* * *
Заседание было решено провести за стенами особняка Овнцев, в гостиной домика на Персиково-Пирожковой улице, где мирно доживал свои дни дедушка Вилликинс. Полы в его комнатках были вымыты и натерты воском так тщательно, что мужчины опасались даже невзначай смотреть вниз, чтобы не вызвать гнева женщин. Чай был заварен идеально, а младший из кузенов-Вилликинсов каждые две минуты вставал и по требованию старика то снимал с его ног плед, то возвращал на место. Все собравшиеся на восьмисенском чаепитии (которое, как всегда, происходило во вторник) были Вилликинсами и все они служили в городском особняке Овнцев или их пригородном поместье. Или ждали своего шанса устроиться туда, а сейчас влачили жалкое существование, подрабатывая на обнищавших графов, жуликов со вкусом и князей в изгнании. - Я знаю, что моё решение покажется вам преждевременным, - Вилликинс, ныне бывший личным лакеем главы семьи Овнец (теперь Ваймс), обвел пристальным взглядом сидящих напротив племянников. Тоже Вилликинсов – привычка часто не позволяла обращаться даже к родным иначе как по фамилии, что роднило Вилликинсов с кланом Игорей. Племянники, а с ними их отцы и матери, едва заметно подались вперед, ловя заветные слова, которые вот-вот должны были прозвучать. – После тщательных размышлений я пришел к выводу, что мои возраст и здоровье более не позволяют мне занимать должность камердинера Его Светлости. Супруг молодой госпожи Сибиллы – деятельный и не питающий большого пиетета к традициям человек. Я провел в его обществе почти два года и сделал всё, чтобы помочь ему освоиться в роли хозяина дома. Но естественно, что я привык работать по старинке, как было заведено в доме до него. Для служения Его Светлости больше подойдет кто-то из его поколения, кого не будут смущать изменения. Используя титул в отношении Сэмюеля Ваймса, Вилликинс сумел избежать даже намека на образные кавычки. Любой хороший лакей знал: допустишь вольность в мыслях и однажды, неизбежно, допустишь неучтивость в словах, а потом вылетишь с работы. Трое племянников заметно напряглись, а кузен, слишком старый для того, чтобы на этом собрании его кандидатура всерьез рассматривалась, смахнул платком пот со лба. - Через месяц я подам в отставку, и один из вас отправится служить Его Светлости. В этом поколении мы упустили пост дворецкого поместья Овнцев, - собравшиеся одновременно вздохнули, от чего часть свечей потухла, и чьей-то невестке пришлось хвататься за спички. - Но Вилликинсы ВСЕГДА служили камердинерами главы семьи. - Камердинером выскочки Ваймса? – подал голос самый коренастый из племянников и едва заметно улыбнулся. – Вряд ли это будет сложно. Тут любой справится, если вы убедите его, что личный лакей ему действительно нужен… - Ты сейчас где служишь, малыш? – прошамкал дедушка-Вилликинс, сперва выпрямляясь в своём кресле, а потом, под действием силы тяжести, сгибаясь вперед, к столу, - Швейцаром в «Золотых гиппопотамах»? Вот и возвращайся к своим мотающимся туда-сюда гостям. Если не ошибаюсь, вы все еще снимаете чердак на перекрестке у Паточной Шахты? С таким отношением переехать в нормальные комнаты вам с матушкой и не светит. Патриарх обвел собравшихся – включая нынешнего хозяйского лакея – тяжелым взглядом. В памяти старца всплыл образ давно почившего лорда, которому служил он сам. Тот Овнец слыл великим гуманистом и свято верил, что в нерушимости сословной лестницы и осознании своего долга людьми на всех её ступенях лежит благо Анк-Морпорка. - Я НЕ поддержу кандидатуру этого идиота, - веско объявил старик. – Это всем понятно? А сейчас те, кому хватило ума и воспитания не перебивать, дослушают, что требуется от кандидата. - Крепкие нервы, крепкий желудок, привычка к людям из народа, - быстро перечислил глава собрания. – В сущности, все вы знаете, о ком идет речь, по какому графику он работает и как часто на него покушаются. - Я думаю, имеет смысл выбирать кого-то физически крепкого, - подала голос двоюродная кузина, вышедшая замуж за конюха и потому бывшая одним из немногих условных не-Вилликинсов в комнате. – Госпоже Сибилле и господину могут прийтись кстати крепкое плечо и умелые руки. Тем более, что хозяйке потребуется наша поддержка в том, чтобы помочь настолько деятельному человеку не забывать о встречах, куда она его пригласила. - Все Вилликинсы, в данный момент служащие в городском особняке, закивали, выражая своё согласие. - Нужен кто-то, способный донести до хозяина то, что хозяйка настаивает! - А еще, раз уж у нового господина такая опасная работа и множество врагов, не утруждающих себя соблюдением правил хорошего тона, то нашему кандидату может прийтись кстати армейский или ему подобный опыт, - веско добавил брат нынешнего камердинера. Взгляды всех собравшихся внезапно скрестились на человеке в углу стола. Тот с совершенно невозмутимым, как и положено Вилликинсу, лицом скрестил перед собой жилистые, покрытые татуировками руки. «Стать личным лакеем Сэма Ваймса? – подумал он. – Это было бы… неожиданно». Перед его внутренним взором замелькала, отматываясь назад, кинолента памяти. Вот он принимает королевский шиллинг – нет, не то. Вот, раньше, он учится управлять каретой, - снова не то. Вот еще раньше – дядюшка Вилликинс берет его на лето в деревенское имение Овнцев, и он проводит дни, пугая кроликов и обрывая ягоды с кустов… - снова не то, но слишком рано или поздно? А, вот же они, воспоминания о днях острых монет, зашитых в козырьки… Славная у них была банда, интересно, унаследовало ли какое-то сборище мальчишек их гордое имя, и кто теперь «держит» ту улицу? Неважно. Вот воспоминание о драке с Голодными мясниками со Шпажной. А вот договор с парнями с Заводильной улицы. Вожак… лицо напрочь стерлось из памяти, осталась только неоправданно громкая кличка. За его плечом низенький, будто еще в детстве начавший лысеть мальчишка. А в просвете между головами… Да, вот так, одним из лиц в толпе Вилликинс впервые увидел Сэма Ваймса. Если подумать, он уже тогда был человеком, которого невозможно забыть. Но забыть Ваймса всегда старались – он говорил неудобные вещи.* * *
- Да бейте его, чего ждете?! – кричали заскучавшие и потому жаждущие крови заводилы с обеих сторон. – Или нам самим за него взяться? - Нет, он целовал нашу сестру, и мы сами справимся! – огрызнулся Тощий Билли. А его брат Безумный Карл сплюнул под ноги и замахнулся на Кривого Пита, до недавних пор своего лучшего друга. – Еще и отпираться вздумал, скотина! - Все говорят, что видели их на мосту! - На большом мосту? – спросил Сэм, прилепившийся к стене, и задумчиво нахмурился. Потом он похлопал увлеченного зрелищем соседа по плечу и уточнил у того: – А кто из наших оказался аж на мосту, чтобы об этом растрепать? - Не знаю, - отмахнулся юный Потрошитель Вилли. - Ты у него что, подробности хочешь выспросить? Вилликинс, стоявший у той же стены – но в куда более пренебрежительной позе, – с неодобрением покосился на Ваймса. Что интересного могло быть в том, как кто-то целовался с девчонкой? Настоящие крутые парни такими глупостями не интересовались! - Да просто интересно, кому влетело от госпожи Шпротт, которая побирается у бегемотов, - протянул Ваймс и почесал подбородок. - Кривой Пит что, вообще отупел ходить туда? Пит же живет рядом со старухой и знает, что она НЕНАВИДИТ, когда парни шляются мимо её подстилки. Она вечно потом стучит родителям. Вилликинс, тоже до недавних пор считавший себя другом Кривого Пита, от этих слов почувствовал легкое беспокойство. А ведь действительно, на их берегу Анка, на мосту сидела полубезумная нищенка, которая всегда закладывала родным мальчишек, решивших разведать что да как в той части города. Пит ни за что бы не подумал, что мост – лучшее место, чтобы затаиться… - Вот я и спрашиваю: кто именно его там видел? Кто вообще сказал Тощему и Кривому, что он целовал их Мэгги? – продолжил допытываться у товарищей по банде Ваймс. Юный Вилликинс буквально видел, как у тех по лицам пробегали тени сомнения. - Да вроде Толстая Дженни их просветила, - наконец нашелся кто-то. - Та, что из рыбной лавки? – Ваймс снова почесал подбородок. – Это которую Пит называет Прыщавой Капустой? А чего Дженни у реки делала? Её же мамка вообще с улицы не отпускает? - Но Косящий Том тоже говорил! – выкрикнул один из приятелей Вилликинса, недовольный тем, что справедливое возмездие всё откладывается. Через полчаса ему нужно было быть дома с дочиста отмытыми руками и ушами. - А он-то когда был у моста? – еще больше удивился Ваймс. – У него же нога сломана? Почему я не видел, как он прыгал с костылем, изображал лягушку? То-то зрелище было, наверное… Тут Безумный Карл врезал самому Ваймсу и обозвал того идиотом, а Тощий Билли, более здравомыслящий из братьев, добавил от себя и отправился вытрясать из дому Косящего Тома. Юный Вилликинс подумал, что всё зло от девчонок и их сплетен, и сплюнул себе под ноги. А потом подумал, что «ничего не понимающий» Ваймси на самом деле не так прост. Когда банды разошлись, и братья, молчаливо и по-мужски извинившись, увели Кривого Пита, он подсел к Ваймсу, задумчиво вытиравшему кровящий нос рукавом. - Чего надо? – с подозрением покосился парень с Заводильной. Ноги его напряглись, слово он готов был в любой момент броситься бежать. Или пинаться. Это были очень сильные ноги. - Это же ты в то восьмисенье встрял, когда Угрюмый Морт рассказывал, как омниане на тайной Черной Мессе режут собак? – вопросом на вопрос ответил Вилликинс. Сэм снова нахмурился. - Ну я, а что? - Да так, - Вилликинс почесал затылок. – У меня батя, кажется, в эту ерунду ударился. Вот думаю – напрашиваться с ним, чтобы посмотреть, или ну его нафиг? Говорят же, что чтобы на эту самую Черную Мессу попасть, надо на проповеди месяца два каждое восьмисенье ходить! А то и три. - Нафиг, - хмыкнул Ваймс и запрокинул голову. Всё-таки удар у Безумного Карла был хороший. - Как по мне – то вся эта морока с богами – полная херня. А слухи про танцовщиц и то, что проповедник огнем дышит, – точно брехня. - Ты и в тот раз так сказал, - кивнул Виликинс. У него в кармане был чистый платок – пожалуй, чище и целее, чем вся одежда Ваймса, спасибо маме, но предложить его было бы не по-мужски, - Но ведь все говорят… В смысле ВСЕ знают, что происходит в ночи восьмисенья у них в храме. - Ну так чего ты тогда ко мне пристал? – покосился на него Сэм. – Раз всё знаешь – то иди и просиживай там штаны. Вилликис двинул его локтем в бок и объяснил: - Хочу знать, почему ты говоришь, что слухи – фигня. Жизнь у меня всего одна и слишком короткая, чтобы тратить её на проповеди без гарантий. - Да там фигня вообще, - Ваймс отнял руку от лица и посмотрел ему в глаза. – Знаешь же соседний омнианский храм – такой большой прямоугольный дом с серым забором? Ну так мне тоже было интересно на эту их Черную Мессу посмотреть – никогда не видел, чтобы реально огнем дышали. Всю ночь, как дурак, лазил по ограде и по деревьям – с улицы их молельный зал вообще не видно. Я на всякий случай потом еще днем проверил. Вот мне и интересно – откуда все знают, если у побывавшего должен сгореть язык, как только он попытается разболтать про Мессу, а подсмотреть нельзя? Вилликинс задумчиво засунул руки в карманы – дома ему за такое дали бы по шее, поэтому на улице парень их вынимал только когда дрался – и поднялся на ноги. - Лучше батю своего спроси, правда это или нет, - вдогонку крикнул странный парень с Заводильной улицы. - Да ну его, - Вилликинс, не оборачиваясь, дернул плечом. – Думаю, он туда ради клатчских танцовщиц ходит, так что точно не признается.* * *
Отец умер через два месяца от какой-то болезни почек, так что его интерес к Ому объяснился очень просто. Потом, спустя десяток лет, возвращавшийся со службы рядовой Вилликинс и его однополчане устроили в трактире небольшую потасовку с тыловыми крысами. И он, ветеран кровавых сражений, был остановлен невыспавшимся похмельным стражником, который, вырубив его, сам тоже рухнул на опилки пола. И захрапел. Этот случай Вилликинс тоже всеми силами пытался забыть – хоть и по другой причине. Он не мог с уверенностью поклясться, что узнал лицо констебля, а так ловко пинаться мог, в принципе, кто угодно. Вилликинс вынырнул из воспоминаний, напоследок подивившись тому, как причудливо может складываться судьба. - Я предлагаю свою кандидатуру на должность камердинера главы семьи, - как можно четче произнес он. – Думаю, что смогу ужиться с таким человеком, как Сэмюель Ваймс. На всякий случай после этих слов он попытался одернуть рукава, хотя узоры на его руках на голосование не могли повлиять никоим образом. Скорее всего. - Не ерзай, юноша, - одернул его нынешний камердинер. И добавил громче, обращаясь к прочим Вилликинсам в комнате. - Я поддерживаю его! В ответ раздались еще три или четыре возгласа поддержки. Самый древний Вилликинс благосклонно прикрыл тяжелые веки и потребовал, чтобы ему подоткнули плед. Каждому уважаемому лорду Овнцу нужен был Вилликинс, с которым тот смог бы ужиться – ради блага обеих семей. Когда-то, больше полувека назад его собственную кандидатуру считали скандальной, ведь он был завсегдатаем библиотеки при Незримом Университете и умел ловко отвечать на провокационные вопросы якобы прогрессивных гостей хозяина. Потом один безумный патриций стал сменять другого, и пришло время Вилликинса, способного олицетворять собой всю респектабельность и надежность семьи Овнец. А теперь пришла очередь воинственного правнука. Но во все времена были две вещи, которые оставались неизменными, – это профессионализм Вилликинсов и их глубокая личная преданность своим хозяевам.