И ты, Тибальт

О, ты ли, ты ли в саване кровавом, Застывший, словно мрамор средь гробниц, Из темноты следишь за этим балом Сменяющих друг друга тысяч лиц? О, ты ли снишься мне года, столетья? Твоих ли тонких пальцев блёклый след Мои запястья обвивает, словно плетью Касались нежной кожи много лет? О, ты ли?.. Мне глазам ли свято верить? Иль доводам сознания внимать, Смирившегося с горечью потери? О, сон за явь ли стоит принимать? Тебя ль, Тибальт, несёт мне тьма ночная, Как жар пустынь — обманчивый мираж? О тьма, о жар! Тебя ль я не узнаю, Моих кошмаров молчаливый страж! О холод рук, протянутых сквозь время, Объял меня уже какую ночь! И бледный лик шекспирова творенья — Как в камне — в слове выточен точь-в-точь. И ты, Тибальт, под алой пеленою, Ладонью обнимающий клинок, Как статуя застыл передо мною, Так горд, так бесконечно одинок. Зачем ты мне, немое привиденье, В полночные являешься часы? О страшный рок, ужасное знаменье! О ты, Шекспира нелюбимый сын, Твоих ли губ, холодных, как из камня, Сквозь сон чуть слышный шёпот различим? О, кровь на алом саване, как знамя Вражды давно утраченных причин. И ты, Тибальт. На театральной сцене Твой образ умирает вновь и вновь, Шекспиром созданный на жертву Мельпомене, Не вписанный в понятие «любовь». То образ — он уже давно заезжен. Но ты всё так же смотришь сквозь века: Печален, горд; убит — но не повержен, И держит саван мёртвая рука.