Счастье

      — Я на него ставлю! — указывая пальцем на бегающего по дорожке ящера, воскликнул Дракс, которого так и шатало из стороны в сторону от выпитого алкоголя, что пока не бил в виски. От Разрушителя, откровенно говоря, несло запахом бухла.       Питер поморщился, а на его, некогда молодом, блещущем азартом и неугомонностью, лице, выступили едва заметные морщины. Его золотисто-рыжие кудри становились болотного цвета от освещения в этом мерзком помещении. Поставив бутылку на краешек «арены» Звездный Лорд поднялся, нечаянно задев плечом Ракету, что спал, тихо похрапывая.       — Смотри, куда идешь, придурок… — не поднимая полузаспанного, затуманенного пеленой выпивки, взгляда, прошипел енот.       — Смотри, что пьешь, панда помойная… — уходя сквозь толпу, ответил Квилл.       Это место душило его то ли своим амбре, то ли переизбытком всего самого мерзкого в человеке.       А ведь когда-то он любил такие вот бары полу-бордели… Но «под старость лет», когда он столько пережил, а может, даже инфаркт, то все это лишь действовало ему на нервы.       Девушки, своими похотливыми ручонками тянущиеся к нему; выпивка, от которой наутро была острая мигрень; друзья, которым нравилось так жить — в прошлом. Все это в прошлом.       Питер вышел из здания, неоновая вывеска которого мигала, и оперся головой о холодный столб, увешанный объявлениями. Несколько раз стукнувшись об него, мужчина тихо, хрипловато произнес:       — Бесит…       Поднял глаза к небу, прикусил нижнюю губу, вспомнил прошлое...       Когда-то они с Йонду поспорили: кто больше нажрется. И, знаете, а ведь Глава Опустошителей выиграл… Хотя на него похмелье оказало меньшее воздействие, чем на двадцатилетнего щупловатого Пита, который готов был разбить себе о башку ту же бутылку, ведь ему пришлось потом переспать с самой ужасной шлюхой Забвения. И, о, ужас, как он был зол на следующее утро, когда увидел самого «папочку» с сигаретой в зубах да милой девчонкой под рукой.       Тогда он дал обещание никогда с ним не спорить. Тогда Йонду дал ему затрещину и сказал: «Ага, щас!» И залился смехом на пару со своей «дамой». А еще тогда Питер мысленно проклинал его за то, что вообще с ним знаком.       Ненависть ему душу жгла. Однако, к самому себе. Ведь также в тот день он впервые попробовал дурь и, будучи под кайфом, подрался с синекожим папкой. Тот сначала увел его в нокаут, а когда Питер проснулся в своей каюте, первым делом увидел Опустошителя, мирно спящего в кресле.       — Я тебя ненавижу… — сказал Лорд, дотронувшись до шишки на затылке. Но его слова прозвучали скорее усмешкой, чем утверждением, на что Удонта ответил кривоватой ухмылкой и словами:       — Будь счастлив, что я — это я, сынок. Будь Краглин мной, так ты бы еще на полу валялся, дохнул после удара,— наверное, это крайне неуважительно со стороны капитана — приводить в плохой, позорный пример одного из членов команды. Да плевал Йонду на уважение! И все тоже. Но не Питер.       Единственный, кого он не уважал — это он сам.       В тот момент Квилл не понимал, насколько благодарен был своему «папке». А зря, ведь потом было некогда, позже — уже невозможно.       Только задумался: что такое «счастье». И так и не смог понять…       А сейчас, вспоминая те дни, когда они бились или со всем миром, или друг с другом, ненароком в его памяти всплыла мать.       Ее улыбка. Нежная, словно солнце, чьи лучи греют кожу летом. То самое солнце может обжечь и дотла сжечь.       Питер понял это лишь после ее смерти и последней улыбки, когда это солнце угасло, а точнее, стало сверхновым и ушло на высшую ступень жизни, в последних мгновениях своей светлости разрывая сына изнутри.       Однажды, когда они шли по магазину, Мередит снова была чем-то встревожена и они прятались за каждым вторым прилавком, складывая в корзину мало, но пряча за пазуху вдвое больше. Питер тогда начинал догадываться о болезни матери.       Она говорила: «Воры (либо плохие парни) за углом! Прячемся!» И Звездный Лорд слушался, вот только не понимал — от кого они скрываются, так как никого не видел.       Когда они приходили домой, мама говорила:       — Мы дома, милый. Теперь можно быть счастливыми, они позади… — и добавляла потухшим голосом, в котором слышались отчаяние и тоска: — Тебе было страшно?       — Нет, — сухо произносил Пит, смотря в серо-голубые глаза Мередит, которые тускнели с каждым днем все больше, намереваясь когда-нибудь потухнуть.       — Конечно, ведь ты — Звездный Лорд. Тебе ничто не страшно! — заявляла она и щелкала сына по носу. А он подавленно улыбался и помогал ей раскладывать продукты.       Тогда он тоже не осознавал своего счастья, ведь не понимал, что даже если мама ведет себя странно, это лучше, чем молча годами проводит время в гробу, а он со слезами приходит к ней, ложа букет неярких цветов на сухую, бесплодную землю.       Он никогда не осознавал счастья не зная, что кроется за его пределами.       А сейчас, когда он потерял, казалось бы, только двух, но горячо любимых людей, а обрел семью, уважение, деньги, — он счастлив. Ведь он шутит, улыбается, ведет корабль… Живет.       Только живет жизнью, которая ему ни к чему без тех, кто даровал ему истинное счастье и любовь. Без тех, что ушли, а он понял их значение в своей жизни только после смерти.       У него нет счастья, как бы там ни казалось. Только горечь на душе и прошлое, ноющее в сердце. Никакого счастья…