В двемерском зале, ах, в двемерском зале

      Дж’Эсси сосредоточенно сковыривала с черепа поверженного жреца маску, чихая от праха, попадающего ей в нос. Вилкас, осматривая меч на предмет зазубрин, сидел на краешке каменной гробницы и ворчал: — Сдались они тебе, — и пнул чей-то запылённый шлем. Телдрин Серо рылся в сундуках, расставленных у гробов по периметру усыпальницы, периодически восклицая что-то на данмерис. — Что тебе наплёл этот даэдра?       Самое сложное на аудиенции у Хермеуса Моры — определиться, в какой из его глаз смотреть. Если учесть, что он при этом их ещё и втягивает, то разговор превращается в сплошную пытку. Бретонка передёрнула плечами: — Посоветовал собрать коллекцию. Очень, сказал, полезно иметь какое-нибудь хобби, — маска наконец отстала от костей черепа, и довакин поднялась. Наподдав черепушке ногой и отправив её в полёт, Дж’Эсси направилась к стене, противоположной выходу: где-то явно притаилась скрытая дверь. Ощупывая камни и подсвечивая себе магическим шариком, бретонка ползла вдоль стены. Серо, напихав целый мешок сувениров «Из небытия с любовью», в полной готовности ожидал конца представления. С лязгом сунув клинок в ножны, Вилкас встал. — Ну вот же она! — раздражённо вскрикнула предводительница героической шайки и дёрнула цепь. Камень, вопреки ожиданиям, не отъехал в сторону или вверх, а шлёпнулся на пол, взметнув тучи пыли и праха и едва не придавив женщину. — Давненько тут порядок не наводили…       Домой ехалось легко: довольная добычей Дж’Эсси не жаловалась на отбитый в седле зад, почти без оговорок следовала советам Вилкаса и сцепилась с Телдрином всего разок, принявшись спорить, чей шлем круче. В Маркарте путники сделали привал, порадовавшись хозяйственности Аргиса и Лидии, объединивших усилия. Дж’Эсси мысленно отметила, что неплохо бы переселить заскучавшую в «Тёплых ветрах» Лидию в Предел, когда на её вопрос, как он находит довакинову хускарла, Аргис выдал: — Это… это… Ух ты! — и смущённо засопел, блестя даже незрячим глазом. Бастион был самым точным в своих суждениях. И самым немногословным. — Мой тан, — торжественно начала Лидия, выходя из покоев со стопкой свежих полотенец и сумкой. — Я — твоя мочалка и твой тазик! У Подкаменной крепости открыли бани по всем восстановленным двемерским технологиям, и я предлагаю туда наведаться! — Веди! — воинственно воскликнула Дж’Эсси, вскакивая на стул и размахивая берёзовым веником.       Маркартские бани потрясали: расчищенные от завалов величественные коридоры, залитые зеленоватым светом двемерских ламп, застывшие в нишах центурионы, в руках которых вместо оружия теперь красовались кружки с импровизированной пеной и веники, снующие туда-сюда расторопные банщики и аромат масел, добавленных в воду. Лидия утянула бретонку за завесу с изображением Дибеллы. — А ч-чё это на мужской половине нарисовано было? — удивилась Дж’Эсси. — Э-э… Ну, я, конечно, могу ошибаться в голых мужчинах, но это был Зенитар. Кажется. На самом деле, — прошептала Лидия в самое ухо подруге, — если посмотреть на занавесь под определённым углом, то можно увидеть Талоса. — Под носом у талморского юстициара! — восхитилась Дж’Эсси. — Браво! — У тебя, наверное, было много приключений, — хускарл устроилась на специальной ступеньке в бассейне. Вода мерцала от подводной подсветки, в купальне вился парок, и многочисленные посетительницы весело щебетали. В центре роскошного бассейна возвышалась богиня Любви, держа над головой диковинный цветок, из которого била струя воды. Дж’Эсси отогнала пошлые мысли о том, откуда могла бы бить струя из статуи Талоса на мужской половине. — Чем же ты была занята, пока я знакомилась с твоим маркартским хускарлом? — Аргис — настоящий медведь, правда? — хихикнула бретонка, хитро взглянув на Лидию. — В красноречии с ним не сравнится никто! Ты как-нибудь проверь, так ли он одарён и в других аспектах… Ах, ну да. Меня носило в Рифтен. — Логово всякого ворья! — вздёрнула губу Лидия. — Ой, да ладно тебе. Было и такое, конечно, — довакин опасливо покосилась на других купальщиц. — Но я там больше по поручениям Мары ходила. Пыталась привлечь в храм больше прихожан, только там, похоже, больше эту уважают, — Дж’Эсси кивнула на оголённую грудь статуи.       Прислужница поставила перед ними поднос с бутылью, небольшими стаканчиками и кистью винограда. — Сколько в Скайриме робких сердец — не сосчитать! — продолжила бретонка, погружаясь в воду по шею. — Для одного волшебника пришлось стихи возлюбленной писать, и это мне-то, в стихосложении — как Дагон на льду! Спасибо одному знакомому барду, помог насочинять вирши. Как я увидела предмет столь нежных воздыханий, чуть богам душу не отдала: тётка в три обхвата с секирой на спине. Думаю, если ей не понравится, будет одна нога моя — здесь, другая — там. Обошлось… она просто пошла к «автору» стихов и унесла его на плече в неизвестном направлении, а плотник с кузнецом поутру получили заказ на новую кровать. За это издевательство над психикой жрица Мары мне должна, как Ульфрик — данмерам! А после, как мы выбрались из Рифта, письмо пришло. Ваш, пишут, ту’ум потряс всех в Подкаменной, наведайтесь к Дагону на рога за новым Словом Силы. Вилкас, чтоб его, про повышение квалификации такую речь задвинул, что даже Серо успел всхрапнуть, и пришлось переться в горы, — ручка бретонки потянулась к кружке. — И у одной таверны нам повстречался говорящий пёс.       Разморенность Лидии как рукой сняло, и хускарл расхохоталась. — Я сперва подумала, что я или сплю, или перепутала воду с коловианской отравой, — прожевав виноградинку, заговорила Дж’Эсси. — Но, увидев застывших моих дружочков, поняла, что псина не только мне показалась странной. Барбас, даэдрово творение, скулил про ссору с хозяином, как ты думаешь, с кем? Клавикусом Вайлом, чтоб у него рога отсохли!       Лидия, закрывшая было глаза в блаженстве, дёрнулась от брызг: довакинша бухнула кулаком по воде. — Шутничок решил, что я отлично подойду к его зоофильной эпопее! Припугнул меня, мол, не принесёшь мне топор Скорби, я твоего любимого в собаку превращу. Стою и слышу: муженёк мой и пёс ржут. Нравится им, видите ли, по-собачьи!       Хускарл отвернулась, пряча смущённую улыбку. Дж’Эсси глотнула ещё вина. — Принесла я ему железяку, а извращенец мне ещё хлеще требование выдвигает: тресни, говорит, пса! Ну, я и треснула. По статуе Вайла. Барбас потом говорил, что никогда раньше так не смеялся. А Вайл — сам тот ещё пёс, отвечаю. — Неужто он тебя никак не наказал? — удивилась Лидия. Бретонка мотнула головой: — А как? Я разрушила его святилище. Барбас мне за это такую образину подарил… Говорят, если носить её, будешь нравиться всем. Подарю её при случае Ульфрику, как на переговоры с Солитьюдом соберётся.       Лидия с беспокойством наблюдала, как в глазах её тана загораются недобрые огоньки. — Даже не думай, — на всякий случай выдала нордка. И не напрасно: мордашка её визави озарилась прямо-таки дреморской ухмылкой. — Я тут по дороге заметила задницу талморца… который не слишком любит пёсиков с кухни.