Рок-ведро

— Так, ребята, — начал известный телеведущий свою речь, вводя в курс дела двух не очень дружных братьев перед съемкой, — я подношу ведро, вы суете в него головы и кричите пару строк из своей самой известной песни. — Я на тебе, как на войне! — ни секундной не думая, ответил Вадим. — А нахера? — вклинился Глеб. Долгая пауза повисла на съемочной площадке. — Ну, по традиции, ребят! — ответил Иван. С самого приезда на съемки настроение у братьев было не на высоте. Они то и дело грызлись и кидали друг на друга презрительные взгляды. Вадим был так рад, когда получил приглашение на это шоу, что не скажешь сейчас. Тогда он и представить не мог, что все случится вот так. Он знал что рядом будет Глеб, но не предоставлял, что будет так сильно хотеть ударить младшего в и без того помятое табло. Глеб же, основной депрессивный персонаж на этой встрече, желал скорее оказаться дома на диване. Но ничего не поделаешь, приходилось улыбаться и скрывать ото всех свое полное безразличие. Раз уже на месте, то надо поговорить «на чистоту», посидеть, сняться до конца и смыться. Общаться друг с другом ни у одного не было желания, и все время братья держались поодаль. Сценарий был прочитан каждым лишь раз и забыт напрочь, решили импровизировать. Ургант при каждой встрече расспрашивал Вадима и Глеба, не желают ли они вернуть группу и почему им не нравится эта идея. Отвечали парни не то, чтобы грубо, но им явно не нравилось подобные вопросы, так как было видно что они их достали. Ивану же очень не нравилось то, как Глеб отзывается о том периоде времени и как Вадим натянуто спокойно отвечает, что счастлив оставить позади Агату Кристи. Оба смотрели друг на друга как на нечто отвратительное и с трудом согласились провести рядом некоторое время. В общем, сейчас, стоя перед камерами, меньше всего на свете каждому из братьев хотелось оказаться рядом с другим братом так близко, как того желает на самом деле. — Так, давайте! — подал знак Иван, когда музыканты встали около него, — мотор! Он поднес ведро, Самойловы склонились над ним в готовности сделать то, что требовали, если бы не произошло совершенно неожиданное. Ургант, злобно усмехнувшись, придвинул ведро ближе к моськам братьев, и не слабо ударил снизу коленкой. Ведро с распростертыми объятиями впустило ничего не ожидающие головы музыкантов внутрь, только вот назад уже не выпустило. Они, сразу почувствовав неладное, постарались вылезти, дабы переубедить себя, но все попытки покинуть ведро не увенчались успехом. — Я что-то не понял, что за херня? — совершенно откровенно спросил Глеб, оттягивая голову из ведра, что вызвало немало визга Вадика. — Как на войне они! — проворчал Вано, — Да это поклонники как на войне день ото дня после вашего распада! — ответил телеведущий, ударив рукой по своей нехитрой «ловушке», вызывая звон в ушах братьев. — Что? — крикнули оба, придя в себя от звона. — Выпусти нас отсюда! — продолжил недовольный Вадик, лапая ловушку. — Подумайте над своим поведением, мальчики! — наиграно кокетливо ответил им ведущий, шагая к двери. — Ну Вань, ну выпусти нас, ты же хороший, — запел Вад, протягивая руки вперед. Если бы он сейчас поймал вот этими руками Урганта, то придушил бы и не моргнув. — Ищо чо! Только если вы признаете, что роспуск Агаты был глупым решением! — был непреклонен Иван и, выходя, закрыл за собой дверь и выключил свет. — Падла последняя, вот ты кто! — выругался в след ушедшему знакомому Глеб, — Ну, что будем делать? — Не имею ни малейшего понятия… То, что ведро было без дна, чтобы камера могла снимать, можно считать огромным везением для братьев, не иначе. Благодаря этому, у них была возможность дышать. Найдя на ощупь диванчик, они приземлили на него с трудом свои задницы. Из-за застрявших голов, комфорта никакого не было, они то и дело кряхтели, да стонали от боли. Но и это их не отвлекло от основных мыслей: «ЧТО ВСЕ ЭТО, БЛЕАДЬ, ЗНАЧИТ?» Они не раз встречались с Иваном вне сцены и всегда относились к нему как к хорошему знакомому и это было взаимно. У него никогда не проявлялись при Самойловых садистические наклонности. Данный случай был обоим сродни удару под дых. Да и фанатом Агаты он, судя по тому, что говорил как-то раз, не был. Но судя по всему остальному, очень даже фанател. — Это ведь все по твоей вине… — начал Глеб, не упуская попыток вылезти. — Ну конечно! — воскликнул Вадик, ударяя кулаком по ведру, от чего у обоих зазвенело в ушах, — Не строй из себя безгрешного, братец! — Хочешь сказать, что я виновник, тому, что мы с тобой застряли в этом блядском ведре? — продолжал вопить Самойлов младший. — Попрошу не обобщать, в этом ведре только одна блядь! — держал культурно свои позиции старший, — и, к твоему сведению, это не я! — Если бы мы тут не грызлись, давно бы уже выбрались… Оба озлобленного стихли. И это казалось лучшим выходом из ситуации в которой они очутились. Иначе бы они просто поубивали друг друга. Спустя несколько минут, ютиться в и без того до боли давящем ведре стало невозможно. Младший Рудольфович начал странно быстро и рвано дышать, у старшего началась паника на фоне сбитого дыхания брата. Беспросветная темнота еще больше нагнетала. — Эээ, — протянул Вадик, стуча по ведру со стороны брата по заточению, боясь, что у того вновь начался приступ клаустрофобии, — Глеб, спокойно! — Иди нахер, это не одышка, я просто хочу чихнуть, но не могу… — ответил Глеб и в этот момент как раз неудачно чихнул. От боли оба заскулили и поспешили хвататься за голову. — Ургант, ты садист! — пискнул Глеб, в надежде, что тот услышит. Спустя еще минут десять, настало привыкание. И оба брата начали чувствовать себя неловко щека к щеке друг к другу и, дабы отвлечься, пытались придумать способ, что бы выбраться, перебирая самые нереальные варианты. Каждый из Самойловых прекрасно помнил времена былой запредельной любви, несмотря на то, что пытались доказать обратное. Тесные контакты как сейчас вызывали у обоих приятные до дрожжи воспоминания о днях и ночах, в которые они наслаждались друг другом. При очередном витке памяти, щеки Глеба начали гореть. И чтобы унять себя, он чисто машинально прижался к Вадику, приобнимая его руками. — Руки! — спокойно сказал удивленный Вад, чувствуя тепло чьих-то ладоней на своем теле. Чьих именно, сомнений не было, — мне и так жарко от твоего раскаленного как сковорода лица, — И тогда у младшего созрел гениальный план. — Вадь, а что, если мы застряли здесь навсегда? — дрожащим голосом, начал Глеб, ерзая в ведре, причиняя неудобство и себе и Вадику. — Тогда я тебя прикончу, — ответил он, — А если не прекратишь ворочаться, я тебе прямо сейчас оторву голову! — Мне страшно! — затрясся сильнее наш «актер», — А что, если нас не смогут вытащить из этого ведра?! — Ээ, Глебушка, только давай без паники, акей? — Вадим схватил брата за потную ладонь, другой рукой надавил двумя пальцами на запястье, чтобы считать пульс. Что бы его участить, много ума не надо, и сейчас старший Самойлов мог только испуганно присвистнуть от количества ударов сердца брата, — Черт! — пискнул Вад «Не хватало мне еще с ним в таком состоянии застрять в одном, мать его, ведре!» Мужчина хорошо помнил несколько приступов паники брата, которые он застал, и не желал повтора. Глеб смиренно молчал, часто дыша и едва сдерживая смешки. Вадим от всего этого, начал вновь впадать в панику. — Ну пожалуйста! — взмолился старший, крепко сжимая ладонь младшего, — Глебсон, спокойно, все будет хорошо! Не заставляй меня это повторять, придурок! Ты же знаешь, что ни смотря ни на что я… Глеб вздрогнул понимая о том, что хотел сказать Вадим. Совсем забыв о роли, сжимая ладонь брата, отвечая ему, на некое подобие ласки он замер. — Вот же сука последняя! — заматерился Вадик, обращая внимание на внезапно замершего младшего и отпуская его руку, — Какой был во всем этом смысл? — нечаянно пихая брата, возмутился обиженно он. Легкое дуновение ветра могло повалить братьев, а уж толчок — подавно. Именно поэтому они оба пошатнулись и шлепнулись на пол друг на друга. Вновь оба заскулили от боли и неудобства.

***

— Все, завязываем, ребят! — услышав грохот в гримерной, воскликнул Ваня, а после этого заголосил: — Дим, тащи болгарку! Где-то далеко что-то на все закулисье зазвенело. Оттуда же донеслись следом чьи-то неразборчивые вопли, что отлично сочитались с визгами в гримерке. Через минуту, немного покалеченный Хрусталев стоял за дверьми вместе с Ургантом и инструментом. — Зачем болгарка? — спросил Дима — Для устрашающего вида! — оскалившись, ответил Иван, надевая черные очки. — Которого они не увидят… — Но услышат! — оба задумчиво переглянулись, — О, боже, просто заткнись! — обиженно ответил ведущий и открыл дверь. Первое, что они увидели, это двое валяющихся мужчин на полу, которые стонали хуже побитой собаки. А между всевозможными звуками боли, звучал отборный мат в адреса всех живущих на планете и за ее пределами. — Сейчас все будет, ребят, — заплясал вокруг полуживых музыкантов Ургант. — Да идешь ты… — прошептал из последних сил Вадик. — Нахер! — дополнил его Глеб, дыша через раз. — Вот! Вот он верно говорит! — поддержал старший. Их голоса эхом отдавались в жестяном ведре, что слегка смешило организаторов «поучительного» заточения. Однако, зная, что их ожидает, когда братья выберутся, им бы не было так смешно. — Дим, включай болгарку, будем резать, не дожидаясь перитонита! — закрывая рот рукой, еле сдержал свой ор Иван. — К-к-как резать? — оживился один из братьев. — Головы с плеч! — жужжа электроинструментом, перекрикивал Дима. По гримерке разнесся злобный хохот Ивана, что заглушал звук инструмента и отлично подействовал на братьев — Парни, не надо, давайте договоримся? — наперебой визжали Самойловы. — Да расслабьтесь, дядя Ваня пошутил. Через десять минут ведро по шву вскрыли, выпуская братьев на свободу. Потрепанные Самойловы первое время сидели слегка покачиваясь от головокружения. К счастью, обошлось без серьезных травм, к чему могло все привести на самом деле. Придя в себя они разом накинулись на Урганта, прижимая его к стене, отрывая от пола. — Что нам мешает приколотить тебя к стене и надеть это самое ведро на голову? — спросил кто-то из бывших узников. — Я звезда! — думая, что это будет смешно, сказал Ургант, но Самойловых это злило ещё больше, — Простите… — Знаешь что, звезда, я тебе сейчас… — Ребят, ну ребят! — пытался он вразумить мужчин, брыкаясь и стараясь вырваться. Те же едва ли не грызли ему глотку. Как только они остыли и отступили, тут же, взяв за шкварник Диму, Ваня вылетел из гримерки, роняя тапочки и сверкая пятками. С минуту, Глеб улыбаясь смотрел в лицо брата, вспоминая то, что он почти сказал в истерике. Он задумался, а много и было бы правды в его словах, но решил проверить на деле. Незамедлительно он приблизился вплотную к Вадиму. Тот старался не подавать и виду, что ему хочется сделать и держал глубоко в себе все потаенные желания. Глеба это довело и он, прыснув насмешкой в лицо брату, потянулся его поцеловать. Но Вад его пресек: — Не сейчас, кажется нам пора идти в студию.