Стану минутой твоею каждой

Не смотри на меня. Умоляю, не смотри. Мне не нужно ничего говорить, чтобы она поняла. Она уходит, вздыхая. Почему-то во взгляде читается понимание, удивительным образом смешивающееся с раздражением. Лёгким, как она сама, ничуть ей не свойственным. Потому что она не умеет злиться. Моя дорогая Шелби, перед которой я безмерно виноват. И от этого мне ни за что не отмыться. Никак не загладить, не исправить. У нас с ней в последнее время абсолютно не клеятся разговоры. Я вижу, что она ждёт чего-то, своим молчанием подталкивает к чему-то. Не понимаю. Не хочу понимать. Беспокойно кручу в руках телефон, так и не решаясь тебе позвонить. Боюсь. Словно ребёнок, впервые оставшийся дома один. Вздрагивающий от каждого шороха, звука или тени за окном. Я сам сплошная тень. Фантом. Призрак того, кем был когда-то. Меня охватывает безусловный, дикий и безумный по сути своей страх, что ты не возьмёшь трубку. Что вместо твоего голоса я услышу безжизненный голос и гудки, холоднее которых только зимняя стужа. А ведь ты, Мэттью, раньше мне всегда отвечал. Отчего-то кажется, что в этот раз всё будет иначе. Мысли мечутся в голове, словно вольная птица, загнанная в клетку. Но они неизменно возвращаются к тебе. К твоим словам, что были сказаны несколько месяцев назад. К словам, которые прокручиваю в сознании снова и снова, пока не останутся только они. Тебя я, видимо, уже потерял. Ты был таким растерянным тогда. Завораживающим в своей ярости. Невыносимо чужим. Я впервые увидел, как ты злишься. Не раздражаешься по мелочам, а позволяешь накопленному гневу вырваться. Обрушиться на меня мощной волной, не оставляя шанса. Ты не кричал. Шипел ядовито, чеканя каждое слово. Дёрнул меня на себя, и вся злость разлетелась по площадке, будто и не было ничего. Осталось смирение, которого я ничуть не ожидал. Не от тебя. Не из-за меня. А после ты сказал, что я никогда не пойму. И ушёл, оставив меня наедине с катастрофически сильным чувством вины. И болью, пробивающей мою и без того дырявую напрочь оборону. Несмотря на то, что мы продолжаем пересекаться, тебя нет. Ты безнадёжно далеко, ведёшь себя так, словно ничего не было. Нас не было. Я скучаю по улыбке, по искоркам в глазах, по твоему смеху. Никогда не думал, что могу тосковать столь отчаянно. С ней всё не так. С ней уютно, тепло и легко. Ни боли, ни страха, ни нездорового, практически ослепляющего отчаяния. Я тоскую, словно сумасшедший, по твоей неуклюжести, по взглядам, обращённым на меня, по теплоте. По нашим спорам о морских ежах, которым нет ни конца ни края. Ты даже начал мне сниться. Моё подсознание компенсирует то, чего мне не хватает наяву. Ты улыбаешься мне в каждом из увиденных мною снов. После них я просыпаюсь в холодном поту, не в силах поверить, что это не более чем мираж. Мне тебя не хватает. Меня ломает, выворачивает, дробит твоё безразличие. Твои жесты, улыбки, слова — отныне не мне. Иногда ты цепляешься взглядом за меня. На секунду, на миг. Ради этого мгновения я живу. И, кажется, снова начинаю дышать полной грудью. Пока ты не одёргиваешь себя и отворачиваешься, словно я не достоин и крох твоего внимания. Кислорода опять становится мало. Я как-то обмолвился, что свобода для меня важнее всего. Теперь она костью в горле, осколком меж рёбер упрятана. Ты дал то, что было нужно. Наверное, тебе нужно было уйти, чтобы простая в своей сущности вещь оглушила меня. Мне не нужно это. Свобода, личное пространство, до тошноты и-де-аль-на-я жизнь. Перед тем, как попрощаться, ты сказал, что я никогда не пойму. Что ж, Мэттью, теперь я понимаю. Понимаю, каково тосковать, разлагаться и медленно, но верно умирать без тебя. Понимаю, что мне не нужна свобода, мнимые ценности. Потому что мне нужен ты. Необходим так, как не был никто прежде. Возвращайся, прошу.