До бунта
Атомайзер рычал, царапая шлем Гетэвэя пальцами. Один и тот же звук, прокатывающийся по горлу, прорывался сквозь стиснутые денты. Гетэвэй ускорялся, покачиваясь навстречу коннектору; его губы смыкались на нем приносящим блаженство плотным кольцом. Давление на шланг, убранный в трубку выгнутых подвижных пластинок, вспенивало топливо внутри. В оральной стимуляции датчиков слива – в безграничном удовольствии от этого – было что-то постыдное, но Атомайзер сдерживался сейчас не от того, чтобы залить партнера переработанным топливом. Он отчаянно цеплялся сознанием за единственную мысль: не произнести неправильное имя. Чужое имя. В темноте отсека так легко было представить себе Родимуса, стоящего на коленях. Его руки, гладящие бедра изнутри движениями уверенными и властными, но одновременно непринужденными... Узкая глосса пробиралась глубже, острым кончиком давила на оплетку, и датчики отвечали феерией сигналов. В традиционном коннекте именно они отвечали за удовольствие, но Атомайзеру нравилось, когда его не сжимают с силой створки залитого маслом порта, а массируют то по всей длине, то сосредоточившись на отдельных пластинках, и возбужденно обдувают теплым воздухом, и потом… Родимус принял его так глубоко, что кончик коннектора достал до верхнего шлюза, и, во имя Праймуса, этот толчок стал решающим. Атомайзер выгнулся навстречу, почти сползая с платформы. Мембраны под давлением топлива разошлись, и горячий поток, смешанный с маслом и охладителем, хлынул, заливая его рот. Шорох отсасывающей системы, втягивающей каждую каплю из ротовой полости в шлюз, и поток воздуха, обдавший разогретые пластины, сопровождали частые содрогания корпуса Атомайзера. Родимус тщательно вылизывал отверстие, урча мотором. Атомайзер нашарил вслепую его вибрирующее антикрыло, сжимая... Это не антикрыло. Это крыло джета, и оно вовсе не рыжее, если включить свет. И это не Родимус мастерски довел его до слива. Хорошо, что он смолчал! Слава Праймусу, он удержал в себе звонкое и рокочущее имя, которое часто произносил в запале, оставаясь наедине. Он застонал, ударяясь шлемом о платформу. Гетэвэй закончил облизывать его коннектор и аккуратно нажал ладонью на кончик. Оборудование сложилось, шланг втянулся внутрь, и, опустошенный и измученный молчанием, Атомайзер потянулся вперед, обнимая партнера. Тот был липким и пах горячим вспененным топливом, а еще улыбался – Атомайзер чувствовал это, касаясь его фейсплейта. – Это было круто, – прошептал он. – Ну еще бы, – голубая оптика сверкнула рядом. Совсем иной формы, чем у Родимуса. Остатки иллюзии рассеялись. – Чем ты таким заправляешься? Капитанским топливом? – Прекрати, – засмеялся Атомайзер нервно. – Серьезно. Ты сладкий, – прозвучало настолько похабно, насколько вообще возможно. Коннект, который предпочитал Атомайзер, и правда выходил за рамки обычных практик. Он был удивлен, когда Гетэвэй, всегда казавшийся мехом, ведущим во всех отношениях, охотно поддержал его пристрастия. Праймус, он даже глотал, на что соглашались единицы – переработанное топливо могло повредить тонко настроенным горловым фильтрам, поскольку внутри чужих систем его состав искажался. Нижние шлюзы спокойно переносят топливообмен, и мало кто разделял вкусы Атомайзера… кажется, Гетэвэй делал это с удовольствием, однако избавиться от чувства стыда у Атомайзера все равно не получалось. Гетэвэй отстранился. Атомайзер подал команду, и освещение в каюте замерцало желтым. Партнер потянулся за ветошью, предусмотрительно приготовленной заранее, и принялся протирать лицевую пластину – Атомайзер завороженно следил за его движениями. Возбуждение еще тлело в эмоциональном контуре, но они оба уже устали и сегодня не продолжат, это ясно. – Почему ты всегда вырубаешь свет? – спросил Гетэвэй, закрывая фейсплейт маской. – Еще немного, и я решу, что неприятен тебе. – Нет! – выпалил Атомайзер. – Нет. Дело в... во мне. И ты восхитительный любовник! – А не единственный, готовый отсосать? – ехидно хмыкнул тот. – Ржа! – Атомайзер сполз на пол, вставая рядом с Гетэвэем на колени. – Не смей так думать. Я... я не готов, – он обхватил Гетэвэя за плечи. – Прости, только не думай так, пожалуйста. Я... просто... я... Гетэвэй рассмеялся. Его невыносимо насмешливое выражение оптик почти ранило. И в то же время Атомайзеру всегда нравилось, когда он смотрит… как он смотрит. Это отрезвляло, тонизировало, заводило. Он аккуратно провел пальцем по левой оптограни, стирая оставшуюся там каплю. Сложно было описать, как он благодарен Гетэвэю, и не только за отношения на платформе. За то, что помог прозреть, за то, что встал рядом, когда Атомайзер сомневался... взял в свои руки инициативу – и позвал с собой. Атомайзер с радостью пошел за ним. Но всякий раз, когда они оставались наедине, перед оптикой невольно появлялся ничем не вытравливаемый образ Родимуса. Самозваного Прайма, которым Атомайзер так долго грезил. Скрывать это было тяжело, но Атомайзер очень старался – ради Гетэвэя и их союза, способного вывести «Лост Лайт» на верный путь. – Я терпеливый, – произнес Гетэвэй размеренно, наклоняясь вперед. Они столкнулись масками с совсем иным «бомп», чем тот, которым Гетэвэй смущал многих других мехов на борту. – Я своего дождусь, ты знаешь. – Да, – сдавленно промолвил Атомайзер, поглаживая его наплечник. – Да.После бунта
Атомайзер вошел в кабинет Родимуса и огляделся, испытывая смутное волнение. Нет, это больше не кабинет Родимуса, тот провалился как капитан, и теперь место займет достойный. Проще говоря, это кабинет Гетэвэя. Раньше, когда он ступал сюда, сложнее всего было встречаться взглядом с хозяином. Не пялиться на него открыто. Жадно скользить взглядом по вздернутым плечевым стойкам, антикрылу и бедрам, ладно подогнанным сегментам спинной брони, но – только когда он отворачивался, а рядом не было свидетелей. Родимус частенько садился на стол и болтал ногами или, если Атомайзер приходил с докладом, наваливался на столешницу, опираясь на локти и нависая над планшетом... и так откровенно при этом оттопыривал бампер, словно не осознавал, какие импульсы это рождает в чужих системах. Не раз Атомайзер представлял, как делает шаг, сокращая расстояние, касается солнечной брони... ...в этих фантазиях капитан никогда не был против сконнектить его, а после, опустившись на колени... Даже сейчас, когда Родимуса стерли в пыль ДЖД вместе с Мегатроном, фантазии не отпускали Атомайзера. Он обошел стол, погладил пальцами царапины на нем, формирующиеся в причудливую карту. Родимус касался Матрицы, и даже больше; может, он и не был избран, но когда-то Атомайзер верил в него... издалека, но пристально наблюдая. Однако вера – и даже благоговение – не вечны. Родимус разочаровывал его все больше, а эйфория от близости – на одном корабле, рядом, всегда рядом – проходила. Не потому, что Родимус был плохим капитаном. Он был посредственным во всем. Желание слить ему в рот, правда, оттого нисколько не слабело. Бывший кумир низвергнут, опозорен и стерт в пыль, но... Атомайзера раздирали противоречивые чувства. Здесь осталось много вещей Родимуса. Включая грязный заправочный куб, небрежно брошенный под стол, с остатками выпарившегося до осадка топлива на дне, и какие-то явно личные детали, должно быть, выкрученные и замененные, но не утилизированные. Куча планшетов... и на каждый наклеена улыбающаяся физиономия капитана. Бывшего капитана. Когда-то Атомайзеру нравилась его непосредственная самовлюбленность. Если он так откровенно высоко оценивает себя, должно быть, у него есть на то право, думал он. Но Родимус оказался наивным и недалеким. За его яркой расцветкой ничего не было. Атомайзер, держа в руках выпуск «Вестника "Лост Лайта"», посвященный затеянному Родимусом фестивалю земных игр, рассеянно поковырял пальцем собственную броню. Он специально подправил цветовой паттерн, когда... когда его взяли на борт. Чтобы быть еще чуточку похожей... Однажды Родимус пошутил об этом, и Атомайзер в ту ночь едва не порвал шланг в коннекторе, представляя, как признается капитану в том, что primus apotheosis настигла его в столь необычной форме… и что он готов позволить своему кумиру все что угодно, лишь бы тот принял его любовь. Родимус наверняка посмеялся бы над ним. Даже тогда Атомайзер понимал это, а уж сейчас... – Бери себе, – раздался голос за спиной. Атомайзер вздрогнул и обернулся. – Да я читал, – он раздраженно оттолкнул выпуск. – Бездарная писанина. Бездарная трата времени. Эти заметки, сочиненные не то Свервом, не то кем-то еще с таким же безвкусным стилем и поганым чувством юмора, тешили самолюбие капитана. В этом была их единственная ценность. Гетэвэй затворил дверь. – Я имел в виду кабинет, – сказал он. – Мне понадобится помощник. А я займу офис Магнуса, там куда больше полезного, в любом случае, – небрежно добавил он. Атомайзер молча смотрел на него несколько кликов. Это насмешка? Нет? Гетэвэй постоянно выглядел так, словно улыбался под маской, и хотя сейчас у него не получилось бы… Он не стал бы издеваться, верно? – Ладно, – ответил он наконец – преувеличенно осторожно. Гетэвэй подошел и встал так близко, что его электромагнитное поле переплелось с полем Атомайзера. В такие моменты чувствовалось, насколько он уверен в себе. Почти так же, как Родимус, вот только у Гетэвэя было на то право. Он… он действительно мог добиться всего сам. Заслуживал победы. – Победитель забирает, что хочет, верно? – спросил Гетэвэй негромко, как всегда – в унисон мыслям Атомайзера. – Теперь ты владеешь всем, чем владел он. Он все понимал… Пока они вместе старательно прорабатывали каждую деталь плана, опрашивали экипаж, пытались дискредитировать Мегатрона, Гетэвэй знал, что так мучает Атомайзера. Тот долго не признавался самому себе в том, что это и правда primus apotheosis, а его бессознательные логи избрали самого недостойного выскочку, чтобы стремиться к нему. Гетэвэй раскусил его почти сразу, однако никогда не превращал это в повод для насмешек. – Я не хочу походить на него, – прошептал Атомайзер, убеждая больше себя, чем Гетэвэя. Голос дрогнул. – Больше нет. – Ты можешь поглотить его, – успокаивающе сказал Гетэвэй, положив ладони на его бедра и прижимая к столу. Так, как Атомайзер всегда хотел поступить с Родимусом. – Ты уже сделал это. И ты лучше, – горячо прошептал он, лаская пальцами швы и поднимаясь выше, к желто-рыжим узорам на честплейте. – Время понять это, Атомайзер. Под маской Атомайзер болезненно-нетерпеливо скривил губы. – П-пожалуйста... – он развел ноги шире, сдаваясь. – Как тебе угодно, – подчеркнул Гетэвэй, резко опуская ладонь к паховой пластине и снимая заглушку. Атомайзер едва успел дотянуться до кнопки на панели, встроенной в столешницу, чтобы погасить свет. Ярко-розовые стены вмиг стали темными. Гетэвэй рыкнул мотором, подхватывая его под бедра и усаживая на стол. Украшенные «звездами Родимуса» планшеты полетели на пол. Прокусив губу до энергона, Атомайзер истово ерзал, пока Гетэвэй дразнящее выдувал горячий воздух на открытую интерфейс-панель. Одной рукой он давил на честплейт, не давая подняться, другой массировал створки порта, вызывая непроизвольные сокращения серво. Ступни бились о края стола. Коннектор сформировался в считанные мгновения. Фантазии смешались, и вот уже Атомайзер перестал понимать, кого он представляет. Ощущения были невероятными – настолько, что он не продержался долго. С задавленным криком – даже не стоном – он выплеснулся на еще только облизывавшего его партнера. Тот не остановился, хотя Атомайзер дрожал и умоляюще подвывал, на износ выкручивая кулеры. Мучительно хорошо, мучительно... Он кончил еще дважды. Теперь опустошенные баки сигнализировали о критическом уровне топлива. Атомайзер вырубился, абсолютно поглощенный нахлынувшей палитрой ощущений и эмоций... …а когда очнулся, свет уже горел. Он нервно дернул руками, пытаясь прикрыть паховую, но наткнулся на собственный коннектор. Истощение было таким сильным, что тот даже не сложился. После такой перезагрузки его часто приходилось убирать руками, но обычно это происходило еще в темноте. Охнув, Атомайзер сполз на пол, подтягивая колени к честплейту, группируясь так, что легко влез бы под стол. Гетэвэй сидел рядом на полу – в его сторону Атомайзер не смотрел. Не потому, что сейчас, без маски, было видно, какой уродливой стала его лицевая. Потому, что его действительно охватил стыд. Он прятал в темноте не только свои фантазии. На пластинах коннектора весьма аккуратно и четко была выгравирована улыбающаяся физиономия Родимуса в окружении языков пламени – проклятый вечно попадающийся на оптику символ одобрения, придуманный этим бестолковым хвастуном, чтобы потешить свое эго. – Ты этого стеснялся? – спросил Гетэвэй. – Это было на Гедонии, – прошептал он сдавленно. – Я был очень пьян. Гетэвэй тронул его за плечо, но Атомайзер отшатнулся. – Я презираю его, – простонал он зло. – И себя, каким я был! Гравировку так просто не уберешь! К кому я тут пойду? Это же смешно! Весь корабль узнает! – Хочешь ее убрать? – последовал вкрадчивый вопрос. – Да, – хрипнул кулерами Атомайзер, не поворачиваясь, хотя его настойчиво тянули за плечо. – Не смотри!.. – Эй! Эй, хватит. Взгляни на меня, – попросил Гетэвэй, пододвигаясь ближе. – Ну?.. Атомазер неуверенно обернулся. Он был выжат настолько, что даже простой жест требовал усилий. Теперь он утомленно прижался к столу и слабо сверкал оптикой. Через фейсплейт Гетэвэя тянулись ужасные шрамы. Родимус приказал не только отделить руки и ноги, но и удалить ему челюсть после того, как заговор раскрылся. Освобожденный, Гетэвэй столкнулся с проблемой: учитывая, что лояльных медиков на корабле не осталось, а Персептору он не до конца доверял, после избавления от балласта латать лицевую пришлось кое-как. Под маской вновь собранное ротовое отверстие стало ровным, круглым, словно окантовка заправочного шлюза. Швы спайки окружали его темной паутиной. Голос из-за этого звучал совсем иначе, а мимика и вовсе сохранилась лишь у верхней половины фейсплейта. – Он изуродовал меня, – продолжил Гетэвэй. – И тебя. У него неплохо выходило выдавать себя за кого-то достойного. Он обманул Ультра Магнуса, Скидса, других хороших ботов. А сам не заботился ни о ком, кроме себя. Прогнулся под Мегатрона... – его голос окутывал сладким паром. Атомайзер покачал головой. Гетэвэй не остановился: – Я разделяю твой гнев и презрение – но не в твой адрес. Мы исправим наши увечья при первой возможности, Атомайзер. Теперь мы управляем курсом этого корабля. Все можно исправить. Они исправили огромную ошибку Оптимуса Прайма – так что с последствиями некомпетентности жалкого самозванца разберутся тем более. – Да, – слабо кивнул он. – Вот и славно, – сказал Гетэвэй. – Я не хочу, чтобы мой старпом стыдился самого себя. Мы отлично поработали, в конце концов! Он сидел рядом, в луже слитого Атомайзером топлива, и его фон все еще транслировал возбуждение. Спохватившись, Атомайзер подался было ему навстречу, но замер и опустил голову. – Прости, я... я сейчас не смогу, – сбивчиво пробормотал он. У него не было сил, да и настроения, подставлять Гетэвэю порт. Тот мог бы его подзаправить, да, но… Атомайзер не хотел сейчас ничего, только сидеть здесь и прокручивать в голове мысль, что все закончилось. Они всегда делали наоборот. Сначала перезагружался Гетэвэй, потом – Атомайзер, который всегда после коннекта становился той еще ленивой развалиной. Но сегодня традиционный порядок сменился, а вдобавок еще и он раскис. Теперь Гетэвэй останется без перезагрузки. – Все в порядке, – тот похлопал его по плечу. – Я не хочу. Ложь – но они оба понимали это, и оттого она была… приятной. Заботливой. – Ты лучший капитан, чем этот корабль заслуживает, – Атомайзер потянулся и стер топливо с его лицевой, залившееся в шрамы. Теперь приходилось ухаживать за ними, чтобы фейсплейт не заржавел; и было нечто завораживающее в том, что Гетэвэй не отказывался от коннекта даже в таком состоянии. – Чем я заслуживаю... Гетэвэй теперь не мог улыбаться, но взгляд его смеялся. – Это новая эра, Атомайзер. Мы вступаем в нее обновленными. Я принесу тебе чем заправиться, – он поднялся. – Послаще? – Послаще, – кивнул Атомайзер.