Такая разная Свобода

И вот они стоят пред ней в человеческом обличье, безоружные, открытые, доверившиеся. Мысленно каждый задается вопросами: « Понимает ли она, какую честь ей оказали? Какое сделали одолжение, рискнув всем, включая и начиная с собственной жизни?» Но по её лицу сложно судить, о чем она думает в данный момент: о них, о трех зверях, вдруг перекинувшихся людьми, или о загульном ветре, что, не обращая на странную кампанию никакого внимания, весело гоняется за порхающими в его воздушных потоках бабочками. Безответственно отвлекшись на мельтешащие пятнышки, теряющиеся где-то на фоне голубого неба, они упускают стратегически, а для них так и вовсе жизненно важный момент, когда пытливый взгляд вдруг сосредотачивается на них самих. Первым делом собирается общая характеристика: трое молодых мужчин, в самом расцвете сил, с выдающимися физическими данными, видными даже без показательных демонстраций; одетых крайне бедно, скорее символично; по виду местные. Но самым весомым в данном случае фактом являлась Свобода, которую они предлагали. Причем каждый из них подразумевал под этим что-то своё. Например, крайний слева, совсем ещё парнишка, которому нельзя было дать больше двадцать, разумеется по человеческим меркам. Юнец, одним словом. Его телосложение, в отличии от остальных, вызывало внутреннее чувство неудовлетворенности, некой незавершенности. Казалось, что хоть и смотришь определенно на него, но увидеть на самом деле никак не получается. Что-то необъяснимое скрывалось за его слегка щуплой фигурой, за костлявыми руками и хитрым, внимательным взглядом. Да, его глаза несомненно приковывали к себе, манили, увлекали… Однако интуиция отчаянно вопила, чтобы не терялась бдительность! Его прекрасные глаза увлекали, но сам-то он при этом оставался совершенно свободен в своих взглядах, которые, не упуская возможности ввинчивались, вколачивались и попросту протыкали всё существо несчастного, ставшего объектом его внимания. Это — Орел. В своем истинном облике он предпочитает не опускаться на землю, иначе как по необходимости охоты. Но даже задержавшись ненадолго в просторном поле, этот гордый парнишка, в виде слегка горделивой птицы, может незамедлительно возвращается туда, наверх, где нет никаких преград. Где Свобода — это безграничность, это выбор, это всё, что ты можешь увидеть. Весь мир принадлежит тебе, но ты ни за кого не в ответе. Свобода орла была именно такой и об ином он никогда не мечтал. Но если Орел предпочитал мир без рамок, то средний мужчина, примерно двадцати четырех лет от роду, любил ощущать под ногами твёрдую землю. Уверенно стоя на зеленой траве, ощущая кожей, как слегка шевелятся длинные жесткие волосы, случайно задетые ветром, он спокойно делал глубокие вдохи, и при этом его широкая грудь двигалась равномерно, словно приносимая на берег створка раковины, с выдохом возвращавшаяся в океан. Из всех присутствующих он был самым высоким, словно отвесная скала или гигантское дерево. Сходство с водным пространством так же придавал четкий, но умеренный рельеф мышц, свидетельствующий об отличной физической форме. Ещё одним отличием от остальных были его глаза. Хотя, казалось бы, орган зрения есть у каждого, на если присмотреться, то именно эта часть лица была у каждого по-особенному уникальна. Его прямой, до дрожи, взгляд значительно отличался от верткого взора Орла. Соревноваться в гляделках с ним было бы ужасно сложно, настолько до простого честными были эти глаза. И в то же время — слегка встревоженными. Стоило раз взглянуть на его лицо, как сразу становилось совершенно ясно, что он из тех, кто не легко довериться и даже после этого предпочтет собственную перепроверку. Несомненно, его девизом по жизни было: «Доверяй, но проверяй». Какая Свобода может быть у пленника собственной сверх осторожности? Какая свобода в поле, окруженном лесом, если из-за каждого кустика или дерева ты поджидаешь опасность? Беспокойство, поверхностный сон и жизнь, скорее похожая на вечное, бесконечное бегство от невидимого врага — таковой, со стороны, виделась свобода Мустанга. Как известно, каждому своё, но вряд ли кто-то захотел бы жить подобной Свободой, имей он выбор. Впрочем, как знать? И, наконец, подходит очередь последнего мужчины, стоящего справа. По его весьма коренастому телу и, к тому же, опущенной голове сложно судить про возраст, но, похоже, он самый старший из всех присутствующих, хоть и не значительно обогнал Мустанга. На вскидку ему можно дать примерно двадцать шесть. Среднего, может чуть ниже обычного, роста, с сильными руками и ногами, что сразу бросается в глаза; короткими, немного не доходящими до линии плеч, спутанными волосами; он внушает уважение одним своим видом. Один взгляд и сразу становится понятным, что перед вами — Волк. Подтверждают это и его глаза, смотрящие открыто, но внимательно из-под слегка опущенного лба. Наверное, нет ни одной эмоции, что не отразилась бы в этих глубоких омутах, стоит её свету загореться в сердце, или же мраку окутать сознание. Когда его обуревает ярость — глаза загораются, словно падающие звезды, словно лесной пожар, способный уничтожить всё на своем пути. Когда его душа преисполнена нежности, взгляд отражает это трепетное чувство, смягчаясь. Когда Волк радуется, когда в сердце зажигается детская, щенячья веселость, то рассеивается даже самый густой туман в омутах его глаз и они излучают невидимый, но почти ощутимый свет. Те, кто хоть мимолетно столкнуться с ним взглядом, сразу же поймут, что Волк имеет несколько строжайших правил, от которых никогда не отступится: если довериться, то полностью; если возненавидит — то отчаянно; если разозлиться — то до бешенства; если даст шанс — то от великодушия; а если примет в семью — то навечно. Он не из тех, кто бросает или предает; не из тех, кто сбежит, спасаясь, и бросит своих; не из тех, кто отомстит невинному, даже не даровав шанс оправдаться. Но если кто-то покуситься на его семью, то испытает на собственной шкуре вкус боли и обжигающее, похлеще огня, одиночество. Его Свобода — это стая. Волк свободен в лесу и в доме человека, если тот сможет усмирить его дикий нрав. Свобода — это семья и другой ему вовсе не надо. Закончив осмотр, она какое-то время молчит, лениво переводя взгляд от одного к другому. У каждого из них есть Свобода и сейчас они пришли поделиться этим с ней. Другой вопрос, нужна ли ей такая свобода? Подойдет ли чужое счастье, если примерить на свои плечи? Неожиданно левый уголок её рта дрогнул и слегка подтянулся к щеке и левой половине лица, придавая её улыбке выражение нахальства и насмешки. Левый глаз прищурился и посмотрел на трёх «делегатов» с горечью. Одновременно с этим её таз чуток выпятился вперёд, в то время, как спина и грудь ушли назад. Таким образом весь её вид как бы говорил, что разговор не может быть продолженным ни с одним из них. Первым не стал задерживаться Орел. Окинув её с головы до ног быстрым, пристальным взглядом, парнишка понимающе усмехнулся и оперившись, взмыл в родные бескрайние небеса в своём истинном виде. Больше на земле его ничего не держало. Мустанг задержался немногим дольше, развернувшись в пол оборота, он ещё прождал несколько секунд, будто давая последнюю возможность что-либо добавить. Но ни ухмылка, ни поза её не изменились и с диким ржанием опустившись на четыре копыта, он почти моментально скрылся из вида. И только Волк стоял неподвижно, разве что слегка приподняв голову. Его до омерзения пронзительный, чистый взгляд заглядывал в самую душу, что-то ища или пытаясь понять. Прошло несколько минут прежде, чем он удовлетворенно кивнул головой и обернувшись зверем, устремился прочь, в ту сторону, где виднелась опушка леса. Перед тем же, как окончательно раствориться в густой чаще, он внезапно остановился и обернувшись, бросил последний взгляд в её сторону. Отчего этот взгляд показался ей вопросительным, как если бы он между делом спрашивал: какая же Свобода нужна ей? Облегченно выдохнув и выпрямившись лишь после того, как убедилась, что от всех троих не осталось ни взгляда, она мысленно задала себе тот же вопрос: какая Свобода нужна ей? Наверное, свобода Человека…