Стану минутой твоею каждой

Гарри привык всё контролировать. Его режим в целом возможен только благодаря чёткому распределению сил. Графики съёмок, посещение мероприятий, увы, даже общение с друзьями и женой — всему этому не хватает доли экспромта, потому что порой выполнению задуманного им мешает такой необходимый сон. Но он улыбается и действует согласно плану — ни минуты на проявление слабости. Гарри следит не только за временем, но и за эмоциями. Он не слишком склонен к бурному проявлению чувств. Но в работе для него существует грань, которую он никогда не переходит. Весьма редко совместный труд над проектом выходит за рамки простого сотрудничества. Ему нравится находиться среди талантливых людей, у которых есть чему поучиться, но хорошим другом он становится для немногих. Гарри привык всё контролировать. С появлением в его жизни Мэттью Даддарио он буквально чувствует, как выработанная годами сдержанность трещит по швам, расходится, расползается — не собрать. Чувств в нём так много — не объять, не измерить. Они рвутся наружу, пробиваясь через собранность, что тисками сжимает их, не давая просочиться. На третьей неделе съёмочного процесса Шам понимает, что в отношении Мэттью он не просто не может, он не хочет себя контролировать. Гарри всегда может предсказать, какие последствия повлечёт за собой то или иное действие. После первого поцелуя его способность предугадывать даёт сбой. Он осознаёт, что влюбляется. Быть с Мэттом — то ещё испытание для такого, как он. Для того, кто привык знать заранее, чего ожидать. Мэттью не хуже сериального Алека удаётся его удивлять. Он мог бы возразить его безумным выходкам, но отчего-то не одёргивает себя. Куда больше Гарри пугает, что он себя не узнаёт. Он начинает смеяться всё чаще, улыбаться, флиртовать, специально выводить Мэтта из себя, зная, что тот ему подыграет. Он дразнит, провоцирует, соблазняет, сам того не замечая. Чувства к Мэттью превращают его в другую версию себя. И Гарри это нравится.

***

— Не бойся, — шепчет Мэтт и кладёт ладонь на шею. И Гарри доверяет. Прислушивается к себе, и на душе так спокойно и правильно, что он расслабляется. Чувствует, как рука сжимает горло — слегка, причиняя небольшой дискомфорт. — Что ты… — шёпотом, тихо-тихо. Мэтт целует его в висок и произносит так властно, но при этом невыносимо мягко, что у Гарри мурашки бегут от затылка по позвоночнику. — Ты же мне доверяешь? — и усиливает хватку, одновременно входя в него. Шам давится хрипом, и Мэтт даёт ему отдышаться. Позволяет. Ему почему-то не страшно, ему интересно. Он отвечает, не задумываясь: — Да. — Тогда тебе понравится, обещаю, — толчок, и Даддарио цепко хватает его за горло. Голова начинает кружиться, мысли плывут, возбуждение захлёстывает, обрушиваясь на него с каждым движением члена Мэтта внутри всё сильнее. — Хороший мальчик, такой отзывчивый, чувственный, — издевательски томно тянет Даддарио. — Мой. У Гарри внутри что-то обрывается, летит в пропасть — прямо к ногам Мэттью. Потому что действительно его. Смысла надеяться, что пройдёт, что отпустит, больше нет. Когда Мэтт вбивается глубже, Гарри кажется, что ещё немного — и он кончит. — Мэттью, я… — почти по губам, но Даддарио понимает. — Посмотри на меня, — подчиняется беспрекословно. — Кончишь, когда я разрешу. Гарри ничего не говорит, пусть и ведётся. Пусть и соглашается с чудовищными требованиями такого милого в повседневной жизни Мэтта, который в постели превращается в сущего дьявола. И ему это нравится. Его уносит не нехватка кислорода, не длинные изящные пальцы, смыкающиеся вокруг горла всё крепче — на шее наверняка останутся синяки, а у Магнуса в гардеробе снова появятся шейные платки и шарфы, запоздало думает он. Он кайфует от потрясающей пустоты в голове, от полного отсутствия мыслей. Его ничего не тревожит, ему не нужно ничего продумывать, просчитывать, беспокоиться. Мэттью сделает всё сам. Ему приятно отдаваться, не заморачиваясь ни о чём. Он Мэттью доверяет. — А теперь, — дышать вдруг становится легко, лишь горло неприятно саднит, — кончи для меня, Гарри. Ему не остаётся ничего, кроме как подчиниться. — Ты такой красивый, — шепчет Мэтт неимоверно нежно, и от этого контраста сердце щемит. Гарри больше не пугает, что он влюблён. Потому что с Мэттью — не страшно.