Ты вернешься, обещай, мне играть Шопена

      Как долго это продолжается?.. Сколько мы с тобой в разлуке?..       Я помню всего тебя, словно это происходит до сих пор. Твои волосы, которые я пропускаю сквозь пальцы, рассматриваю их бесконечные оттенки на свету. Улыбку, что светит мне ярче любого маяка во время шторма. Руки, грубоватые, со шрамами, но такие родные. Каждую родинку у тебя на плече, вплетаемую в неизвестное созвездие на бледной коже. Широкие плечи, за которыми я укрываюсь от ненастий. Терпкие губы, на вкус как кофе и шоколад. Янтарные бездонные глаза.       Касаюсь твоего плеча, скольжу вверх, к шее, но уже обнимаю со спины, прижимаясь всем телом. Чувствую ровное дыхание, умиротворённое и спокойное, ровное сердцебиение, изредка вздымающуюся грудь.       Знаю, ты любишь меня. Ты это не говоришь конкретно, наше абстрактное «люблю» можно не считать — это как сказать «пока», когда надо говорить «прощай». Но я всё равно знаю, что ты меня любишь.       Не понимаю только, почему я? Обычный учитель физической культуры в обычной школе. Вспыльчивый неугомонный характер, детская наивность, задор, несерьёзность, лёгкость... Всё это такое сложное, непонятное, в чём надо разбираться.       А ты?..       Ты просто невероятный. Герой романов, сердцеед, как принц в сказке... Но на самом деле такой уютный, мягкий, нежный. Твёрдый, как сталь, характер, военная дисциплина, некоторая сдержанность, собранность, неприятие беспричинного веселья. Последнее не относится ко мне, со мной ты всегда можешь просто посмеяться.       Со мной ты мягче, не такой острый. Я с тобой не такая безбашенная и несерьёзная.       Кажется, вот как определяется любовь — ты стараешься быть лучше.       И наша разница в возрасте, что не дает покоя другим...       К чёрту всё! Это лучшее... Хотя, с тобой всё лучшее.       Вновь разлука или ноль. Ты сыграй Шопена. Форте — радость, пиано — боль, Чтоб душа запела —       Я слышу вальс. Тот самый, что нас познакомил. Ты тогда играл на фортепиано (или пианино, я до сих пор их не различаю). Это был Шопен. Кажется, до-диез минор. Я ничего не смыслю в музыке, но в моей памяти название только потому, что его играл ты.       Приёмы я не люблю, но обязана отдать им должное — лучшее случилось на одном из них.       Ты играл так трепетно, так виртуозно. С чувством. В тебя нельзя было не влюбиться.       Ты помнишь?.. мы тогда узнали друг друга после вечера, сняв маски. Твоя — чёрная, моя — синяя. Они до сих пор висят в нашей спальне на стене, в рамке. Ты знаешь, почему.       Помнишь, ты сказал, что мои глаза прекрасны? Я тебе ещё тогда не поверила... Знаешь, я ведь не верю каждый раз, ведь твои глаза гораздо прекраснее моих.       И летело, и неслось Ритмом, полутоном. Чтоб исполнилось, сбылось — Мир над нашим домом.       У нас стоит фортепиано в гостиной. По вечерам, когда ты бываешь дома и в хорошем расположении духа, ты играешь мне тот самый вальс.       На столике рядом стоят вино, бокалы, сыр и виноград, как тогда. Как в первый раз. Только я не в облегающем блестящем платье, а ты не в начищенном фраке. Ты играешь также виртуозно в обычных домашних майке и шортах, а я также восхищаюсь тобой легкой сорочке. Но всё словно в первый раз.       Нет разговоров о политике, искусстве, проблемах насущных или слухах. Есть только я, ты и вальс. И где ты, человек военной выправки, так научился играть? Сколько чувств, эмоций, историй заключено в одной только мелодии. А сколько всего этого заключено в твоей душе.       Пальцы бегают по белоснежным и чёрным клавишам, ты сосредоточен, а я стою у стены и улыбаюсь.       Мелодия сходит на нет, звучат последние аккорды, ты поворачиваешься ко мне на сиденье, ловишь мои глаза и улыбаешься.       На столике у фортепиано забыто вино, оставлен сыр и брошен виноград. Ты несешь меня на руках в нашу спальню, где на стене висят наши снятые маски — символ честности и открытости.       Ты вернешься, обещай, Мне играть Шопена. Ты вернешься, обещай, Мне играть...       Как всегда утром ты уходишь так рано, что солнце ещё не встает. Темно. На кухне пахнет твоим любимым кофе и на скорую руку завтраком. Я невольно просыпаюсь, когда ты уходишь, чтобы посмотреть на тебя.       Всё в тебе родное, изученное, привычное, неотъемлемое. Не вижу жизни без широкой спины, родной улыбки, игры на фортепиано, редких разговоров по душам, понимающих взглядов, молчания в трубку и коротких «люблю».       Тогда ты уходишь. Мы говорим друг другу заветное «люблю», я целую тебя на прощание, поправляю воротник, тяжело вздыхаю.       Каждый раз как последний. Кто знает, когда тебя отправят на сложное задание.       Но ты каждый раз обещаешь вернуться. И возвращаешься.       А в окне лишь пустота, Клавиши разбиты. Но запретная любовь Мною не забыта.       Тебя долго нет.       Каждый раз я, приходя с работы, кидаю подальше документы, которые я обязана заполнить вовремя к педагогическому совету, сажусь за фортепиано и просто жду.       Но я слышу вальс, вижу тебя, чувствую тепло, вкус винограда, ощущаю твои прикосновения...       Решаю разучить к твоему приезду вальс.       Допоздна изучаю ноты, подписываю бумажки, прикрепляю их скотчем на деревянную крышку, сверху клавиш. Пусть летят к чертям уроки, дети, документы, физ нагрузка, подготовка... Всё!       Упорно стараюсь, играю. Пальцы заплетаются, болят, я путаюсь, уже готовясь плакать. Но твой образ, подбадривающая улыбка заставляют меня идти до конца.       И я делаю это.       Превозмогая боль, я играю. Не так красиво, как ты, но играю. Мелодия льется механично, слегка неуклюже, в ней нет той искры, которую вкладываешь в неё ты. Но я всё равно горда собой.       Но тебя нет. Тебя больше нет...       Пусть лишь в сердце, Пусть едва, как детская обида. Ты вернешься, обещай, Мне сыграть...       Я ненавижу приёмы всем сердцем. Я ненавижу твою службу, твоё чёртово опасное задание. Ненавижу твоё командование, что отправило тебя на верную смерть. Ненавижу. Не-на-ви-жу.       Вдоль руки, от запястья к внутреннему изгибу локтя, ползет расширяющаяся красная нить. Мне больше не с кем обсуждать политику, искусство, насущные проблемы или слухи. Мне больше некого обнимать со спины, не у кого чувствовать ровное сердцебиение, некому смотреть в глаза и видеть всё. Абсолютно всё, абсолютно некому.       Слёзы капают, разрывая ровную полосу, размазывают края. Щиплет кожу, пробираясь вглубь, но это не так больно, как засыпать одной. Эта боль, этот разрез заглушают бездонную тьму, ворвавшуюся через огромную дыру. Она образовалась, когда ты не вернулся.       Но я верю, ты вернешься.       Ты вернешься, обещай, мне играть Шопена.       Ты мне обещал.       Ты вернешься, обещай, мне играть...       Я знаю, ты вернёшься.       Ты вернешься, обещай, мне играть Шопена.       Надо только верить.       Ты вернешься, обещай, мне играть...       Надо только ждать.