Лучше бы я сидел дома

Он споткнулся. Далеко не первый и уж точно не последний раз. Конечно, если одновременно идти и жевать – скорее грызть – черствую лепешку. Нет, если идти по ужасно неровной дороге. Нет, если идти без Геракла, с которым проблемы с едой не возникают и при котором дороги ведут себя прилично... Похоже, лучше всего тихо сидеть дома?! Иолай присмотрел сбоку от дороги более-менее подходящую корягу и направился прямо к ней. Устроившись поудобнее и вновь принявшись за лепешку, он продолжил свои нерадостные размышления. Может, в самом деле – надо было остаться дома. Жена сейчас хлопотала бы на кухне, скоро ведь наступит время для ужина. Тут он вспомнил стряпню Ании и невольно стиснул челюсти. Медовый месяц он еще кое-как перетерпел, подкармливаемый добросердечной Алкменой, а потом занялся готовкой сам. Иолай усмехнулся – хорошо, что никто не сболтнул Гераклу, а то бы тот не стал так покорно обеспечивать его кормежкой. Он отломал еще кусок. Ания умерла родами, оставив его отцом и матерью болезненного мальчишки, который протянул совсем недолго. Но ведь он мог жениться еще раз, учтя свои ошибки, и сейчас у него была бы жена не только красивая, но и хозяйственная, и здоровая. У него были бы дети, он бы их учил всему, что знает сам. Что-то захрустело в тесте. Камешек. Отлично, так недолго и без зубов остаться! Хотя вряд ли. Если уж ни в одной из многочисленных драк его приспособления для перемалывания всего съедобного не пострадали, то какая-то лепешка вряд ли с этим справится. Что там? Ах, да, учил бы сыновей. Проблема, правда, заключалась в том, что почему-то сначала надо было их вырастить. Он никогда не мог понять, откуда Геракл брал столько терпения, цацкаясь со своими малышами. То они мокрые, то они голодные, то сопливые, то еще что. Жди, пока наступит день, когда можно дать им в руки хотя бы игрушечный лук. Подойти, погулькать, покачать чуток на руках – очень даже пожалуйста, но постоянно с ними возиться? Впрочем, этим могла бы заняться жена. А уж когда они бы выросли, тогда бы он взялся за дело. Иолай стряхнул с ладони в рот последние крошки. Чувство голода несколько отступило, но осталось на ближних позициях. Охотиться некогда, скоро начнет темнеть, а до подходящей знакомой пещеры шагать и шагать. Придется отложить встречу с фазаном на утро. Он снова двинулся в путь, удивляясь своей недогадливости – надо было сначала зайти в Фивы, а уж потом заглянуть к Ой-лан. Она наверняка дала бы ему с собой всякой вкуснятины. Повезло Кирусу. Вот это женщина – и дерется, и шьет, и готовит! Да еще рожает крепеньких детишек. И хорошо их воспитывает. Он вспомнил, как они познакомились уже... сколько... лет шесть назад. Она схватила его за руку, перевернула и через миг, ничего не понимая, он валялся на грязном земляном полу хибары, в которой торговали рабами. Тогда она ему не понравилась. Совсем. А ведь мог бы жениться. Иолай тряхнул головой. Наедине с собой можно не притворяться. Во-первых, тогда ему жениться не хотелось вовсе. А во-вторых, даже Гераклу от ее жениха досталось, так что неизвестно, чем бы попытка отбить невесту закончилась для парня, у которого папочка не был Зевсом. Когда за очередным поворотом реки стал виден заливной луг, а за ним подступавшие к самому берегу невысокие, как бы стершиеся скалы, Иолай решил, что можно немного передохнуть. Или искупаться. Или попробовать поймать пару рыбин. Или всё сразу. Отстегнув крючок с примотанной леской от подкладки безрукавки, он быстро обстругал поперечную палочку и приспособил свое удилище на надежных ветках нависающего над рекой куста. Убедившись, что оно не слетит даже при сильном рывке, он отошел чуть ниже, разделся и нырнул. Нагревшаяся за день вода приятно ласкала кожу. Спокойное, медленное течение и ровное песчаное дно не таили никаких опасностей. Когда он вдоволь наплавался, нафыркался, нанырялся, набарахтался и почувствовал, как расслабились уставшие за день мышцы, он выбрался обратно на берег. Куст был на месте. Удочка тоже. Сапоги, безрукавка, наручи, пояс, даже меч. Для завершенности пейзажа не хватало только штанов. Тех и других, поскольку он вытряхнулся из всего одновременно. Позади мирно текла река, а в трех остальных направлениях расстилался покрытый высокой упругой травой луг. С людьми, которые сидят дома, такого не случается. Иолай натянул сапоги, надел безрукавку и, чувствуя себя последним идиотом, застегнул ремень с висящими на нем ножнами. Удочку он решил не трогать – вдруг повезет и к его возвращению кто-нибудь поймается. Голодный, голый и злой он отправился по едва уловимым следам какого-то крупного животного, по всей вероятности и утащившего самую необходимую часть его гардероба. По крайней мере, никаких других следов он не обнаружил. Луг оказался куда меньше, чем прикидывался сначала, и очень скоро Иолай рисковал разгневать всех олимпийцев сразу, поминая созданный ими порядок на редкость некрасиво и энергично. Причиной еще более ухудшившегося настроения послужил тот печальный факт, что мелкие ветки частого кустарника в подлеске, не замечаемые путешественниками в штанах, весьма затрудняли передвижение и вызывали крайне неприятные, а порой и болезненные ощущения. Иолай переместил меч на середину пояса, что несколько улучшило ситуацию. Но не намного. К тому же при подобном положении придерживаемого рукой меча скорость продвижения заметно снизилась. Похититель же не то спешил скрыться с места преступления, не то намеревался похвастаться обновкой, в любом случае, двигался уверенно и быстро. Короткие сумерки вот-вот должны были завершиться непроглядной тьмой. Иолай посоветовался со своими мозгами и пришел к выводу, что преследование пора прекращать. На обратном пути, поостыв, он сообразил пристроить безрукавку на талии, продернув ремень в проймы. Получилось что-то вроде юбки или, точнее, передника. Смотрелось это сооружение довольно оригинально, но с поставленной задачей справлялось отлично. Найдя почти в полной темноте удочку, Иолай не удивился отсутствию рыбы. Да и не огорчился. Голод уже не так его беспокоил – в конце концов он знал, что поутру решит эту проблему. А вот как быть с недостатком одежды? Он вспомнил, как Геракл рассказывал ему историю с Салмонеем и десятками чьих-то дочек. Толстяк тогда прибыл в деревню в юбочке из веток и листьев, которую сплел ему Геракл. Иолай тяжело вздохнул. Того хотя бы красивые женщины оставили без штанов, а тут... Он нашел удобную ложбинку, нарезал мечом несколько пучков травы, улегся, подложил траву под голову и закрыл глаза. Сон не шел. Когда он пытался лежать на спине, все неодетые части тела, обращенные к земле, замерзали. Если же он поворачивался на бок, то тоже было прохладно, а главное, он чувствовал себя ужасно незащищенным. Конечно, это пустяки, что на нем нет каких-то там кусков материи и чужой кожи, они не спасут ни от зубов, ни от ножей. Но всё равно... Всё равно к такой уязвимости он не привык. Устав вертеться, он отстегнул безрукавку и уселся на нее, согнув ноги в коленях. Очень бы помог небольшой костерок, но кресало исчезло вместе со штанами. Камней на берегу не было, а его наручи для подобного не годились. Не то что у Геракла. Он обхватил колени руками. Ночь была облачной и невозможно было определить – сколько осталось до рассвета. На зорьке рыба должна хорошо клевать. А пока ее ждешь, можно сплести юбку. Ну и что, что на пути три деревни и один город? Их несложно и обогнуть. Дольше, конечно, но ничего страшного. Всё равно до темноты он успеет добраться до поляны с трехглавым дубом, где они условились встретиться. Геракл, разумеется, будет хохотать как ненормальный, увидев его в таком наряде. Еще сильнее, чем когда он рассказывал о Салмонее. Но потом что-нибудь обязательно придумает. Потом... Иолая всегда интересовало, почему Герк не предложил торговцу прикрыться его рубашкой, большой и длинной, но он так и не решился задать прямой вопрос. Может быть, потому что догадывался об ответе. Порой ему казалось, что чувство юмора его друг унаследовал от божественного отца. Впрочем, может и от одного из своих земных дедушек, с которыми Иолай не был знаком. В чем он был убежден, так это в том, что не от Алкмены, совершенно не ценившей шуточки подобного сорта. Его мысли плавно перебрались с Алкмены на Ясона. Бывшего царя, предводителя аргонавтов. Пара походов за руном, несколько военных кампаний – и всё. И сидит человек дома. Живет себе спокойно, без всяких неприятностей. А герой. Иолай потихоньку погружался в сон, его рассуждения начали путаться. Последнее, о чем он подумал отчетливо – что зря он вынул монету из наруча. Носить ее там неудобно, но зато можно было бы прокрасться в лавку с черного хода и купить хоть какие-нибудь штаны. Проснулся он от того, что совершенно закоченел. Солнце еще не встало, но уже подсвечивало нежно-розовым облака снизу, так что они напоминали полупрозрачное платье Афродиты. Куст с закрепленной на нем удочкой мерно покачивался, внушая надежды на завтрак. Снятая с крючка большая, с расплывчатыми темными полосами по бокам и красными плавниками рыбина эти надежды оправдывала. Как ни голоден был Иолай, есть рыбу сырой он не собирался, поэтому, пристроив ее на гибком прутике, двинулся в сторону скал. Там он намеревался развести костер, запечь аппетитную рыбину, согреться и сделать юбку. Хотя он и был довольно далеко от поселения, но шел осторожно, опасаясь с кем-нибудь столкнуться. Он не хотел своим внешним видом подавать плохие идеи и без того плохим парням. Или вызвать переполошенный визг каких-нибудь женщин, на который прибегут мужчины, настроенные обязательно их защитить. Он внимательно осматривался, стараясь ничего не пропустить, постоянно крутил головой и в результате угодил ногой на верткий камушек, покачнулся и упал, шлепнувшись почти плашмя, аж дух захватило. Когда Иолай снова мог дышать, он перевернулся и замер, пораженный увиденным. Его неудобная позиция, при которой рука всё еще была вывернута, а нежную ямочку под коленкой покалывали жесткие плавники, оказалась просто идеальной. Потому что только с этой точки зрения можно было разглядеть свисавшие из огромного гнезда штаны. Его родные черные кожаные штаны. Иолай издал вопль, по сравнению с которым боевой клич Зены был жалким писком. Но когда эхо угасло, он призадумался – так ли ему повезло, как показалось сначала. Штаны были в гнезде, гнездо на дереве, а дерево на краю высокого утеса, добраться до которого с земли не было никакой возможности. Иолай сел поудобнее, попытался рассмотреть каменную стену, к которой примыкал утес. Игра лучей утреннего, низко стоящего солнца создавала причудливые тени. Может ему померещилось, но, может, и в самом деле он увидел узкую расщелину, по которой стоило попробовать добраться до дерева. Он решил не торопиться. В конце концов, не надо жалеть время ради возможности появиться перед лучшим другом в лучшем виде. Верно? Итак, сначала Иолай всё-таки приготовил рыбу и съел ее хоть и без удовольствия, но с удовлетворением. Затем он хорошенько обследовал местность и нашел заросли плюща, из крепких стеблей которого получилась неплохая и довольно длинная веревка. Менее надежная, чем ему бы хотелось, но выбирать было не из чего. Еще раз осмотрев скалы, он свернул веревку большими кольцами, накинул ее на шею и двинулся вперед. Первая часть пути не доставила ему особых хлопот, но потом... Расщелина действительно имелась – и это было единственной хорошей новостью. Плохие состояли в том, что она была узкой и практически вертикальной. Иолаю пришлось упереться ступнями в одну стенку, а спиной и повернутыми ладонями в другую. Постепенно и поочередно смещая точки опоры, он начал восхождение. Сам по себе это был не такой уж плохой способ передвижения и в достаточной мере ему знакомый, как и любому, кому частенько приходится бывать в горных краях. Но теснота не позволяла как следует разгибать ноги и очень быстро колени начали возражать против такого издевательства над их природой. К тому же, на середине подъема (по крайней мере он надеялся, что это уже середина) Иолай пришел к выводу, что безрукавку следовало надеть иначе, ибо тем деталям, которые она прикрывала, в данный момент ничего не угрожало, а вот спина и некоторые, совсем уж не привыкшие к общению с грубыми поверхностями, части тела очень сильно пострадали. Иолай был уверен, что до верхней площадки он доберется вообще без единого клочка кожи сзади. "Ничего, – сказал он себе с сочувствием, – зато потом я оденусь как все люди, буду демонстрировать целехонький живот и бодро улыбаться." Ладони, спина, правая нога, левая нога, ладони, спина. Нет бы сидеть дома! У почтенных отцов семейства шкура всегда остается целой. Иолаю понравилось слово "почтенный". В самом деле, ведь он мог заслужить признание сограждан своим участием в делах, важных для всего города – нет, лучше царства. Не то чтобы его нынешние заслуги вообще не имели веса, ведь в любой части Греции жили люди, с которыми он сражался, ходил в походы за Золотым Руном, вытаскивал из завалившихся шахт, вынимал из-под обвалов, спасал на пожарах и наводнениях, защищал от бандитов, выручал в тяжелый год или просто шуткой поддерживал настроение. И, разумеется, в его Фивах не было мальчишки, который бы им не восхищался – но это всё было как-то не так. Ведь даже когда он состарится и станет совсем седым, никому и в голову не придет назвать его "почтенным". Тело просило об отдыхе, но расслабиться было нельзя. Узкая расщелина требовала продолжать движение. Ну почему люди могут жить иначе? Для них чудовище – одно за всю жизнь, а не "Герк, напомни-ка, какое это с прошлого дождя?" Люди живут как люди. В тепле и уюте, сытые, одетые и целые. Нормальные люди. Хотя вот и Геракл – разве он мог оказаться в такой нелепой ситуации? У него получается совершать подвиги, не извалявшись в грязи, не влипнув в дурацкую историю. Не оставшись без штанов. Иолай представил своего друга в полный рост и невольно выругался. У Геракла длинная рубашка и достаточно длинная безрукавка поверх, так что всё равно он был бы прикрыт! Стиснув зубы, чтобы не сказать чего-нибудь не подобающего вслух, он сделал еще несколько рывков вверх. И к тому же у Геракла штаны плетеные, тяжеленные, никакая птица не смогла бы их уволочь. Разве что какой-нибудь летающий монстр справился бы. В застоявшемся воздухе расщелины появились свежие, живые запахи. Скоро площадка! Но если бы все-таки кто-то очень сильный с огромными крыльями и гигантским клювом всё-таки украл бы у Геракла столь необходимый предмет одежды, получить обратно он его бы не сумел. Ни за что ему такой путь не преодолеть, великоват размером. Точно-точно. Даже если бы попробовал пролезть – застрял бы. Еще немного усилий и Иолай почти выбрался. Однако, прежде чем последним движением выбросить тело из ужасно надоевшей ему тесноты, он великодушно мысленно освободил друга из мысленной каменной ловушки. "Хоп! Оп-ля!" Жизнь была не так уж и плоха. Хозяина гнезда не оказалось дома. И никого из его семейства тоже. На спине и прилегающих частях, как ни странно, осталось некоторое количество целой кожи. Нагревшиеся на солнце черные штаны радостно прильнули к законному владельцу. Он развернул кольца веревки, закрепил один конец вокруг ствола и начал спуск по внешней стороне утеса. Только бы дерево держалось крепко, очень бы это было любезно с его стороны. Безусловно, подсыхающие ссадины на спине доставляли некоторое неудобство. И, конечно же, руки он тоже ободрал – плющ был вовсе не самым удачным выбором, хотя и единственным. И, разумеется, ему хотелось пить и есть. И спать. Иолай вздохнул. По крайней мере, эти желания вполне осуществимы. Не то что его мечта – быть в одном экземпляре. Даже в Фивах люди начинали разговор нерешительно. А ведь там все его знают с самого детства! Сначала он не мог взять в толк, что происходит. Отчего вдруг косые взгляды, опаска, злость, насмешки или сожаление. Даже те, кто всегда относился к нему с симпатией, вели себя отстраненно. Ну еще бы! Они спрашивали себя, кто же перед ними? Бог Света, новый чудаковатый спутник Геракла или настоящий Иолай. Ему льстило быть настоящим, но путаница сама по себе раздражала, а уж если вспомнить все подробности... Сидел бы дома – умерев, попал бы на Елисейские поля. Пускай в Аид. Да пусть хоть в Тартар! Что угодно, только не то, что случилось, только не борьба с древним демоном за собственную душу. Пахать огород скучно. Убирать навоз в коровнике еще скучнее. Но люди, сидящие дома, не попадают в гости к Дахаку. Жаркий полдень не унимал дрожи. Иолай знал, что это не страх. Это была ненависть. Холодная и нерассуждающая. От ключевой воды ломило зубы, но зато на душе стало покойнее. Дахак уничтожен. Он вытер губы тыльной стороной ладони, чуть помедлил и плеснул водой в лицо. Всё в прошлом. Впрочем, нет. Двойник из соседнего мира где-то недалеко. Иолай пытался вспомнить его и не получалось. Они столкнулись в проходе между мирами всего на какой-то миг и каждый отправился к себе. Наверно, шут – хороший парень. Просто обязан им быть. Если бы они оба спокойно занимались хозяйством! Иолай с досады пнул камушек на тропе. Вряд ли с таким правителем, как Соверен, можно тихо сидеть дома. А раз его двойник вынужден был что-то делать, то и он тоже. Ведь их судьбы отражают друг друга. Иолай остановился. Бык-трехлетка, привязанный к толстому и глубоко врытому колу, пристально на него посмотрел, а потом вернулся к философскому, размеренному жеванию. – Так и дал бы тебе подзатыльник! – сердито и громко сказал Иолай. – Нашел, на кого всё свалить. Ты идешь дорогой, которую сам выбрал. Делаешь, что хочешь, а отвечать должен кто-то другой? Так не пойдет. Признай, дружище, что ты – скотина! Бык насторожился и снова поднял глаза. Что-то очень быстрое и шумное ворвалось на поляну. Рассмотреть явление не было возможности, ибо оно пронеслось на невероятной скорости и сигануло через костер, задев котелок, так что опрокинувшийся суп залил огонь. Но, поскольку среди производимого шума удалось различить хриплые вопли "Герк!" и "Берегись!", то кое-какие предположения возникли сами собой. Резкий порыв ветра очень кстати отнес облака и лунный свет залил подножие величественного дуба, дав возможность убедиться как в правильности догадки, так и в наличии причины всей суматохи. Лениво поднявшись с места, Геракл уютно устроил ладонь на твердом лбу быка и посмотрел на Иолая с неповторимым выражением, которое на простой греческий переводилось примерно так: "Был чудесный весенний вечер, я сидел у костра и ни о чем таком особенном не думал, просто сидел, мечтал, вспоминал... Ждал своего друга. И почему-то был абсолютно уверен, что он появится не один, а с какими-нибудь неприятностями." – Перестань, Геракл! Для тебя ведь это не проблема. Он намного меньше того, что ты ловил на Крите. – Этого, – взгляд на красиво заостряющиеся рога и мощную холку, – этого я даже не собирался ловить. – Но... – Я собирался насладиться покоем и тишиной. – Разве я виноват, что он за мной помчался! – Иолай попытался искренне возмутиться или хотя бы обидеться, но получилось не очень-то убедительно. – Конечно. Ты вообще никогда и ни в чем не виноват. Но! Судя по размочаленному бревну на конце веревки, до твоего появления бычок смирно щипал травку. Изо всех – всех, Иолай! – проходящих мимо людей он почему-то выбрал именно тебя. – Может, он перепутал цвета. Знаешь, фиолетовый и красный? Бык рыл копытами землю, хрипел, пыхтел и был в настолько отвратном настроении, что, казалось, вот-вот из ноздрей повалит дым. – Быки не различают цветов, они дальтоники. Придумай другое объяснение. – Понабрался умных слов на мою голову. Не знаю я, что взбрело в его тупую башку! – Небось строил ему глазки. – Я? Быку? Ты тут не мухоморами ужинаешь? – На этот раз Иолай и в самом деле рассердился. Геракл, однако, счел это весьма забавной идеей, с которой можно было еще поиграть. – Что, разве он не в твоем вкусе? – Представь себе – нет! – Неужели? А что с ним не так? – О, у нашего великого Геракла куриная слепота? Подведи его поближе к костру и рассмотри хорошенько. Разве у него тонкие щиколотки? Мягкие пальчики? Нежные локоны? Разве он одет в нарядное платье, приятно не скрывающее бугорки и впадины, всегда выставляемые напоказ твоей сестрицей, но хорошо заметные и на остальных дамах? Разве он соблазнительно пахнет? Посмотри, понюхай, пощупай! Геракл представил себе бычьи неровности, умело задрапированными тонкой материей, надушенные пряди, искусно падающие на налитые кровью глаза, и от души расхохотался. Почему бы и не повеселиться? Был чудесный весенний вечер, его друг наконец вернулся... Когда он вспомнил о дополнительных моментах, было уже поздно. Совершенно озверевший от надоедливого препятствия на его широком пути бык воспользовался тем, что дрогнувшая от смеха ладонь несколько сползла в сторону. Когда Иолай, держась одной рукой за живот, а другой вытирая слезы, всё-таки смог вдохнуть поглубже и чуть успокоиться, из полуосвещенных и сильно помятых кустов раздался мрачный бас: – Это невежливо. – Ты обо мне или о том милом парне, что покинул нашу компанию, не попрощавшись? – Кажется, о вас обоих. С ним всё понятно, но ты мог бы поинтересоваться хотя бы – цел ли я. Уж не говорю о том, чтоб подойти, проверить лично, не нужна ли помощь. – Ты же всем героям герой. Что с тобой может случиться? Тут Иолай вспомнил разом многое из того, что случалось, еще раз глубоко вдохнул, избавляясь от остатков почти истерического смеха, и слегка обеспокоенный двинулся к краю поляны. К счастью, всё обошлось благополучно, если не считать испачканной свежей зеленью одежды и пары царапин. Геракл слегка еще побурчал, но уже скорее просто из вредности. Потом он поправил костер, налил воды по новой и прилег, устроившись на боку, подперев голову рукой. – Расскажи, как дома? Не заходил к Кирусу и Ой-лан? – У них двойня. – Опять? Здорово. Иолай посмотрел на Геракла, его теперь пятнистую безрукавку, поцарапанный лоб, голубые глаза, из-за мельтешащего пламени казавшиеся темными. Их взгляды встретились. – Герк, ты никогда не жалеешь, что не остался сидеть дома? – Иногда... – Странно. А я вот – ни разу! Вода закипела и вскоре они принялись за ужин, продолжая болтать, то серьезнея, то посмеиваясь. С их первой встречи прошло уже много лет, но им все еще было что сказать друг другу.