Малыш

Я беспокойно спал всю ночь. Ворочался, разговаривал с призраками и мечтал поскорее проснуться. Когда же мне это удалось, рассвет только разгорался, я подумал, что еще рано, и забылся неглубоким сном. Я ждал утра, когда могу пойти в новую школу, где меня ждут новые знания, учителя и друзья. Будильник оглушающе зазвенел, и я вскочил. Проспал, но не смертельно. Сварил себе кофе, не торопясь, выпил, ожидая, когда встанет отец. Но спустя пятнадцать минут я понял, что утренние звуки пробуждения подаю только я, и поспешил в спальню отца. Он дрых без задних ног, бессовестный! Я поскорее распахнул занавеси, открыл окна, чтобы впустить свежий воздух, и схватил отца за плечо, чтобы разбудить. - Разве ты не обещал встать сегодня пораньше? – закричал я. – Я же сегодня иду первый день в школу! - Кто этот плохой мальчик, который не дает мне спать? – хриплым от сна голосом спросил Кёске. – Не нужно ли его наказать? - Скорее вставай! Ты же обещал! – взмолился я и стал еще сильнее дергать за плечо. Внезапно сильная мужская рука схватила меня и прижала к груди. Я отчетливо ощутил жар от теплого от сна тела, густой аромат «Шанели» и, несомненно, обычный утренний мужской стояк. Я невольно покраснел, пытаясь отодвинуться, но руки отца держали крепко. Наконец, я расслабился и утонул в его объятиях. - Доброе утро, Мира! – промурлыкал отец в ухо и впился губами мне в губы. – Давай поспим вместе, не стоит так торопиться, - и принялся терзать мой рот, попутно раздевая меня догола. Я смущался, краснел, ведь я еще не привык, чтобы меня так любили. Губы были зацелованы, шея обкусана, соски затвердели от напора страсти, и, в конце концов, отец с помощью поцелуев добрался до дорожки волос к паху. Мой член немедленно встал, требуя внимания. Ведь мне было всего шестнадцать лет! «Шестнадцать лет и два месяца», - вспоминал я, когда началось это сумасшествие на мой день рождения. Я застонал, ведь точно опоздаю в школу. Но горящие от возбуждения глаза отца, когда он отсасывал мне, компенсировали все мои прошлые и будущие страдания. Когда я кончил, отец проглотил все семя до капли и, облизываясь, растянулся на кровати: - Ты не опоздаешь? – серебристые глаза с хитринкой уставились на меня. – Или подождешь, пока я приму душ? Или, что еще лучше, мы примем душ вместе? *** Да, я расслабился, но с прытью малолетки бежал в свою школу. Ведь я так мечтал туда поступить. Я оббегал всю школу по периметру, не зная, что делать. Я, наверное, единственный, кто опоздал в первый же день учебы. И все из-за этого Кёске. Как он мог со мной так обращаться. Хотя что уж там… Известный актер, снимавшийся в Голливуде, неотразимый любовник, игравший страсть на экране. Но сегодня утром, на отцовской постели любовь была настоящей. И она была всем тем, что отец хотел сказать мне. О! Наконец-то я нашел вход. Но что это?! Не верю своим глазам! Я вижу отцовскую машину! Он здесь?! Мне пришлось пробежать еще три четверти самого здания, пока я нашел дверь открытой. Я устало сел на ступеньки, как оттуда вышел старшекурсник. - Простите, - стал кланяться со всей почтительностью, на которую был способен, - я переводник, с первого курса, я даже не знаю, в какую группу попал. - Как тебя зовут? – спросил деловито парень, в руках он держал папку. Я несмело улыбнулся. А все из-за дурацкого имени! - Мунакато Мира. - Это как два иероглифа – плод и сладкий? – по-доброму улыбнувшись, спросил старшекурсник. И тут я обратил внимание, что он высокого роста, очень привлекательный, с обаятельной улыбкой. И еще председатель школьного совета. Вот я влип! - Меня зовут Утсуномия Такаюки. Я третьекурсник. Я помогу тебе, - он заглянул в папку. – У тебя третья группа, - и он объяснил, как туда дойти. - Спасибо! – я пошел быстрым шагом в корпус школы. - Учителя еще в учительской! – крикнул Такаюки. – Так что поторопись! Я услышал глубокий смех старшекурсника. - Думаю, с твоим появлением моя школьная жизнь заиграет новыми красками, - раздался игривый голос Такаюки. – Смею я надеяться? Я только улыбнулся. Такаюки оказался классным парнем! В классе я обнаружил двух своих друзей, Шуна, друга с младшей школы, и Казу, с которым дружил с песочницы. Как оказалось, они исполнили свои мечты. Шун стал музыкантом и выпустил дебютный альбом, Казу вступил в футбольную секцию школы. - Так вы исполнили каждый свою мечту! – с восторгом воскликнул я. - А ты так и остался невестой своего папочки? – вдруг строго спросил Казу, наседая на меня и прижимая к стене. Опасность! Как я до этого дошел? Неужели он что-то подозревает? Но вспомнив свое детство, я понял, какой дурак был. Ведь я думал, что все отцы такие, как мой! Мы проводили очень много времени вместе, и мои друзья посмеивались надо мной, потому что своего отца я просто обожал. Я покраснел и попытался вырваться, но не тут-то было! - Вы поссорились? – пристально смотря мне в глаза, допытывался Казу. Я тут вспомнил наше сегодняшнее с отцом утро: развороченную постель, теплое тело Кёске, прижимающееся к моему, горячий член, трущийся о мой, руки отца, сжимающие их обоих, жаркие заверения в любви… - Нет, конечно, не поссорились! – заверил я Казу, но щеки мои пылали. Я вцепился в свои волосы, собираясь собрать свои мысли в кучу, чтобы не возбудиться в начале первого урока, как Казу тряхнул меня за рукав: - Смотри, твой отец идет. Я мгновенно собрался. Действительно, идет в окружении почтенных учительниц и нескольких женщин. Так он действительно приехал раньше меня! - Твой отец ничуть не изменился, - шептал Казу, - смотри, он уже клеит мою мать. Кёске и вправду отдавал все свое внимание одной женщине, похожей на Казу, даже провел рукой по ее волосам, от чего та зарделась, как школьница. - Он у тебя такой молодой, - продолжал говорить Казу. – Сколько ему лет? - Тридцать, - ответил я, любуясь отцом в лиловом костюме и бордовой рубашке. Ему все было к лицу! – Но я в это не верю, ведь мне – шестнадцать. Ведь это бы тогда означало, что он стал отцом в четырнадцать, но этого не может быть. - Может, ты и прав, - пробормотал Казу. Я ненавижу Кёске! Я ненавижу, что он заигрывает с другими женщинами! И когда это началось?.. Уроки прошли незаметно, потому что меня съедала кипящая злоба ко всему миру. Вечером пришел домой, переоделся в домашнюю одежду и устроился на диване смотреть телевизор. - Я ненавижу Кёске, - бубнил я. - Что ты говоришь? – вдруг услышал я под ухом и вскочил. Отец устроился возле меня на диване, зажег сигарету и закурил, расслабляясь. Вместе с дымом уходила и моя злость. Я смотрел на отца, любовался его безупречным профилем и наслаждался покоем сегодняшнего вечера. - Я отменил все планы на завтра, чтобы увидеть твою церемонию, - туша сигарету, ответил отец. – Поэтому мы можем продолжить утреннюю игру. Ведь за целый день я выпил только стакан молока. Сладкого молока, - мурлыкал Кёске, целуя меня в шею и опускаясь ниже, к груди и животу. Молока?! Но отец не пьет молоко! Вообще! Это значит… Значит, что он сыт только мной? Моим… семенем? От осознания этой правды мой член снова встал, потому что устоять юному шестнадцатилетнему парню перед порочными словами коварного опытного любовника было не в силах. Мой отец соблазнитель. Я задыхался под его поцелуями, а когда он снова взял мой член в рот, я взорвался на тысячи осколков… Меня разморило после оргазма и я, расслабленный, лежал на диване, абсолютно не сопротивляясь, а отец, кажется, вообще собирался меня ублажать всю ночь. Но тут раздался звонок мобильного телефона, и Кёске пришлось ответить. Сквозь дымку наслаждения я осознал, что отец договаривается о встрече и говорит, что абсолютно свободен. Как он смеет?! А я? Я не выдержал, поднялся и лизнул Кёске за ухом. Тот выдохнул через силу. Осмелев, я пососал мочку уха, и отец невольно застонал. Так он поддается дрессировке! Я схватил отца за член и легонько сжал его. - Нет, ничего, - быстро ответил Кёске по телефону. – До встречи! Я улыбался до ушей. Мне удалось покорить тигра! - Так, - улыбаясь мне, сказал отец, - перед выходом я бы хотел принять душ и наказать одного плохого мальчика. Теперь ты взрослый, и мы будем играть по-взрослому. -Я еще не взрослый, мне всего шестнадцать лет, - возразил я. - И два месяца, - со смехом ответил Кёске и вовлек в головокружительный поцелуй. Не затягивая с прелюдией, ведь я уже и так был готов на все, он растягивал меня внутри пальцами, и я хныкал от неприятных ощущений в анусе. Отец был неумолим, и, когда дырочка была растянута тремя пальцами, он проник в меня членом. У меня искры из глаз посыпались. Это было неприятно, больно и крышесносно. Я орал от боли и кричал: «Еще!» Отец брал свое и, как он сказал, по-взрослому. Не было нежностей. Была одна животная страсть. Он двигался легко, будто я предназначен для него был всю жизнь. Толчки наполняли меня, я скулил то ли от боли, то ли от наслаждения. Сколько времени прошло, абсолютно не представляю. Наконец, Кёске выдохнул, замер, и горячая жидкость наполнила меня внутри. Одновременно с этим мое сознание поплыло, и я отключился, оказавшись за вратами рая. Ничто не побеспокоило меня. Я только сквозь надвигающийся сон почувствовал, как отец встает, накрывает меня пледом и тихонько уходит из гостиной. Через десять минут он вышел из своей спальни, свежий и одетый, и сказал: - Будь хорошим мальчиком, - и, прижав пальцы к губам, изобразил поцелуй. Я смог только простонать в ответ. Последняя мысль на сегодня мелькнула в голове: «Он сказал, что поедет на собрание родителей. Тогда за кем он собрался заезжать? Ах ты, чертов развратник!» *** Казу побледнел, увидев меня утром. - Мира?! - Доброе утро, Казу! – прохрипел я. Все тело болело. Болело в таких местах, что я и не представлял. Болела задница, бедра и голова. Как я высижу на уроках, меня беспокоило весьма смутно. Какое яркое солнце! Как громко поют птицы… Ох! Этот день будет долгим. Я так задумался, размышляя о вчерашнем вечере, что врезался в дерево. Бум! И шишка мне обеспечена. - Мира! – подскочил Казу, трогая лоб, но я отшатнулся, избегая прикосновений. - Все, начинаю новую жизнь! – вскричал я, стараясь думать, что Кёске – это еще не все, что есть на свете. Вдруг раздался чей-то приятный басистый смех. Смеялся Такаюки, шедший в школу по своим делам. - Привет, моя сладкая кошечка, - игриво рыкнул он мне в лицо. - Здравствуйте, - обрадовался я, - спасибо за вчерашнюю помощь. Вы мне очень помогли! - Хм, - подошел Такаюки поближе, и я ощутил его природный магнетизм. Он был очень привлекателен: золотистые волосы, светло-карие глаза, улыбчивые губы, высокий и стройный. Старшекурсник смахнул листик с моей головы, и наши глаза встретились. Я готов был утонуть в светлых глазах Такаюки, но тут отстранил меня Казу. Явно видимая ревность моего старого друга навела меня на другую мысль, бившую меня рефреном по голове целый день: «Неужели мой отец мне изменяет?» Потому что я ревновал! Ревновал, как Казу ревновал меня к этому старшекурснику. *** Вечером я приготовил вкусный ужин, ожидая Кёске домой пораньше. Ведь он обещал! Но вот восемь часов, девять, уже десять, а его все нет. Что происходит? Неужели он проводит время с другой женщиной? Я не должен ревновать! В слезах и раздрае я уткнулся носом в сцепленные руки и попытался успокоиться. Проснулся я в темноте, потому что кто-то тронул меня за плечо. Кёске! Я вскочил и ткнулся носом в дорогую ткань пиджака, вдыхая знакомый до боли запах Кёске. - Я уйду от тебя! Уйду! Как ушел от тебя в детстве! – в плаче бился я. Но нежные и сильные руки отца обнимали меня, и голос, убаюкивающий и слегка взволнованный, шептал мне: - Мира! Ты – мой единственный. Кроме тебя, у меня никого нет. В ответ я крепко-крепко обнял его. Ужин был забыт, а отец любил меня долго и нежно. Было еще больно после вчерашнего вечера, но мое тело охотно принимало отца внутрь. Я отдавался ему со всей страстью, сжимая его бедрами, мешая и делая движения лихорадочными и страстными, а Кёске легкими толчками наполнял своим членом меня и мое сердце успокоением до следующего раунда моей безграничной любви к своему отцу. *** О нет! Я со своей ревностью совсем забыл подать свидетельство о рождении в комитет школы! Это была катастрофа! Завтра последний день сдачи документов, а я был прописан в другом городе. Казу может мне помочь! И я, объяснив по-скорому ситуацию, потащил его к ближайшей остановке поезда. Мы отправились в мэрию, подали запрос и зубоскалили, пока ожидали свидетельство о рождении. - А вдруг он не твой отец? – ухмылялся Казу. – Вот я помню, как Кёске играл брата главной героини. Он оказался ей не родным, и они не заметили, как полюбили друг друга. Вот и твой отец – это не твой отец. Тогда вы полюбите друг друга и… - Я со своим отцом? – смутился я, - что за глупости. Хотя… тогда запретной преграды станет намного меньше. - Ну ты даешь! – похлопал меня на плечу Казу, а я еще больше покраснел. Я потратил все карманные деньги и сверх того, не меньше трехсот иен. Но их было не жалко. Как я обратно добрался, я плохо соображал. Помнил только одно: в свидетельстве о рождении не было имени моего отца, а какие-то совсем чужие, с пометкой, что Кёске – мой приемный отец. Я переступил порог дома и дал волю слезам. Казу утешал, как мог, сцеловывая слезы с моих щек. Наконец, он шепнул: «Я люблю тебя». Я замер от откровений, нахлынувших на меня. Если бы моим любовником был Казу, мне бы, наверное, не пришлось так сильно страдать. Казу повалил меня на постель, пытаясь снять с меня брюки, а я почти не сопротивлялся, потому что думал о своем отце. Я всегда думал, что наши отношения с отцом были продолжением наших родственных связей. Но что теперь? Казу, шаря глазами по моему телу, после долгой продолжительной паузы сказал: - Я всегда знал, что между вами что-то есть. Я видел следы на твоем теле, когда ты переодевался. При этих словах я смущенно прикрылся простыней, пряча старые засосы и укусы на теле, оставленные Кёске. - Я бы не соперничал с твоим отцом, потому что эти отношения – тупиковые. Когда же я знаю, что Кёске – не твой отец, я понял, что буду сражаться за тебя! – и впился в мои губы. У меня хватило сил оттолкнуть Казу. Мое тело не хотело его! - Подожди, - крикнул, - подожди! Я не могу… Казу одарил меня долгим и тяжелым взглядом. - Хорошо, я подожду, - медленно сказал он. – Я ждал всю жизнь, подожду еще немного, - с этими словами он оделся и ушел. Легкий осенний ветерок играл колокольчиками. Я достал папку с фотографиями и погрузился в детские воспоминания. Смешные и грустные, вспомнилась серьезная ссора с отцом. Вся моя недолгая жизнь, центром которой был мой Кёске. Задумавшись, я незаметно уснул, прямо за столом. Разбудил меня легкий поцелуй в висок, и внезапное включение света. - Оденься, а то простудишься, - мягко сказал отец. – Еще лучше иди в кровать. - Сегодня ты опять вернулся поздно, - проворчал я, поглядывая на часы, показывающие час ночи. - Прости, после работы у меня была одна встреча, - невразумительно объяснился Кёске. Что?! Злобная ревность снова охватила меня. То есть я тут сижу, переживаю, а ты ходишь на свидания?! Я был готов задушить этого мерзавца голыми руками. Но тут же сник. Я же был с Казу! Как тут все объяснить? - Э-э-э… - начал я, но ляпнул совершенно другое: - Мне в школу нужно подать свидетельство о рождении. - Я знаю, - спокойно ответил Кёске, проверяя мой дневник и расписываясь в нем, - все необходимые документы я подал еще в первый день поступления. Обычно в данной ситуации волнуют именно настоящие родители, но меня почему-то совершенно другое. Кто я для него? И я почувствовал нечто горячее на своих щеках. В этот момент Кёске обернулся и увидел мои слезы. Он мгновенно оказался возле меня. - Что? Что случилось, малыш? - Ничего. - Тогда почему ты плачешь, малыш? – ласково спросил он. Я только крепко обнял его. И был необычайно нежен с ним в постели. Кёске толкался в глубину моего тела и мягко целовал мое тело. - Сегодня ты не такой, как обычно, - прижимаясь щекой к внутренней стороне бедра, сказал он. - Не оставляй меня, Кёске, - задыхаясь от прилива чувств, бормотал я. Когда же настал пик, когда я был готов сорваться вниз или взлететь, я только смог прокричать: - Не оставляй меня, Кёске! И сорвался в глубокую пропасть, в которой царили отчаяние и боль наравне с наслаждением и удовлетворенностью. - Не волнуйся, - шептал мне мой приемный отец, - как я могу бросить такого малыша? - Я люблю тебя, Кёске, - повторял я, не замечая, что слезы текут по моим глазам. *** Светило солнце, пели птицы, зеленела трава. Жизнь прекрасна, но я опять не выспался! Уж очень активный любовник мне попался. Да, любовник. Какая разница, отец мне он или нет? Факт в том, что я люблю Кёске. С такой истиной мне легко было справиться с учебой и домашними заданиями. - Слушай, это правда, что твой отец женится на Утсуномии Мицуко? – огорошил меня вопросм Шун. - Что? – я вытаращил на него глаза. - Об этом говорит каждая газета, к тому же я видел все сам. Между ними и вправду что-то есть. - Это просто слух, - возразил Казу. – Шун! - Может, я и ошибся, - нервно ответил Шун, - наверное, я все неправильно понял. Ладно, пока! После уроков мы с Казу направились к выходу школы. - Казу, я по поводу вчерашнего разговора… - Ничего, - отмахнулся Казу, - не обязательно отвечать прямо сейчас… - Слушай, Казу, я… - Моя мать просто сходит с ума по Кёске, - ухмыляясь, сказал Казу. - После того, как они встретились на родительском собрании… На родительском собрании… Так это была правдой! - Причем тут твоя мама? - перебил я Казу. Ревность вспыхнула с новой силой. А еще какая-то актрисочка набивалась в жены. - Почему ты так завелся? Просто собрание родителей происходило в гостинице. Если наши родители сблизятся, то мы станем братьями. Короче, если твой отец и моя мать поженятся, то мы будем жить под одной крышей. Я представил: «Добрые родители, два брата, дружная семья»… - Прости Казу… - Извини, - покаялся за представление Казу, - ты ни в чем не виноват. И повернулся, чтобы уходить. - Привет, моя блудная кошечка, - послышался бархатный голос Такаюки. - Утсуномия? Доброе утро! - Как тебе новый класс? - Спасибо, все хорошо, - обрадовался я разговору, - я встретил своих старых друзей. Познакомься, это Ушуноми Казу. Казу, это председатель школьного Совета Утсуномия Тукаюки. Казу только сжимал кулаки. Глаза и щеки его пылали. - Мне пора, - вздохнул Тукаюки и шепнул мне на ухо: - Заходи ко мне в кабинет, я всегда буду тебе рад. Я только выдохнул. Меня делят два парня! Казу собственническим жестом сгреб меня в охапку. - Да что с тобой такое, ты сам на себя не похож, - воскликнул я. - Ты что, совсем дурачок? – скривился Казу. – Он же охотится за тобой. Он – великолепный актер. Он – сын самой Утсуномии Мицуки. Продолжили мы разговор на травке за обедом. - Если он сын актрисы, это не значит, что он актер. Посмотрев в его глаза, я все понял. - Ну и что? – спросил я. – Я ведь не девственник, - и получил братский подзатыльник. Казу взглянул на мой обед. - Выглядит неплохо, - констатировал он. - Конечно, - ухмыльнулся я, впиваясь в сендвич, - ведь я сделал свой обед сам. Хочешь? Казу откусил кусочек. И одобрительно угукнул. - Из тебя получится хорошая невестка, - сказал Казу. - Да, я хорош как на кухне, так и в постели, - и снова получил по башке. - Мира! – кричал Шун из окна школьного здания. – Тебя зовет учитель. Господин Кёске попал в аварию! Через каких-то полчаса гонки я ворвался в палату, где лежал мой отец, бледный и с закрытыми глазами. - Нет! – с надрывом закричал я. – Ты обещал, что никогда меня не бросишь. Я тряс его, и Кёске открыл глаза. Видимо, он спал под обезболивающим. - Миро, не тряси кровать, - приказал менеджер Кёске господин Ходжу. – Твой отец жив. Все в порядке. Два-три дня, и его выпишут. Кёске обнял мене перемотанной рукой. - Что ты, малыш, - пробормотал он, - я тебя никогда не брошу. Не шуми в больнице. Я набросился на него с объятиями и поцелуями. Но господин Ходжу посоветовал мне выйти. - Пойдем, ему нужен покой. - Это был не самый сложный трюк, поэтому он решил сделать все сам. Ошибка произошла не по его вине, - объяснил господин Ходжу, когда мы сидели в холле. - Какой ужас! – выдохнул я. - Надеюсь, я все–таки заставлю взять выходные или отпуск, ведь вчера он работал до поздней ночи. - Вчера? - удивился я. – Значит, вчера он задержался по работе? А я думал, что он задерживается на встрече. -Да, - хмыкнул менеджер, - он всегда прикидывается таким. Похоже, что он смог обмануть не только своих поклонниц, но даже и тебя. Он строит из себя плейбоя, но на самом деле это совсем не так. - Правда? - Бедняга, он так увлекся, что ввел в заблуждение собственного сына, - грустно сказал Ходжу. - Когда ты был еще маленький, я не раз говорил ему: «тяжело воспитывать ребенка в одиночку», но он ничего не желал слушать и сказал, что сам будет растить тебя. Его поступок достоин уважения. Ты очень дорог для Кёске, поэтому и ты должен дорожить им. Я кивнул. - Я рад, что из тебя получился хороший мальчик, - продолжал менеджер, - Он всегда говорил, что без ума от тебя. «Без ума? – смутился я. – Как много он знает о наших недавних отношениях?» - Почему он стал моим отцом? – вслух спросил я. - О чем ты? – не понял господин Ходжу. Тут вбежала ослепительной красоты женщина с распущенными розовыми волосами. Утсуномия Мицуки, звезда экрана. - Простите? Где Кёске? – спросила она. – Если бы я не подвернула ногу, ничего этого бы не случилось. «ОН ни слова не сказал мне, что снимается вместе с ней, - рассердился я. – Как он мог!» Я уже ненавидел ее. - Ты – Мира? – спросила она. – Значит, ты… Она опустила голову. Ах, слезы актрисы, иронично подумал я. *** По телевизору показывали новости. «Сегодня Мунакато Кёске был выписан из больницы. Ходят слухи, что он получил травму, прикрывая свою партнершу по фильму Утсуномия Мицуки. Теперь никто не сомневается в том, что их любовный роман в фильме перенесется в реальную жизнь». - Все говорят только об этом, - сердито проговорил себе я. В дверь раздался звонок. В глазке двери я увидел ту самую Мицуки. Что она здесь делает? Я встретил ее очень холодно. Мне было откровенно наплевать на блестевшие в ее глазах слезы. - Отца нет дома, - грубо сказал я вместо приветствия. - Я знаю, - ответила актриса, - сегодня я пришла поговорить с тобой. Я знаю, ты не любишь меня, - она откровенно плакала. - Что вам от меня нужно? - Я хочу, чтобы ты стал моим сыном, - произнесла Мицуки. – Ты согласен? Это значит, что она хочет выйти замуж за Кёске?! - Не думаю, что Кёске согласится, - продолжала она. - Он сказал, что все будет зависеть от твоего ответа. Прошу тебя, ведь у меня тоже есть на это право. Это ложь! И что значит, что у нее есть на это право? Неужели Кёске и вправду любит ее? Нет, этого не может быть! *** Я сидел в парке и бездумно разглядывал листья деревьев, круживших в воздухе. «Папа, - вспоминалось мне, когда мы так же в детстве, лежа на земле, смотрели в небо, - вот то облако похоже на кораблик» «А мне нравится то, которое похоже на мороженое» «Мы сядем вдвоем на корабль и уплывем в далекую страну» «А я бы не отказался от мороженого со вкусом сливы» Почему мы не можем быть счастливы только вдвоем?! Как же я от этого устал. Ветер поднял листья в воздух и закружил в воздухе, навевая осенние сны. - Мира! – коснулась меня рука и отодвинула прядь волос, налезших на волосы. - Кёске, что ты тут делаешь? – спросонок спросил я. Глубокий поцелуй был мне ответом. - Я знаю все о тебе, - глаза Кёске смотрели печально. – Если честно, я искал тебя повсюду. Я даже не знаю, что со мной будет, если ты исчезнешь. Еще немного, и я бы расстроился. - Дурачок, - ответил я нежно, но тут же насупился и отвернулся, добавив: - Какая тебе разница, если у тебя куча поклонниц, которые без ума от тебя. - Это ты дурачок, потому что ни одна из них не заменит тебя! Ведь ты – мой смысл жизни, Мира. - Ты тоже, Кёске, - дрожа от непролитых слез, сказал я. Мы наслаждались тихим вечером и присутствием друг друга. - Сегодня пришла ко мне Утсуномия Мицуки… - спустя полчаса начал я разговор. - Да я знаю - Ты и вправду женишься на ней? – перебил я отца. Озадаченный взгляд был мне ответом. - Я? С чего ты это взял? - Но… - начал я, осторожно добавляя нужные слова, - но она сказала, что хочет, чтобы я был ее сыном, что она имеет на это право! Я не сдержался и прогнал ее. - Вот как, - мягко сказал Кёске. - Прости, наверное, у меня не было никакого права делать это, - сник я. - Наверное, я должен был рассказать тебе раньше. О твоем происхождении. Я закрыл уши. - Я и так все знаю. - Неужели? Я знал, что ты догадываешься. И Кёске замолчал на некоторое время. Выдохнув, он произнес: - Утсуномия Мицуки – твоя мать! - Что? – мой мир разбился вдребезги. - Ты же сказал, что все знаешь, - удивился Кёске. – К тому же, она моя сестра. Я и Мицуки потеряли родителей еще в детстве. Мы жили с ней вдвоем. Мы пользовались своей красивой внешностью, и благодаря ей, нам не приходилось голодать. Но Мицуки, которая продвигалась по карьерной лестнице актрисы, забеременела, и у нее родился мальчик. Как раз в этом момент ей предложили главную роль в голливудском кино. Поэтому я решил взять тебя к себе и стать твоим отцом. Таким образом, она стала голливудской звездой, а я – самым счастливым отцом на земле. - Что значит «счастливым»? Не говори так! – мне было неловко это слышать, но все же приятно. - Если она моя мать, то Утсуномия – мой брат, - пробормотал я. - Нет. Такаюки – приемный сын ее второго мужа, который умер пару лет назад. Значит, Кёске и я все-таки связаны кровными узами. Не знаю, радоваться этому или нет. И, возможно, придется помириться со своей матерью. - Кеске, значит, все это ты сделал ради меня? Спасибо тебе! – и я ласково потрепал по его пшеничным волосам. – Обещаю, я отблагодарю тебе. Я буду менять пеленки твоему малышу и носить его на ручках. - Можешь, начинать прямо сейчас! – с озорным блеском в глазах произнес мой родной человек. Он повалил меня на спину и впился в мои губы. - Значит, мы всегда будем вместе? – между поцелуями спросил я. - Конечно, ведь за тобой должок. – наши поцелуи стали жгуче-страстными, и мы не обращали внимания на то, что находились в парке. - Я люблю тебя, папа, ведь я твой малыш. - Конечно, сынок.