Стану минутой твоею каждой

— Ну что, это конец? Гарри улыбается грустно. Мэтт подкидывает бутылку — их маленькая традиция, небольшое дурачество, которое они позволяли время от времени. Гарри ловит её и слышит ответ: — Съёмки заканчиваются через неделю. Рано прощаться. Его тепло, его невероятная уверенность в том, что всё хорошо, передаётся импульсами. Гарри успокаивается. — Всё будет в порядке. Мы всегда будем друг у друга, — произносит нежно. Гарри подходит к нему и дышит им. Впитывает в себя его запах, и сердце уже не тоскует, не надрывается. Ему тепло. — Мы какие-то неправильные соулмейты, знаешь? — бормочет, а Мэтт смеётся и щекочет дыханием шею. — Если мы не зажимаемся на каждом углу, это ещё не значит ничего. Верно. С самой их первой встречи — тепло, осязаемое, текущее по сосудам. Желание заботиться, видеть улыбку и слышать смех. Таять от мгновений, проведённых вместе и… …ничего больше. Это ничего не изменило в их жизнях. Гарри по-прежнему души не чаял в Шелби, а Мэтт оставался с Эстер. «Он твоя родственная душа, — говорила ему Шелби с улыбкой. — Не причиняй ему боль». «Я так люблю тебя». «Иди. Не то он подумает, что ты бесчувственная скотина». «Спасибо, Шелбс».

***

Остаётся два дня, и у всех вокруг такое чувство, будто тикает огромный таймер, что хуже бомбы, — вот-вот взорвётся. Эмерод фоткается с Николой и Кэт, Дом не отлипает от Альберто, Дэвид фыркает, мол, какие они сентиментальные, втайне размещая фотки с площадки в инсту, а Айзая неизменно заряжает всех позитивом и травит шуточки одну за другой. — Вы посмотрите, они опять за своё, — тянет Дом, когда Тодд даёт отбой. Гарри сидит на диванчике и водит пальцами по волосам Мэтта — знает, что тот просто балдеет от ласки, жмурится и едва не мурлычет. Не отпускает его руки, поглаживая её. — Дом, отцепись от людей, — осаждает его Айзая. — Тебе напомнить, как ведёшь себя сам? — Какие вы зануды, я не могу. — Он закатывает глаза. — Как не хватает Уилла, кто бы знал. Чуть позже к ним присоединяется Люк и рассказывает очередную забавную историю из собственной жизни — как только с ним всё это приключается? Они не думают расходиться. И плевать, что завтра гримёры сойдут с ума, замазывая синяки. Кто знает, когда ещё удастся так собраться? Все улетят к вторым половинкам, а потому момент никак нельзя упускать. — Устал? — спрашивает Гарри и носом утыкается в шею Мэтта. — Немного, — отвечает он и меняет позу, чтобы тот мог устроиться поудобнее. — Было много сцен, муторно было их переснимать — Хастингсу постоянно что-то не нравилось. — Это обычный рабочий процесс. — Не все такие трудоголики, как ты! Гарри фыркает. Слышит щёлканье. Альберто и Кэт. Местные папарацци. — Улыбнитесь, голубки, — поддевает Дом, заглядывая Алу через плечо. Мэттью показывает ему средний палец. Гарри заливисто смеётся. — Не будь букой, — шепчет и целует его в щёку. Мэтт смотрит на него своими невозможными глазами. Гарри думает, что никогда не выучит все оттенки. Будет всё так же падать в них кубарем, пропадать и не видеть, не слышать, не замечать ничего больше. Не получится, когда зацепили, потащили за собой с самого первого мгновения, как только он увидел ореховые радужки, разбавленные сочной листвой. Волшебные. Как в сказке. Мэтт смягчается. Млеет от ласковых прикосновений. В ярких глазах плещется счастье. Гарри не хочет, чтобы это менялось.