Bagerlee-slash

Спустя некоторое время Ричард ощутил странную слабость, жар и озноб одновременно. Болела голова, всё время хотелось пить, и Ричард пил, пока не закончилась вода в графине на столе. Вставать с каждым разом было всё труднее и труднее. По-видимому, жара и духота камеры и внезапный избыток свежего воздуха сыграли с Диконом злую шутку. К вечеру следующего дня Ричард явственно бредил: тянул руки к окошкам, звал «эра Рокэ», а порой стремился содрать с себя рубаху. Комендант, который сначала побоялся поднимать лишний шум, всё же велел перенести хоть и слабо, но сопротивлявшегося пленника в лазарет. Там Ричард вёл себя спокойнее, но спустя двое суток при появлении лекаря с усилием сел на кровати и громко сказал в пространство: - Если монсеньор меня не найдёт, он пришлёт сюда комиссию Спрутов! - и рванул на себе рубашку с такой силой, что разорвал грубый холст. Лекарь покачал головой и велел переодеть лежавшего в беспамятстве герцога, а заодно и обтереть его влажной тканью для снятия жара. Но, к несчастью, в Багерлее было не скрыться от сквозняков, и, очнувшись, Ричард понял, что остался без голоса. Слабость не отпускала, так что Дикон - единственный больной на всю почти пустую тюрьму – лежал на кровати недвижно и безмолвно. За время болезни Ричард потерял счёт дням, к тому же в лазарете царил полумрак, окна были завешены – из-за этого сложно было отличить осеннее утро от пасмурного дня, а день – от хмурого вечера. Поэтому, неясно, сколько дней и ночей спустя, дверь в лазарет открылась и пропустила не привычного седого благодушного лекаря, а Повелителя Ветра. - Добрый вечер, герцог Окделл. Давно Вас перевели сюда? Дикон зло зашептал что-то себе под нос. - Юноша, говорите громче, Вас не слышно. Ричард попытался собрать все силы и прокричать о том, что в его болезни виноват герцог Алва собственной персоной, но последний переспросил: - Какой-какой герцог? Неужели Придд? Ну не Эпинэ же, в самом деле… Хорошо, я поговорю с Валентином. Ричард хотел помотать головой из стороны в сторону или хотя бы помахать руками в знак протеста, но ничего не выходило. Алва тем временем продолжил: - Значит, болеете, юноша? Раз уж у Вас есть на это время – почему бы и нет… Я сегодня тоже располагаю некоторым количеством времени, - добавил он, присаживаясь на край кровати, - хотя и недостаточным, чтобы болеть. Дикон про себя ругнулся: было неясно, надолго ли пришёл настырный гость. - Поскольку Вы и так под присмотром врачей, осматривать Вас мне необязательно… Ричард выдохнул: значит, сегодня не будет прикосновений длинных прохладных пальцев. Вот и хорошо, хотя и жаль немного – он готовился к этому с самого начала разговора, если не раньше. - …но я предпочитаю доверять своим глазам и рукам. «Опять терпеть это унижение? Нет, как только встану – вызову проклятого Ворона на дуэль!» - Впрочем, осмотр подождёт. Давайте я расскажу Вам о последних новостях Талига. Ну, что там было интересного за последнее время? Так, из придворных интриг: Катарина на сносях… простите, ждёт ребёнка. Очередного. Слава Богу, от меня сейчас не требуют присутствия в её спальне, а также будуарах и прочих надушенных помещениях, увешанных занавесочками и уставленных цветочками… В этот миг Ричард вспомнил одну из сцен, свидетелем которой он стал случайно, и начал краснеть, ощущая постыдное, но сладострастное возбуждение. А Ворон тем временем говорил совершенно возмутительные вещи: - …Хорошо хоть, что наша Олларианская Святая понимает, что веснушки на груди и на плечах не стоит показывать окружающим – иначе бы она стала не Талигойской Розой и уж тем более не Бледным Гиацинтом. Женщины в тягости далеко не так красивы, они полнеют, дурнеют, становятся неуклюжими и вечно сонными. В те времена, когда Ваш добрый друг, «старый больной человек» был в Талиге в должности кансилльера, она была более страстной! Однажды я здорово помял ей любимое платье прямо в кабинете Вашего приятеля – и такое было… Но, помнится, Вы видели некоторые из её прелестей, и, согласитесь, те же самые прелести у Марианны выглядят гораздо убедительнее… Ричард вспомнил раскатившиеся по ковру черешни, чайную розу в глубоком вырезе платья, и покраснел ещё больше. Напряжение внизу живота нарастало. - Говорят, что наша великолепная куртизанка собирается сменить образ жизни, а заодно и фамилию: если ничего не случится, она станет Марианной Эпинэ. Во всяком случае, Робер теперь всё свободное время проводит в доме Капуль-Гизайлей и уже договорился с Коко о разводе. Это весьма печальная новость для элиты Талига, но что поделаешь? Марианна любит и любима, и все её прелести будут принадлежать новоявленной чете Эпинэ… Воображение Дикона составляло из подзабытых воспоминаний такие картины, что, казалось, дальше уже некуда, а Алва, похоже, пытался подливать масла в огонь: - Кстати, Вашему «старому больному» другу удалось сбежать из Талига в Дриксен. Со слов наших шпионов, он под чужим именем ищет одну весьма известную картину. Видимо, на старости лет он решил создать музей: картины, перстни с тайниками… Ричард слегка побледнел – он понял, на какой перстень намекал его бывший эр. - …но, поскольку на этой картине изображён я – пусть и не один, но с неплохим молодым человеком – ему придётся презентовать эту картину мне. Конечно, я велю выделить взамен ему какой-нибудь мирный пейзажик: дриксенский или любой другой – на его выбор. А уж такая ценность, как эта картина… Знаете ли, на ней я ещё практически не имею шрамов, да и Джастина уже нет в живых, а я не хотел бы, чтобы этот продажный ызарг таскал память о нас по городам и весям, - Алва нахмурился, затем перевёл взгляд на Дика и как-то странно улыбнулся: - Вы похожи на него цветом глаз. Это, наверное, единственное, чем вы могли бы быть похожи… Джастин был более бледным и поджарым, чем Вы… Хотя Ваше заключение Вас изменило, не находите? – не дожидаясь ответа, Алва потянулся к лицу Ричарда, провёл кончиками пальцев по щеке. – Юноша, Вы исхудали и побледнели, но в Вас ещё наверняка живёт прежняя горячность. Джастин же был холоден, как лёд, и лишь я мог растопить его, - Алва запустил руку в русые волосы Ричарда. – Наши ночи были жаркими, а утра – всегда солнечными, и каждое утро я видел в его глазах искры счастья – они были даже ярче, чем солнечные лучи. Потом он одевался и уходил, и через несколько минут я вновь видел его холодным и неприступным. У Приддов это в роду. Ричард тем временем совсем разомлел от прикосновений своего бывшего эра. Он с трудом воспринимал, о чём шла речь, сосредоточившись на движении руки: подбородок, щека, лоб… - Создатель, Ричард! Вас здесь вообще лечат? – Алва подскочил, и спустя несколько мгновений в его руках появилась бутыль; он сорвал с Дикона одеяло, стянул рубашку, набрал полный рот жидкости и обрызгал тело юноши, а потом начал широкими движениями обмахивать его. В воздухе отчётливо запахло касерой, Ричард ощутил прохладу и даже некоторый прилив сил. - А теперь, юноша, Вам бы не помешало пропотеть и выспаться, - Алва вновь присел на край, и Ричард ощутил, как уже знакомая рука скользнула от шеи через грудь по животу и приспустила пояс. Прикосновения отозвались новой волной возбуждения… Определённо Ворон избрал интересный метод! Ричард беззвучно стонал, закусив губу, чужая рука двигалась всё быстрее и быстрее, по телу вновь разливался жар, но уже совершенно иной. Наконец Дик из последних сил толкнулся в ладонь бывшего эра и кончил. Алва с усмешкой наблюдал, как выражение блаженства в глазах постепенно сменяется выражением тревоги – похоже, Ричард только сейчас осознал, в каком двусмысленном положении он оказался: полуобнажённый, развалившийся на кровати, худощавый, с полупрозрачной от бледности кожей. Рокэ как-то странно облизнул губы, хищно прищурился и склонился к Дикону, а его руки тем временем жадно ласкали тело юноши; тот не сопротивлялся ни ласкам, ни властному поцелую… В пылу страсти никто из них не услышал, как отворилась дверь, и в комнату по привычке без стука вошёл седовласый старичок лекарь. Несколько секунд он молча наблюдал за происходящим, а потом так же молча сполз по стене на пол. Из его рук выпал и звякнул об пол пузырёк с настойкой кошачьего корня. Ворон обернулся: - Проклятье! – Ричард в кои-то веки разделял его мнение. – Даже в лазарете не дадут побыть спокойно, – в голосе регента Талига послышалась обречённость. – Похоже, нам придётся прерваться до следующего моего визита… Впрочем, скучать Вам не придётся, - Алва подобрал с пола пузырек с настойкой, а на его место положил початую бутыль касеры: - Очнётся – расскажите ему сказку о том, как вредно заходить к пациенту нетрезвым... - И не стучась, - добавил шёпотом Ричард и с удивлением осознал, что голос начал возвращаться. - То-то же! – усмехнулся Рокэ. – Кстати, это Вам, юноша. Не скучайте, - он сунул под подушку Ричарду небольшой свёрток, поправил ему одеяло, развернулся и ушёл, оставив юношу в радостном недоумении – выздоравливать.