает, что здесь уместней звучало бы «удобно подвернулся», а не «снег на голову». Дин думает, с каких это пор Джессика стала просто «хорошей девочкой». Одиннадцать лет назад она лишила Сэма сна на полгода. Дин до сих пор помнит, как брат мучился кошмарами — «Джессика» сквозь стон, сквозь крик. Джессика. Джессика. Джесс. Блять, пожалуй, он это бы тоже забыл. — Дин? — Конь на c3. — Дин торопливо переставляет фигурку. Сэм поджимает губы: он ждал откровенности на откровенность, а получил лишь предательский ход конём. — А ты, Дин… — Ходи, блять, уже! — Выходит грубо и резко, но ничего: Сэм простит. — Пешка на d5, — говорит он и переставляет фигурку с каменным выражением лица. Вот сука! Дин молчит, упрямо глядя в стену, но, когда ещё одна свечка с треском гаснет, произносит: — Я бы забыл Лину Харвелл. — И передвигая фигурку, добавляет. — Слон на g5. — Пешка на e4… — машинально отвечает на ход Сэм, а потом неверяще усмехается: — Что, серьёзно? Капитана черлидеров? — брат всегда отличался хорошей памятью. — Блондинка. У неё были брекеты и… — Брекеты и гольфы в сине-белую полоску. Я облажался, да. — Дин картинно морщится и прижимает пальцы ко лбу. — Она затащила меня в подсобку и попыталась…ну ты понял. Но брекеты… Было больно. — Да, это действительно… стоит забыть… — Сэм хохочет, говорит прерывисто, то и дело захлёбываясь воздухом. Они смеются, сидя друг напротив друга, и внезапно комната тонет в ярко-красном свете: рекламная неоновая вывеска напротив окна их номера вспыхивает, почти ослепляя. Дин вздрагивает от неожиданности, а Сэм замолкает и… Блять. Сэм пригибается. Дин мог бы списать это на испуг, но нет, нет, чёрт возьми, именно пригибается, резко наклоняется вперёд, тут же выпрямляется и затравленно смотрит на Дина. Дина вдруг накрывают два противоречивых желания: врезать Сэму и крепко прижать к себе. Он не делает ни того, ни другого, просто продолжая сидеть. Сэм замирает, как кролик перед удавом. Оба молчат, а потом Сэм сглатывает и тихо спрашивает: — Твой ход? Я пока посмотрю… — Он не договаривает, срывается с места и щёлкает выключателем. Ничего не происходит: видимо сеть в мотеле еще не налажена. –Конь на e4. — Голос Дина звучит оглушающе громко. Сэм подходит, садится обратно, отпивает виски и доливает себе до полного стакана. Тишина давит, забивает ватой уши, застревает в горле. — Это… — хрипит Дин и кашляет, прочищая горло. — Это был молоток, да? — Что? — Сэм удивлённо вскидывает брови, хотя прекрасно понимает, о чём говорит брат. — Что ты… — Не смей мне врать! — взрывается Дин, вскакивает и, уперевшись ладонями в стол, нависает над шахматной доской. — Не смей! Сэм непроизвольно отшатывается, но быстро берёт себя в руки, тянется к доске и нарочито медленно переставляет фигурку. — Ферзь на е7. Сядь, пожалуйста. — он старается говорить спокойно, но в конце голос предательски срывается. — Прошу тебя. Это слабый ход, и Сэм бы никогда такого не допустил, если только… Чёрт, вот чёрт! Сэм ждёт, что Дин перевернёт доску и хорошенько приложит его лицом об стол, но брат просто падает обратно на стул, сдувается, словно воздушный шарик. Сэм на секунду теряется: он не ожидал такого, это, чёрт возьми, неправильно, Дин, он бы… — Да. — Слова не хотят складываться в осмысленные предложения, и Сэм говорит коротко, рублено. — Это молоток. Не Стенфорд. Блять, Дин, я… Дин молчит, Сэм не может разглядеть его лицо, как ни старается. Сэм вглядывается что есть силы, а Дин берёт ладью и медленно переставляет её с клетки на клетку. — Рокировка. — Голос словно вспарывает воздух. — Я плохо помню. Словно кто-то меня задвинул на окраину вселенной, и я смотрел какой-то дурацкий фильм. Несвязанные отрывки. — Дин… — Сэм не успевает закончить начатую фразу: Дин его перебивает — кажется, он знает все, что Сэм хочет сказать. — Я был. Меня не было. Но молоток и твоё лицо, когда ты приставил нож к моему горлу, я помню очень чётко, Сэм. И это… Блять, нет, хватит! Ходи уже, стервец! Сэм долго молчит, глядя куда угодно, кроме как на брата. — Ферзь на e4 — Сэм нервничает и снова делает необдуманный ход. Он поднимает глаза на брата. — Я знаю, Дин. Я знаю, не ты. Это не было тобой, я… Мне… — Продолжай. — Мне снится, что Кас… не успел. Я просыпаюсь и думаю о том… о том, что бы ты сделал. Не ты, нет! — Сэм мотает головой. — О том, что бы я позволил сделать с собой. Ведь остановить тебя можно было, только убив. Дин… — Сэм сжимает пальцы в кулаки, и тут же разжимает их, вцепляется в рубашку, сминая ткань. Дин смотрит на брата нечитаемым взглядом и переставляет фигурку. — Ладья на d8. Шах! — Дин порывисто встаёт, но тут же садится обратно, останавливаемый рукой Сэма. — Не надо, Дин. Не надо. Дин выдыхает, протяжно и громко. Тишина становится почти осязаемой. — Ты выиграл, — тихо говорит Сэм. — Ещё два хода, и ты выиграл. — Он встаёт, одним движением сметает фигуры с доски, собирает шахматы и убирает сумку. Сэм, не раздеваясь, ложится на свою кровать и заматывается в покрывало и одеяло, на манер гигантской куколки. Словно это спасет его от него самого. Дин ещё долго сидит, вслушиваясь в тишину, пытаясь уловить дыхание брата, но в номере тихо. Дин идёт к своей койке, но внезапно изменяет маршрут. Он садится на кровать к Сэму, выпутывает его из одеял и, нагибаясь невозможно близко, шепчет прямо в ухо: — У меня есть желание, раз я победил. Сэм молчит, не реагируя — игнорируя. Не пытается вывернуться, как в былые времена, не посылает на хрен или куда подальше. Не говорит про спирали. — Я хочу… — продолжает Дин, заставляя себя говорить спокойно, — я хочу, чтобы ты поверил. Это был не я. — Я знаю, Дин, — тут же отзывается Сэм. — Я знаю. — Знать и верить — не одно и то же. — Дин носом утыкается Сэму в затылок.— Не одно и тоже.