Корабли

Нико кажется, что в его жизни начался новый этап. Что страница перевернулась, и теперь он созерцает абсолютно чистый лист бумаги, не испещрённый мыслями о Перси Джексоне. Его можно заполнить новыми мыслями и воспоминаниями, новыми эмоциями и, может быть, он не будет похож на предыдущий лист, олицетворяющий собой слишком много страданий по несбывшемуся. Уилл Солас. Нико не против внести на новый лист это имя. Так и представляет, как яркие жёлтые чернила впитываются в бумагу, не намереваясь в ближайшее время с неё сбежать. Нико внушает себе, что Уилл — это тепло и стабильность. Ведь это именно то, что ему сейчас надо, хотя признаться сложно. С Перси всё иначе. Перси — океан, который только снаружи кажется спокойным. Возможно, довольно примитивное сравнение для сына Посейдона, но тут фантазия ди Анджело даёт сбой. Потому что Джексон — это всегда глаза цвета морской волны, шум прибоя и запах моря, от которого на кончике языка ощущается соль. Соль и горечь от первой неразделённой любви, которую ему подкинули явно в насмешку. Чернила у Перси тоже цвета моря. Они выводятся на бумаге раньше, чем Нико успевает себя остановить. В итоге становится слишком поздно, и смятый лист летит в корзину. У Уилла глаза голубые, и Нико с толикой разочарования отмечает, что они совершенно не те. Говорят, первая любовь навсегда остаётся где-то в душе, как бы мы это не отрицали, и сын Аида отрицает, сын Аида не хочет возвращаться мыслями к ней в который раз, но образ засел в голове слишком прочно, чтобы было так просто от него избавиться. Это раздражает, потому что Перси совершенно не заслуживает тех чувств, которые Нико испытывал к нему на протяжении стольких лет. Джексону до него дела не было до недавнего времени, и ди Анджело всё сильнее давит на больное, внушая и внушая себе мысли, за которые сам никогда не сможет себя простить. Потому что, пытаясь опустить Перси в своих глазах, он раз за разом терпит провал, и от этого в груди щемит ещё сильнее прошлого. Нико раздражённо ударяет кулаком в стену, но проблемы решаться даже не планируют. Он честно пытается отпустить Перси. Действительно пытается, потому что Джексон с его рыбьими мозгами давно уже представил себе счастливую семейную жизнь с Аннабет в римском лагере, а у Нико нет никакого права разрушать столь крепкие отношения. Ди Анджело правда не хочет этого делать, но руки опускаются в бессилии, а самовнушение уже ни черта не работает. Пусть Джейсон и пытался убедить его, что в чувствах к сыну Посейдона нет ничего плохого, Нико упорно кажется, что он какой-то дефектный. Неправильный, ненужный. Сломанный. Вот Солас и подобрал его. Он просто слишком добрый, чтобы оставить в одиночестве даже сына Аида. И от этого становится ещё сложнее, потому что Нико начинает накручивать себя, что даже Уиллу, он, по сути, не нужен. Ему нужно кого-то спасти, вытащить обратно на поверхность. Да только ди Анджело вечно прозябать в Царстве Мёртвых. Без тепла и солнечного света. Как и всегда. И сгущающиеся тени являются тому свидетелями. Нико кажется, однажды они его всё-таки поглотят. Тёплая ладонь опускается на его плечо, в нос ударяет солоноватый запах моря, и Нико вздрагивает. Понимает, что все его попытки забыть терпят крах, как тонут иногда корабли посреди бескрайнего океана. И он вместе с ними — прямиком на дно ярко-зелёных глаз. — Ты не занят? — как ни в чём не бывало спрашивает Джексон, и в его взгляде проскальзывает тревога, когда он подмечает состояние друга. — Всё в порядке? — В полном, — не очень разборчиво (Боги бессмертные, соберись ты уже) бурчит Нико и сутулится, нехотя поворачиваясь к незваному гостю. Всё, чего он в это время хочет, — чтобы Перси как можно скорее ушёл и больше его не тревожил. Желательно — никогда. — Тогда мы можем поговорить? Ди Анджело неопределённо дёргает плечом, мол, и так уже говоришь, выкладывай, что у тебя там. Он изо всех сил старается не смотреть на Джексона, но прекрасно чувствует, как где-то в океане терпит крушение очередной корабль.