At the limit

Джейсон на пределе. Он не выдохся. У него все еще есть силы, чтобы двигаться дальше, все еще есть недостигнутые цели и то, что помечено грифом «обязательно», но абсолютно нет желания что-либо делать и стремления чего-то достичь. И никакие «надо» уже не помогут — Джейсону кажется, что тот прыжок с самолета наконец закончился, и он упал на самое дно. Туда, откуда просто невозможно выбраться. У Джейсона еще есть силы, но в то же время он не способен даже сделать уверенный шаг, не почувствовав дрожи в ногах или не покачнувшись. Неверные пальцы не могут удержать нож, а из пистолета он позорно мажет, потому что не получается держать его как надо. И если его сейчас спросят, как он вообще, Джейсон без раздумий ответит: «Меня пристрелили в первую ночь на острове». Пробили грудину светлым пронзительным взглядом. И изначально все было нормально. Так, как должно было быть. Смерть друга, угрозы, бьющийся в руках брат, судорожно зажимающий простреленное горло, вызывали искреннюю, неподдельную ненависть к тому, кто был всему причиной. Джейсон жил этой ненавистью, пока не понял, что этот человек — он повсюду. Ваас, казалось, следил за ним. Наблюдал с фотографий, на которые тот натыкался в разваленных деревнях; говорил по рациям, обычно шумящим и в аванпостах, и у самих пиратов; он дышал Джейсону в спину, когда тот с помощью фотоаппарата рассматривал очередную площадку, по которой ходили одетые в красный люди, а если тому доводилось навести прицел на него самого… то Джейсону казалось, что Монтенегро вовсе не является человеком. Демон, дьявол, дух или кто там еще, но не человек. Как еще объяснить то, что он смотрел на Джейсона через его собственный прицел? И он был готов поклясться: Вааса это все забавляло. А потом случилось то, что Джейсон просто не смог объяснить. Монтенегро его отпустил. Просто развернулся и ушел, перед этим спустив Джейсону в голову пустой магазин при имеющемся заполненном и оставив с полным непонимания взглядом и короткой надписью на песке. «Проверяй патроны, Белоснежка». Всегда проверяй патроны, потому что с пустым магазином ты не стоишь абсолютно ничего. Особенно если в этом магазине — твое желание бороться. Ненависть медленно перетекла в попытки понять, а после — в попытки выкинуть из головы. Потому что Ваас был повсюду и был самим островом.  — Ты бежишь от меня на моей территории, Джейсон, — пистолет упирается в лоб. — Это как прятаться от тигра в его же клетке. Он не справлялся.  — Знаешь, как это выглядит со стороны? Словно ты в меня втюхался. Джейсон не может пошевелиться, а дуло пистолета скользит от шеи к груди.  — Это, блядь, стремно, Джей. Он просто увяз. И он просто устал пытаться хоть что-то изменить. Возможно, он действительно поступил глупо, придя сюда. Джейсон прекрасно знает, что ничего не изменится; сны не исчезают просто так, а Рук уже никогда не сотрется из памяти, но… почему-то Джейсону кажется, что это было обязательно. Так же обязательно, как и прыжок в красную бездну из самолета.  — У каждого свой предел, Джейсон. Когда же ты выдохнешься и сдохнешь наконец, а? Кажется, он даже не чувствует боли. Физические ощущения будто бы отключились, и Джейсон ошалело обводит взглядом все вокруг. Исписанные стены, металлические контейнеры, тигриная шкура под потолком. В глазах двоится. Красное пятно где-то сбоку. Темная рукоятка, торчащая из живота. Отчего-то желтая кровь. Все крутится сильнее, чем на аттракционах в луна-парке, но Джейсон абсолютно точно знает: это не приход. Иначе откуда столько злости, досады и боли в светлых глазах, когда Ваас поворачивает его к себе? И почему Джейсону впервые после смерти брата по-настоящему, кажется, жаль? Скользящее прикосновение к спине. Его коротко потрепали по голове.  — Ты водишь, мудила.  — Хочешь, чтобы все было иначе? Ты, твой дебил-братец и эта актриска, и вы в Калифорнии? Не прокатит. Не, Джейсон, серьезно, хуй тебе. Джунгли и автомат. Эта херня зовется жизнью, а не то, что вы себе там в Америке выдумали. А теперь съебывай.